– Нет, солнышко, если ты заболеешь, я тебе такое устрою, – прижимаю ее покрепче к себе.

Грожу, но не говорю вслух те кары, что придумала.

Детская комната находится внутри огромного шатра в одном из проходов. На полу здесь также лежит темно-коричневый ковер, небольшое меховое ложе, на котором раскиданы рукодельные куклы.

– Все в порядке, солнышко? – спрашиваю дочь, вытирая ее лицо, замызганное едва заметной грязью.

Дочка смешно вырывается.

– Ай, щекотно, мама, – отмахивается она.

Безмятежный ребенок не понимает, где мы и что с нами.

– Все холошо. Я немного поиграла, потом меня тетя поколмила, – перечисляет она, – потом я поспала. Я по тебе так скучала. Почему ты ко мне не плишла ланьше?

– И я по тебе соскучилась, маленькая, – отвечаю ей. – Где твоя одежда?

Злата все еще в том белом платье, а мне хочется прибить этого повелителя, который ребенка держит на холоде. Хотя внутри шатра тепло настолько, насколько у нас в период включения отопления не бывает. Но все равно. Это же ребенок. Ребенок должен быть одет по погоде. Я никогда не привыкну, что для нее это нормально. Просто у меня как у любой матери включается древний инстинкт «надень шапочку, а то уши заморозишь». Да и тяжело признать, что дочери холод нипочем. Ладно, я посижу с ней совсем немного и вернусь в шатер. Я не хочу, чтоб ведьмам и охране досталось из-за моего самоуправства.

– Там, – Злата машет рукой в сторону сундука.

Открываю сундук – там лежат Златины вещи, которые были на ней, когда мы попали сюда. Я перебираю их и нахожу огромное яйцо, сияющее лазурным светом.

– Злата, а это что такое?

– Это я нашла, когда мы были в снежной пустыне, – отвечает дочка. – Оно такое класивое, и дядя лазлешил его оставить.

– Дядя? – шепчу я.

Злата на секунду округляет глаза, а затем безмятежность вновь появляется на ее лице.

– Ну, этот дядя, который нас спас, – довольно отвечает дочка. – Сказал, что это маленький длакон, и мы можем его выластить. Он к тебе еще приходил.

Все, после возвращения домой – опять к логопеду. Теряем буквы только так.

– Браргот? – спрашиваю я.

– Да, он холоший, – улыбается дочка. – Он мне дал комнатку и лазлешил тут иглать, пока ты спала. Он от тебя вообще не отходил, пока ты спала.

Вот так моя дочка сдала дядю. Интересно, почему он от меня не отходил? Так и представила, как мужчина склоняется надо мной спящей, а его волосы щекочут кожу, но я ничего не чувствую. В бессознательности я ощущала касания и едва заметный жар на своем теле. Мое сердце едва сжалось в груди от этого признания.

Я подхожу к Злате с одеждой, показывая ей, что надо одеться.

– Мам, не надо, мне будет жарко, – просит дочка. – Давай поиграем.

Злата тянет меня за руку к куклам. Она сует мне соломенную куклу со светлыми волосами, а сама берет другую, похожую на дракона.

– Злата, нам нужно попасть домой, – говорю ей.

Дочка смотрит на меня голубыми глазами.

– Я не хочу домой. Здесь классно, – выдает она, а я закатываю глаза.

– Солнышко, у мамы тут нет работы. И мультиков нет, и твоих кукол. И даже твоего друга Вадика из детского садика.

Да, больших проблем в жизни ребенка и не бывает. Злата задумывается и сжимает игрушку в своей руке.

– Ну, пошли, – отвечает она. – Но мы с Вадиком поссорились. Я теперь с Никитой длужу.

– Злат, не сейчас. Нас домой дядя отправит, – говорю ей.

– Холосо, давай иглать. Я злой и стлафный длакон, – полурычит дочка, нападая на мою куклу. – Я тебя заберу к себе.

– Ох, не ешь меня, дракон, – улыбаюсь я, радуясь, что хоть дочка воспринимает все спокойно.

– Мам, длаконы не едят людей, – укоризненно говорит Злата. – Он возьмет плинцессу в жены.

– Как скажешь, – говорю я довольно.

Мы веселимся и играем так, будто ничего не произошло, будто мы все еще дома.

Ближе к ночи мы уже утомились и легли спать в одном шатре. Я обнимаю своего ребенка, прижимая к себе. Моя маленькая девочка, мое счастье родное.

– Мам, а ты выйдешь замуж за этого дядю? – спрашивает дочь.

– С какой это стати? – удивляюсь я ее вопросу, а сама дико краснею.

Она поворачивается ко мне и заговорщицки шепчет:

– Он не хотел, чтобы кто-то слышал, но я услышала. Он стоял над тобой и говолил «только бы ты не умел-ла», – она прикладывает указательный пальчик к моим губам. – Я слышала. Не говоли ему, мам, хорошо? Ты – его принцесса.

Вот только когда проснулась, поняла, что не могу сдвинуться, а мое тело покрыто тонкой корочкой льда.

Я пытаюсь шевельнуться, но ничего не получается. Меня будто намертво приклеило. Еще и холод собачий вновь пробирался внутрь, как в снежной пустыне.

– Мама, – рядом Злата что-то лепечет. – Мама, вставай.

Чувствую, как она пытается меня поднять, но не получается.

– Злата, – шепчу я, чувствуя тяжесть в груди.

Ох, еще и поза такая неудобная: я на животе, слегка повернута, попа кверху. Стыдно так лежать, но поменять позу не могу. И, как назло, даже голова будто пригвождена к кровати.

– Позови кого-нибудь, – прошу дочь, которая так и не отходит от меня.

– Мама, – ощущаю, как детские пальчики касаются моего лица.

Что ж это за иней такой на мне?

– Помогите! – визжит дочка, у меня аж уши закладывает.

И тишина. Никто не спешит меня спасать.

– Ох, ё, – слышится мужской голос, когда открывается полог.

Я вижу лишь его кривые ноги в сапогах, черные штаны, кусок кольчуги.

Хорошо, что не повелитель.

Мужчина приближается ко мне, а затем резко уезжает вперед, будто поскользнулся на ковре. Отборно ругается, а я жалею, что не могу заткнуть уши Злате. И этот горе-стражник покрывается инеем полностью.

– Да что ж это такое? – вновь слышится мужской голос, а затем крик.

– Что здесь происходит? – приходит второй. – Эй, это что вас такое покрыло белое?

– Это, зови ведьм! – орет первый пострадавший.

Второй убегает. Злата ползает по мне, не зная, как помочь.

– Мама. Извини, – шепчет дочка.

– Да ты тут при чем? – отзываюсь я.

Только бы ведьмы помогли.

– Это я, мама, – шепчет дочь. – О, смотри.

Она приносит яйцо, которое показывала вчера. Ощущение, что оно поблекло.

– Мам, оно не светится.

А я не двигаюсь.

– Может, потом вновь засияет, – отвечаю ей. – Злата, а может, это яйцо здесь все инеем покрыло? Ты там его покатай по моей спине. Вдруг освобожусь?

Ага, вспомнила всякие шаманские бредни. В нашем случае может помочь что угодно. Раз уж другие миры существуют, то почему яйцо, оставшееся после дракона, не поможет? Мне аж больно на душе стало, когда я вспомнила глаза того зверя перед смертью.

Дочь не придумала ничего умнее, чем усесться мне на спину. Я аж застонала. Она вроде легкая, но иногда ощущение, что сто килограмм весит.

Ощущаю, как по спине что-то безумно холодное елозит. Злата сопит с усердием, натирая меня яйцом.

– Не помогает, – констатирую я факт. – Злата, слезай. Маме больно.

– Холошо, мамочка. Плости меня, – дочка бахается рядом и упирается локтями в мой живот. – Надо, чтобы дядя Блалгот пришел. Он знает, как это снять.

Ох, вот только его здесь не хватало. Пусть развлекается с принцессой! Хм, так это действительно сделала Злата? Или яйцо? Вот на секунду представить, что такое произойдет в детском саду или школе… А что будет, когда она станет подростком? Как же тошно от того, что этот мужик, который хочет забрать мою дочку, может быть прав.

– С чего ты решила? – спрашиваю Злату.

– Не знаю, – она пожимает плечами.

– Ох, батюшки, – в комнате появляются Лебра и Мириния. – Мы тут еду принесли, а у вас такое.

– Согласна, хотя в таком виде повелителя встречать самое оно, – пихает локтем Лебра подругу.

Боже, только его не надо сюда в такой момент.

– Снимите с мамы, – Злата тут же подрывается и бежит к женщинам.