На оживлённой улице я присел на лавку и помолился дать мне идей и сил.

– Что, дружище, произошло что-то?

– Да. Так-то так-то. Завтра надо попробовать ещё раз в больницу. Может, найдут вещи. Нет – в полицию потом.

– Да уж. Чё, тебе идти ваще некуда?

– Не-а.

– Ну пошли тогда.

Афанасий – чувак лет 50-и. Седая борода, не короткие седые волосы. Одет обыденно, прилично. Несмотря на имя, на славянина не похож. Потом узнал, что он из Абхазии. Живёт в своей машине в центре (она – полная развалина и спрятана под брезентом).

Я не спрашивал ни у него, ни у других бедолаг ответя на всякие вопросы типа: «Как сюда попал; зачем; как произошло, что сегодняшняя жизнь такова; есть ли родные; что собираются делать дальше и т. д.».

И себе я старался эту хрень не задавать. Единственное, что было: «Как, чёрт возьми, нормально прожить сегодняшний день… и ночь?»

Более-менее проживали. Когда есть варики бухла и еды – замечательно. Но это не часто было.

Первый раз, когда мы свернули во двор, и Айфан стал лазить в мусорке, я испытал беспокойство. Вдруг жильцы будут крайне недовольны? Айфан в специально надетых перчатках рыскает по контейнерам, а я занудствую: «Да пойдём уже, пойдём». Женщина, выкидывая мусор, спросила: «Что ищете что-то?». Айф невозмутимо (даже не посмотрев на неё) ответил: «Деньги ищем. Может, кто деньги выкинул».

Через пару дней я уже довольно ловко «нырял» в жбаны. Одни из лучших моих уловов: стильные солнцезащитные очки и, как-то ночью повороченные роллы, и полбутылки текилы. Я пришёл с этим к машине Айфа – поделиться с ним, но нигде его не нашёл. Попробовал в одиночку. Не стал хвастаться потом перед ним – он-то со мной не делился. И, получается, первый начал это делать.

В машине мне было неудобно спать. Мой компаньон дал мне одеяло, и я спал в сквере имени одного поэта на лавочке. Туалет – на улице. Иногда – в макдаке и т. п.

Разок подрался с каким-то бомжом. Раза два какие-то гопники угрожали, что убьют. Один раз чуть не стал жертвой клофелинщицы – она подсела, разговорились и меня – доверчивого – угостила. Я понял, что что-то не то: тело начинает хреново слушаться (то-лер у меня высокий). Стал махать с лавочки Айфану. Он пришёл (девица эта уже испарилась), сказал мне, что траванули меня. Сидел со мной, пока не полегчало.

– Аааа… аааа… нах… нахххх… уууууй ей… эту ххху… х*й-ню, б… бл*ть, мутить? К… к… крааасть-то неххххуй у меня…

– Да х*й её знает. Щас такая тема бывает: кто-то бомжа угостил бухлом, он отрубился и очнулся в рабстве в другой республике или стране. Второй вариант: ты ей понравился. Но ты же знаешь, женщины редко умеют выражать свою любовь так, чтобы это и мужчине нравилось.

Отраву надо было вымывать – через минут 15 товарищ Айфана притащил «красное вино» в пакетах (типа тетра-пак). Закусывал я пачкой активированного угля.

Ещё как-то раз, когда я уже ночью собирался заснуть на лавочке, ко мне подсела девица, сказав, что хочет отметить свой недавний день рождения. Сейчас. Я насторожился немного после прошлой ситуации, но у неё с собой бутылок не было – она дала мне денег и попросила, чтоб я сходил в магаз круглосуточный, где можно после 22:00 купить алкоголь. Ну я пошёл, взял, вернулся. Она мне немножко «того» показалась. Но в её компании я нормально поел и прибухнул. Пьяный, может быть, я бы её и трахнул. Но под утро, когда я ходить ссать, она исчезла. В глубине души я сказал: «Фух…».

Дела были так себе. В больнице подтвердили, что нет у них моего ничего. В полиции мне сказали, что случай частый и гиблый, но заявление всё же составили.

И тут е*анули холода. Я стал раздумывать: «Как бы не сдохнуть?» Я сидел на лавочке. Дождь. Подходят двое: работа нужна?

Я понял, это из трудового дома ребята. Мне говорили: там хреновасто, платят мало, работа нелёгкая, но зато крыша над головой, кормят.

– Нужна работа? – говорил всё тот же самый из этих двоих одинаковых гопников. Видимо, единственный из них, кто хотя бы два слова знает. Да ещё и местами их менять умеет.

– Бл*ть. Ну у вас же там не в офисе секретарём сидеть – звонки принимать. У меня ключица сломана. Рука тяжести е*ашить не поднимается, на х*й.

– Да подлатаем. В себя придёшь. Ты ж парень нормальный, а смотри: одежда уже вся в ахуе, небритый, с фингалом. Ты ж помрёшь так скоро. Даже тёплой одежды нет. Давай, поехали. Отлежишься пару дней в тепле. Потом денег подзаработаешь. Паспорт восстановишь. Уйдёшь – пойдёшь хорошую работу найдёшь. А раз рука у тебя – поставим бумагу мотать на заводе. Работа – не бей лежачего.

Что сильнее всего может удерживать человека на старом месте? Правильный ответ – не «что», а «кто». Люди.

Айф пропал пару дней назад. Ему говорили его приятели-охранники заведений, возле которых припаркован его авто, что ему нужно убрать машину. А то она может пропасть или сгореть. И Айфан куда-то делся, пока я ходил «на работу» – стрельнуть мелочи, сигарет, бухла или еды. И машина делась. Поэтому я думаю, с ним всё хорошо. Надеюсь.

Приехал я в этот «Трудовой дом». 20-этажное здание. Трёшка на двадцатом этаже. Двухъярусные шконки. По телеку старого выпуска в каждой комнате, включая кухню-столовую. Два отдельных санузла, ванная, балкон.

Непонятные угрюмые люди, человек 16. Не считая начальника Шайсэ, который один в своей комнате живёт с хорошим телеком, бабы-работницы по дому и мычащего старого уркагана-повара.

В четверг вечером я прибыл. В воскресенье был мой первый «трудоводомно-рабочий» день.

Работничками напихали легковые машины и отвезли на мероприятие – празднование юбилея одного из регионов города. Для массовки.

Шайсе скалил свои железные зубы своему коллеге – начальнику над крепостными.

– Сказали, по косарю доплатят, что если когда она выйдет, будут кричать: «Иванова, уходи!»

– Хах. Да это х*йня. Он может и на*бать.

– Да тут телевидение, вся х*йня. Увидит – не отмажется.

– Ну мне-то пох*й. А когда вас всех затолкают в бобик и увезут – вот это я поржу.

Коллега Шайсе называл его «Чебурашкой», когда Чебурашка его не слышал. У него были не просто лопоухие уши. Они будто в другую сторону росли. И не особо симметрично. Рост ниже среднего. Глаза ежесекундно сканируют одушевлённые и неодушевлённые предметы на «а не пытаются ли его обмануть?» На плече татуировка со свастикой. Кривые ноги. Лысый.

Я не делаю выводы о человеке исходя лишь из внешности. Лишь пообщавшись, можно что-то понять (и то не всем). Вывод про Шайсе: кусок дерьма.

Люди, сцена, дети, музыка, поздравления из колонок. Немаленькая толпа каких-то непонятных чертей (да-да, я с ними тоже отлично сливаюсь, особенно в полупорватой куртке, которую мне выдали), один из которых начинает кричать: «Иванова, уходи!», когда на сцену поднялась Иванова и стала поздравлять своих граждан.

После он меняет дислокацию в той же черто-толпе, пригибаясь и прячась. И кричит ещё раз.

После третьего своего такого выпада, Чебурашка говорит своей толпучке выходить быстро из парка, встреча – за воротами. В это время копов прибавилось, они подошли и встали поближе, говоря что-то в рации, прикрывая рты. Когда мы забивались по своим чертомобилям, к парку приехала большая ментовская машина. В неё бы поместились за раз все чертята. И они бы совсем не теснились, как сейчас. Шайсе выразил свою радость, что я «не убежал».

Я подумал: «Господи, скорей бы получить ЗП за две недели – 6 т. р. и забыть этот пи*дец».

С понедельника по пятницу я работал на панельном заводе KNAUF (я посмеивался внутри: нужда всё-таки привела меня работать «на панель»). Местечко поганое. Первые дня четыре у меня искры из глаз бились от боли из-за руки, когда я вертел эти панели.

Всё же я не унывал. Подружился – общался с двумя адекватами и с одним, который на заводе был трудоустроен. Узнал как красятся панели на конвейере. Краской там, жесть, воняло. Замечал различия в природе, в сравнении с местом, где я жил раньше, за более тысячи км. Дождь осенний удивительный – как из пульверизатора пшиканье. Другой цвет зелени, другие деревья. Много берёз. Окраска насекомых намного темнее. Видел следы от самолётов в небе в три ряда. Раньше только в два или один.