Он же уговорил Джулию отложить учёбу в колледже и сконцентрироваться на подработках, чтобы помочь ему скопить круглую сумму на открытие бизнеса. И по началу её радовала то и дело вспыхивающая ревность со стороны Дана. Она охотно шла на все выставляемые ограничения в отношении одежды, круга общения и даже увлечений. Воспринимала всё как некую игру. Ведь если не ревность, то что служит главным доказательством любви?

И сама не заметила, как все её решения стали строго им контролироваться. Любая мелочь, будь то купленная кофточка или упаковка пироженных, могла привести к скандалу. Ведь Дан экономил буквально на всём, чтобы побыстрее накопить стартовый капитал. Да, приходилось покупать одежду. Но ему же гораздо чаще требовалось выходить в люди, и поэтому он куда сильнее нуждался в новых вещах. Вредную еду он запрещал есть для её же блага: мало того, что толстая, так ещё и больной могла стать. А кому нужна больная жена?

Спустя полгода Дан впервые разгромил половину мебели в квартире и ударил Джулию. «Сама его спровоцировала», — по крайней мере такие мысли крутились у неё в голове на следующий день, когда любимый ползал в ногах, целовал руки и слёзно вымаливал прощения. И она простила, не догадываясь, в какие побои и унижения это выльется в будущем.

Доктор Ландау два года бесплатно предоставляла помощь Джулии. Их свела добросердечная тётушка, попросившая заглянуть троюродную племянницу в продуктовый магазин у дома, где она жила. Там, с её слов, работала одна совсем юная девочка, что круглый год носила водолазки под самое горло и брюки в пол. Появившиеся ожоги на лице подозрительной формы стали последней каплей в терпении женщины. Дальнейшее бездействие она попросту не смогла бы себе простить до конца своей жизни. Потому-то и обратилась за помощью к дальней родственнице — преуспевающему психотерапевту.

Можно сказать: счастливое стечение обстоятельств. Но на деле, доктору пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы вытащить всё ещё кровоточащую самооценку двадцатилетней девочки из кромешной бездны отчаянья. В ней едва теплилась жизнь. И всё сложилось бы хорошо, если бы у этой девочки не произошёл перегиб в обратную сторону.

Теперь же Аннель постоянно беспокоилась, как бы абсолютно потребительское и несерьёзное отношение к мужчинам не вышло Джулии боком. Одновременно с тем, как её общее состояние улучшалось, в голове у неё формировалась и крепла крайне специфическая система ценностей, перед которой доктор Ландау оказалась бессильна из-за пережитых сексуальных унижений, что глубже всего отразились на травмированной психике.

Именно поэтому последние пять лет Джулия видела в сильном поле исключительно источник удовольствия и добывания всевозможных благ. Она не навязывала другим своё виденье, не пыталась раскрыть глаза влюблённым девушкам на пороки и недостатки их избранников. Но свои убеждения, если её кто-то пытался пристыдить, отстаивала со всем пылом и жаром.

— Если бы у нас легализовали однополые браки, то я бы на следующей день прибежала делать тебе предложение, — стискивая Аннель в объятьях, возбуждённо выпалила она. И чмокнула её в ухо, отчего в том зазвенело. — Люблю тебя до потери сознания.

— И когда ты уже его потеряешь?..

— Кого?

— Сознание это.

— Ты ж мой ворчливый бурундучок, — щипая её за щёку, принялась сюсюкаться Джулия. — С этими очаровательными ямочками. Так бы и расцеловала.

— Иногда я начинаю сомневаться в твоей гетеросексуальной ориентации. Ты точно по мужчинам, или теперь ещё и на женщин потянуло?

— Я не мешаю любовь с сексуальной разрядкой. Сколько бы у меня этих подстилок ни было, ты — моя единственная ненаглядная.

— Серьёзно, временами ты меня сильно пугаешь…

Аннель подхватила коробку со своими пожитками с прошлого рабочего места и вместе с подругой направилась к выходу из столовой. Зашли в лифт и только обрадовались отсутствию попутчиков, как закрывающиеся створки остановила мужская ладонь.

Опустив на пол коробку, Аннель нажала на кнопку раскрытия дверей и оказалась лицом к лицу с застывшим перед ней Роландом. Они не пересекались и толком не общались с того самого вечера, когда вполне приятное свидание не слишком изящно перекочевало в полицейское расследование необоснованной вспышки вандализма.

За спиной у него сомкнулись створки, и лифт пришёл в движение.

— Привет, давно не виделись, — как-то натужно радуясь, поприветствовал он её. И стоило взгляду голубых глаз перескочить на Джулию, как выражение его лица стало куда более расслабленным. — Как обычно, в компании своей горячей подружки.

— Слюнки подотри, — надменно бросила она, врубив режим стервы.

— Привет, у тебя всё нормально? — с дружелюбной улыбкой Аннель попыталась смягчить осадок от тона подруги, хоть улыбаться конкретно ему и не хотелось.

— Нормальнее не бывает, — отмахнулся Роланд.

— Какая жалость, — не унималась Джулия, на лице у которой теперь расцвела язвительная ухмылка. И что на неё нашло?

— Раньше я всё никак понять не мог, почему вы повсюду парочкой ходите, как приклеенные. С виду такие разные, что диву даёшься, как вообще подружились. Но теперь-то до меня дошло. Как там говорят?.. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

— Джулс, — предостерегающе бросила Аннель, но та её проигнорировала.

— Завидуешь, что ли? У тебя-то друзья вообще есть? Вот уж вряд ли среди многочисленных женщин для них нашлось место в твоей голове, запрограммированной трахать всё, что движется.

— Беспокоишься о моём окружении?.. Слышал, вы с Питером целый спектакль разыграли, когда ты отказалась вслед за ним увольняться. И он подобно Отелло вцепился тебе в горло.

— Козлина, — лениво протянула в ответ она.

— Кто?

— И ты, и Пит.

— А я-то тут причём? — не понял Роланд.

— Ты обидел мою девочку, — её рука властно приобняла Аннель за плечи. — А этот грех даже пострашнее.

— Кто ещё кого обидел, — огрызнулся он, повернувшись к ним спиной. — Мне её малолетний хахаль хорошенько машину помял, ремонт влетел в круглую сумму, но я с неё ни копейки не потребовал. Правильно говорят: «в тихом омуте черти водятся». Будет мне уроком на будущее.

— Я же сказала, что понятия не имею, кто он и почему так поступил.

— Ну да, как же.

— Вот же ты мудак! Ещё и на неё вину скидывать смеешь? Сначала посмотри на то, как сам живёшь, кобелина с повышенными аппетитами! Может, одна из твоих бывших затаила обиду и подослала знакомого отомстить за разбитое сердечко.

— Сама на себя посмотри, тоже мне святая нашлась, нимфо…

— Ты ещё и тявкалку раскрывать смеешь! — рявкнула Джулия и неожиданно вцепилась ему в волосы.

Роланд дёрнулся в сторону и попытался её оттолкнуть, из-за чего она разозлилась ещё сильнее. Огрела его по лицу звонкой пощёчиной, оставившей след в несколько царапин, и снова потянулась к взлохмаченной шевелюре.

Перехватив подругу за тонкую талию, Аннель оттащила её в самый дальний угол. Та, естественно, воспротивилась подобным мерам. Брыкалась и вырывалась так, словно на кону стоял вопрос жизни и смерти. И почти добилась своего, когда нечаянно ударила её локтём в бок.

— Дура психованная! — в сердцах выкрикнула он, коснувшись заалевшего участка лица.

— Дай мне выцарапать этому ублюдку его мерзкие зыркалки!

Створки лифта распахнулись. И ни теряя не секунды драгоценного времени, Роланд нажал на кнопку первого этажа и выскочил в коридор. И уже стоя в безопасности, напоследок показал им средний палец.

— Стой, скотина! Отпусти меня! Лия, твою мать!

Джулия продолжала бесноваться даже после того, как двери лифта снова сомкнулись.

— Аннель, — холодно поправила она и выполнила её просьбу.

Подруга не рванула к панели управления. Наоборот, замерла как громом поражённая. А затем круто развернулась и, кардинально переменившись в лице, нежно взяла её за руку.

— Прости, я нечаянно, — в зелёных глазах плескалось искреннее раскаянье, а на алых губах растянулась тревожная улыбка. — Этот урод меня натурально выбесил, совсем мозги отключились. Я тебя ещё и ударила, сильно болит? Дай посмотреть.