– Что ж… рад, что хоть кто-то меня понимает в этом дурдоме, – он взял предложенный стаканчик и наткнулся взглядом на надпись: – Подлизываешься, Новак?
– Просто хотел загладить вину за вчерашнее. Вы пейте, пейте. И круассан берите.
Беккер поднёс стаканчик ко рту и сделал щедрый глоток. Причмокнув губами, отпил ещё раз и взял круассан.
– Латте, что ли? Одна пена. Новак, ты даже кофе покупаешь поганый.
– Раф, директор. Это сейчас модно, он с ванильным сиропом…
– Ладно. Вали уже и не думай, что я не жду до обеда анализ тех окурков с места преступления, – глотнув кофе, Беккер куснул круассан и, ещё не дожевав до конца, громко объявил на всю контору: – Завтра всем быть у ратуши! Охранное подразделение просило помочь, рассредоточиться в толпе. В прошлом году на Дне благодарения им, видите ли, не хватило рук для всех надравшихся пива свиней, – недовольно буркнул он, явно нисколько не сомневаясь, что его услышали.
Беккер сурово зыркнул на Михеля и вразвалку пошёл к своему кабинету, по крайней мере, забыв, что отчитывал стажёра. Девушка с облегчением выдохнула, обмахиваясь папкой: наверняка в слабой попытке избавиться от источаемого директором запаха. Михель дождался, пока тот отойдёт подальше, а затем оглянулся на Рика и торжествующе поднял палец вверх. «Шалость удалась», – легко считалась с его губ присказка от настоящего фаната поттерианы.
А Рик почувствовал себя хоть капельку отмщённым. Может, сперма поляка прочистит Беккеру его тухлые мозги.
***
В салоне негромко играла музыка с заезженной кассеты, успокаивающе пахло бергамотом и немного бензином. Магнитола раритетной «Фольксваген Лоуренс» не подразумевала использования дисков или флешек, а то, что сейчас прокручивали радиостанции, по мнению Рика, слушать можно только под пытками. То ли дело проверенные «Скорпионс» с обычной плёнки. Но, на самом деле, в слова он не вслушивался, аккуратно выруливая с парковки на улицы Альстердорф. За рулём всегда хорошо думалось, гораздо лучше, чем в тесном кабинете. Будто принимающее форму его задницы продавленное кожаное сиденье обнимало и вытягивало усталость, а поцарапанный железный руль настоящего ретро-стиля крутился сам по себе, привычно сворачивая домой, сегодня с маршрутом через Санкт-Паули. Машина сохранила дух Шаттена-старшего и потому, даже ломаясь по сто раз за месяц, представляла для Рика куда большую ценность, чем любое навороченное новое авто.
Рабочие часы окончены, но работа не сделана: он ни на шаг не приблизился к тому, чтобы выяснить, куда же пропадают люди. И потому Рика не отпускало в мирный и тихий квартал Бергердорф, в маленький уютный домишко у железной дороги, где за дверью скулил скучающий по хозяину пёс Макс. Верная овчарка уже пять лет как была единственной живой душой, ждущей его под порогом, но Рика это нисколько не угнетало: напротив, так гораздо лучше, ведь животное, в отличие от человека, никогда не возьмёт в руки оружие, не станет донимать расспросами и просто ляжет рядом, чтобы ты почесал ему мохнатые бока. Машина медленно катилась дальше, уже совсем по другим улицам, закиданным окурками и плевками, заполненным слабой коптящей дымкой от промзоны Биллбрука. Это была изнанка такой передовой страны, как Германия. Её не самое приглядное дно.
Чёрный «Фольксваген» намеренно ехал неспешно, слабо подсвечивая фарами дорогу: половина уличных фонарей была разбита. Обклеенные кучей объявлений о продаже барахла столбы. Кривые заборы у тех многоэтажек, которые пытались отгородить внутренние дворики от того, чтобы в их мусорных баках ночевали бомжи и закидывались за углом наркоманы. Обсыпающиеся плесневелыми фасадами здания хостелов и хаймов11, слишком старые, чтобы в них можно было жить без опаски, что на голову упадёт потолочная балка. И вонь, просачивающаяся в салон, адская смесь из мочи, пивных паров и дыма.
Парадокс, но именно в этой большой навозной куче готовили лучшую во всём Гамбурге шаурму.
«Фольксваген» притормозил у неприметной серой вывески маленького кафе. Рик по старинке запер машину на ключ – иначе раритет не запирался – и прошёл к ободранным деревянным дверям. Мало кто знал про это тихое место, но в том и была его прелесть. У тебя никогда не спросят имени и не узнают род занятий, зато запомнят лицо, а главное – запомнят, чем предпочитаешь ужинать. Правда, именно эти правила анонимности на прошлой неделе Рик нарушил, когда поинтересовался, где же умелая повариха в синем платке, никогда не жалевшая добавки и лишней пинты пива. И вместо внятного ответа получил новое дело.
Сейчас в шаурмичной было тихо, ни одного посетителя за тремя круглыми не особо вымытыми столиками. Из-за стойки раздачи показался Омер – немолодой турок с пышными чёрными усами, при виде Рика спешно оглядевший свой застиранный фартук на предмет чистоты.
– Допре виче, хурэ12, – с жутким акцентом поприветствовал он. – Кто желаеме?
«Сам ты шлюха», – вздохнув, беззлобно подумал Рик. Учить Омера грамотности речи было всё равно что пытаться остановить голыми руками товарняк. Оставалось смириться и попытаться поймать смысл в том, что тот городил.
– Добрый вечер. Я не за едой, а по поводу нашего разговора о Сафие.
Услышав имя, Омер активно закивал, уже шустро доставая из-под прилавка одноразовые перчатки и лаваш. Слова про еду он явно услышал не в том смысле, в каком они были сказаны, и Рику только и осталось, что подойти ближе: умелая работа турку для болтовни не помеха. Ладно, перекусить и правда давно пора, хоть и нет аппетита.
– Я был у той гадалки, про которую ты мне сказал, – как можно чётче и медленней говорил Рик, чтобы улучшить этот слабый уровень понимания между ним и свидетелем. – Фрау Фредерика, так?
– Да-да, – взволнованно подтвердил Омер, практически не глядя закидывая на лаваш соус и овощи. – Фрау, который гадать по руками, да. Сафие хотеть к ней ходить и пропасть.
– Ты же говорил, что она успела у неё побывать? – устало облокотился Рик на стойку, потирая переносицу. Какое издевательство. Он в совершенстве знал английский, что было обязательным требованием для полицая, а дополнительным языком пушту овладел на разговорном уровне в Афганистане, но Омер изъяснялся исключительно по-турецки. Это, судя по всему, и сыграло плохую шутку, послав Рика к действительно ни в чём не повинной гадалке.
– О, нет-нет, – Омер взял в обе руки по ножу с широким лезвием и громко ими застучал по доске, шинкуя в труху мясо. – Хотеть. Говорить. Быть… без мужчина. Жаловаться, Сафие очень жаловаться, Сафие плакать. И пропасть. Плохо без Сафие, да, – кое-как, на инфинитивных глаголах объяснившись, Омер печально свёл густые брови и принялся сворачивать свой шедевр кулинарии.
Пахло вкусно, разжигая аппетит. Да, как не уставала верещать Вики, когда-нибудь он точно траванётся, покупая еду в таких вот клоповниках, но что поделать, если вкусней, чем Омер, не готовил никто даже в приличных заведениях. То сухая, то мясо жёсткое, то пересолёно, но этот косноязычный турок знал, как делать шаурму идеальной и сочной.
– Может, Сафие говорила что-то ещё, кроме того, как ей плохо без мужчины? – без особой надежды спросил Рик, сглатывая слюну. От аромата гриля желудок всё же проснулся. – Что устала или хочет где-то ещё побывать, кроме салона Фредерики?
– Скучать. Они скучать вечером, много скучать, – Омер задумчиво прищурился, доверчиво вглядываясь в лицо комиссара. Его удостоверение он видел ещё на прошлой неделе, и, в отличие от Лоры, на него оно произвело правильное впечатление, максимально расположив к честности. Никому не хочется потерять визу. – Сафие так скучать, что гулять мост. Когда луна, – он возвёл взгляд к закопчённому засаленному потолку забегаловки, будто луна должна нарисоваться именно там.
Всё это Рик уже итак знал: что одинокая повариха мечтала встретить мужчину и не боялась гулять ночами, даже не понимая, в каком гадюшнике жила. Кажется, именно это и стало её фатальной ошибкой. Вспомнив добрую улыбку слегка полноватой женщины, Рик тяжело вздохнул. Не должно так быть, это ненормально, и, если бы случай был единичный, он бы и сам списал это исчезновение на скользкий мост и падение в Эльбу.
