Провинция Газни, Афганистан. 1995

Визг стоял оглушающий. Смешивался с паническим плачем и стонами стариков, которые уже не могли выпрямиться и лишь жались вместе с остальными дехканами1 к прутьям забора. Раскалённая на солнце кривая проволока жгла кожу, обдирала и без того клочками висящие лохмотья. Женщины прятали под замызганные тряпки детей, словно кусок чадара2 мог защитить от целящихся винтовок. За общим воем было почти не разобрать жёстких криков командующих талибов3. Ещё вчера крестьяне понятия не имели, кто это такие. Сегодня из кишлака успели бежать только самые везучие вроде десятилетнего мальчишки-пастуха, который подполз с другой стороны забора и широко раскрытыми глазами смотрел, как его соседей заставляли встать кучней.

Одна из пуштунок4 на долю секунды повернула голову и перехватила этот взгляд. Мальчик замер. Что-то безнадёжно леденящее светилось в её тёмной радужке, немая мольба, обращённая не к палачам, а к нему, испуганному до полусмерти мальчишке. На руках у неё билось и выворачивалось нечто живое, маленькое и любопытное, недовольно пытающееся скинуть с себя засаленный чадар. Губы женщины зашевелились, она что-то шептала, но мальчик не слышал кому: то ли ребёнку в своих дрожащих руках, то ли Аллаху. Слишком шумно, чтобы понять. Первая короткая автоматная очередь повалила на землю людей из дальнего от забора ряда приговорённых, и мальчик в ужасе начал отползать назад. Если и был шанс спастись, то точно не здесь.

Зато на пуштунку звук выстрелов подействовал мгновенно, вспыхнула надежда и решимость в полных слезами карих глазах. Двумя стремительными жестами она покрепче обмотала чадар вокруг сопротивляющегося дитя. То была черноволосая девочка, тихо хнычущая и словно всем своим крохотным сердцем понимающая, что сейчас произойдёт нечто плохое. Пуштунка коротко коснулась губами её лба, и по движению рта мальчик смог узнать так часто звучащие в его родном доме слова:

– Барака-Ллаху ляк5.

Взмах руками – и свёрток с девочкой взмыл в воздух, отданный на веление судьбы. Талибы были слишком заняты второй автоматной очередью, чтобы заметить, как из жмущейся и ревущей толпы вылетел орущий комок, замотанный серой тряпкой, перемахнул через забор и жёстко приземлился на песок прямо возле мальчика-пастуха. Едва слышно хрустнула хрупкая детская кость, но рёв ребёнка утонул в общем бедламе из рыданий и прощаний.

Сразу после этого кишлак снова накрыли звуки выстрелов, и теперь пули косили всех подряд, не делая скидок на возраст. Крики и хрипы заполнили горы, с карканьем взметнулись с крыши ближайшего дувала6 вороны. Стоны и запах крови, душный и сжимающий грудь. Упала и пуштунка с карими глазами. Алая струйка потекла из уголка её замолкшего рта.

Мальчик думал от силы секунду. Схватив и крепко прижав к себе свёрток с пищащей от боли девчонкой, он бросился бежать прочь от кишлака, ещё слыша за спиной, как новые пули находили приют в телах его соседей, соплеменников и семьи.

Гамбург, Германия. 2020

По полке стеллажа полз паук. Упитанный, вдоволь нажравшийся мух, он пробежал сначала по стеклянной банке с истолчёнными в труху травами, затем по резной крышке тёмной от времени медной шкатулки. Тонкие лапки засеменили по узорам из завитушек и цветов, а затем паук замер, словно ощутив на себе пристальный человеческий взгляд. Только вот прихлопывать его никто не собирался: всевозможные гады здорово вписывались в общий антураж лавки. Паук чуть-чуть, меньше сантиметра, не добрался до бутыли с бутафорским заспиртованным чёрно-красным аспидом и скрылся за шкатулкой.

Тихо скрипнуло старое продавленное кресло. Лора расслабленно откинулась на спинку и задрала ноги на круглый рабочий стол, покрытый куском тёмно-синей бархатной ткани. Больше не удостаивая копошащегося на стеллаже паука вниманием, она поднесла ко рту мундштук, оставляя на нём бордовый след помады. Затяжка, от которой забурлило молоко в кальяне. К потолку повалил кофейно-коричный пар, а лёгкий никотиновый кумар снял напряжение с коленей. Сегодня они ныли с самого утра, и это Лоре не нравилось. Плохой знак. Чутью она доверяла не по долгу своих занятий, а скорее по жизненному опыту: что-то не так было в этот прохладный октябрьский день, висело в воздухе, оседая в лёгких хуже табачного дыма. Ступня на столе в расшитой бисером мягкой войлочной тапочке нервно задвигалась туда-сюда подобно маятнику.

Подтянувшись вперёд, Лора взяла с синего бархата потрёпанную от частого использования колоду Таро и, не задумываясь, наугад вытянула карту из середины. Жрец. Да ещё и перевёрнутый.

– Дерьмо, – раздражённо запихнув карту обратно, Лора затянулась дымом ещё раз и отработанным жестом убрала колоду в карман широких полуспортивных штанов. Человек под маской… нестандартная проблема. Или вовсе – нечто, на что никак нельзя повлиять? Возможно, если бы она верила в собственные предсказания чуть больше, нервозность удалось бы успокоить хорошим раскладом. Но закоренелому скептику мог помочь только любимый кальян с корицей и курящиеся в стакане на стеллаже палочки горьковато-пряного мирта.

У двери брякнул колокольчик, оповещая о новом клиенте. Лора грустно вздохнула, откладывая мундштук на подставку. Вот и обещанный Жрецом конец спокойствия. Нехотя убрав со стола ноги, она состроила невозмутимое лицо и пригладила короткие чёрные прядки на голове. Благодаря плотным фиолетовым шторам в лавке всегда был таинственный полумрак, так необходимый ей для оказания должного впечатления на наивных посетителей. По углам тесной комнаты слабо трепыхалось пламя свечей в высоких тяжёлых подсвечниках, которые выменяла на барахолке за пару псевдо золотых ворованных цепочек.

– Добрый день, – негромко поздоровался вошедший в лавку мужчина, бросив сомневающийся взгляд на кривоватое объявление на ближайшей к входу стене. Надпись на нём гласила:

«Оракул в третьем поколении, фрау Фредерика Гольдштейн.

Гадания, предсказания, спиритические сеансы, снятие порчи.

Продажа амулетов на счастливый брак и оберегов от сглаза».

– Кажется, я попал по адресу, – серьёзно кивнул он, окончательно приковывая к себе внимание Лоры и всё её актёрское мастерство.

– Смотря, что вы ищете, – как можно более завораживающим, таинственным голосом проговорила она, по-кошачьи плавно поднимаясь с кресла. Громко забрякали браслеты на её запястьях, стальные и деревянные, из тёмного серого агата и яркой бирюзы. В ушах закачались массивные круглые серьги. Она знала, что её можно было принять хоть за цыганку, хоть за эксцентричную итальянку, хоть за пакистанку с этой болтающейся на шее затёртой железной «рукой Фатимы», и именно такая дикая смесь культур помогала производить впечатление на любого простака, который заглянет в лавку и учует запахи пряностей и трав.

Внешне абсолютно расслабленная Лора внутри напряглась каждой мышцей. Незнакомец не понравился с первой секунды. Угрожающе высокий и крепко сложенный, с курткой цвета хаки на плечах и неестественно прямой спиной, он моментально вызывал мысль о военном прошлом, а автомат в его руках нарисовался богатым воображением предельно чётко. Лора примечала все детали его внешности, способные дать зацепки в грядущей работе, создать ощущение, что знает о нём больше, чем он сам: густые, хищные брови, тонкая нитка рта и аккуратно зачёсанные назад каштановые волосы, педантично выглаженные чёрные брюки со стрелками. Практически неосознанно в маленьком помещении Лора занимала позицию обороняющей свою нору дикой рыси, потому как внезапно захотелось защищаться. Ноги едва не встали в боевую стойку без приказа головы: вот что значит отличная наука по самообороне.