– Понимаю, – уловил его мысли Создатель. – Однако новым ангелам нужно на ком-то учиться. Да и за свои ошибки тоже нужно платить.

– Но это были мои ошибки, не его!

– Что совершенно не меняет дела.

Дальнейшее осталось в памяти Рина фрагментами: битва на краю пропасти, ведущей в мир смертных, вспышки ударов, крики, хруст ломающихся крыльев, долгие поиски среди миллиардов еще нерожденных душ, искрами мерцающих в темноте. Зато он хорошо запомнил отчаяние, захлестывающее разум при мысли, что никогда не найдет искомое…

А затем, совершенно неожиданно, он услышал звук своего имени. Тихий-тихий, едва различимый, он пробивался сквозь какофонию других голосов – Тони все еще помнил его и звал. Рин бросился на этот голос, как тонущий в шторм корабль на свет маяка. Знакомое золотое сияние показало, что он не ошибся.

Рин знал, как должен поступить. Он понимал, что встреча будет недолгой, но кое-что для Тони он сделать успеет.

– Поздравляю, Кристина, у вас будут двойняшки, – доктор оторвался от монитора и улыбнулся лежащей на кушетке молодой женщине. Та выглядела озадаченной, но вполне довольной. – Однако хочу предупредить: беременность будет сложной.

«Неужели люди стали проницательней?» – подумал Рин.

– О чем это он? – поинтересовался Тони.

– Не отвлекайся, у нас еще много дел.

Насчет двойняшек доктор поторопился – в итоге этой беременности у Кристины появится только один ребенок, Рин это знал. Ангелы не могут родиться в человеческом теле – для этого они слишком могущественны, ни к чему нарушать равновесие мира. Но до момента рождения было еще достаточно времени, и его Рин собирался использовать с максимальной пользой для Тони. А именно – передать как можно больше своих умений, чтобы после рождения, когда его не будет рядом, Тони мог себя защитить. На нового хранителя надежды не было.

Попутно Рину приходилось держать защиту от разгневанных коллег, которые жаждали заполучить изменника назад. Одним словом, беременность у Кристины действительно проходила сложно.

На границе физического мира время течет быстро. К счастью, Тони оказался способным учеником, и к моменту расставания Рин был за него спокоен – полученных навыков ему должно было хватить с избытком. Вот только Тони совсем не знал о предстоящей разлуке, поэтому правда, которую открыл ему Рин перед самым рождением, оказалась для него ударом.

– Я не хочу идти туда без тебя! – заявил он.

– Придется, – Рин подтолкнул его вперед и, видя, как он уходит, тихо добавил: – Прощай.

Когда Рин остался один, и пространство вокруг снова начало сжиматься, он подумал: «Ну вот и всё». Маленькое детское тельце, к которому девять месяцев была привязана его душа, устремилось на свет. Настало время уходить, возвращаясь туда, где ждала расплата за самоуправство.

И вдруг на самой границе тьмы Рин снова услышал свое имя, разобрав его в отчаянном младенческом крике. Тони звал его, вырывая из небытия. Этот крик разрывал душу. Слыша его, Рин не мог уйти.

И тогда он сделал единственное, что было в его силах.

Свет от вспыхнувших крыльев на миг озарил мироздание, и ангела не стало. Плачущий младенец замолк, распахнув глаза от взмаха огромных белых крыльев, невидимых никому, кроме него в палате.

Над городом бушевала гроза. Ветер трепал деревья, словно хотел вырвать их с конем. Зигзаги молний раскалывали небо на части, орудийными залпами грохотал гром.

Ослепительные вспышки отражались в распахнутых от восторга карих глазах. Сущность, которая смотрела через них в бушующий мир, восхищалась буйством стихий и теми, кто это буйство вызвал. Вбирая в себя бешеные потоки энергии, пронизывающие пространство, она купалась в бьющей через край силе.

Она могла взять и больше, но решила довольствоваться малым, чтобы не обнаружить себя раньше времени – человеческая душа, с которой сущность делила тело, насторожится, если что-то пойдет не так. Поэтому, вместо того чтобы подняться на крышу или хотя бы распахнуть окно, пришлось довольствоваться подоконником и прижатыми к стеклу ладонями. Мокрая одежда вызвала бы ненужные вопросы.

А может быть и не вызвала – человеческой душе в последнее время столько доставалось, что могла бы и не заметить. Как не обращала она внимания на ящик с почерневшими цветами за окном. Или как осталось незамеченным ее нынешнее бесцеремонное вытеснение, когда сущности захотелось полюбоваться грозой. Человеческая душа очень устала и даже обрадовалась возможности уснуть.

Сущность обрадовалась не меньше, понимая, что подчинить выбранные тело и душу больше не составляет труда. И теперь каждая новая вспышка, каждый раскат грома, словно бой небесных часов, возвещали начало того, за чем она явилась в этот мир.

История началась.

* * *

Небо озарялось всполохами, рвалось на части. Когда громыхнуло совсем близко, фру Нильсон нехотя покинула кресло и поспешила к окну. Она, как и покойный супруг, всегда любила грозу и до сих пор имела привычку, сидя в кресле, слушать громовые раскаты, пускай теперь уже в одиночестве. Грозы в этом августе случались часто, пару раз удары молний приводили к пожарам, а в начале месяца, город ненадолго остался без света. Фру Нильсон даже подумала, не решил ли дорогой муженек там, на небесах, что она стала его забывать. С него бы сталось, при жизни Олаф был порою таким занудой – если что-то приходило ему в голову, то оставалось там надолго.

– Да помню я тебя, помню, успокойся, – проворчала фру Нильсон, прикрывая форточку и жмурясь от очередной вспышки. Когда она шла обратно к креслу, за окном снова громыхнуло.

* * *

В это же самое время в квартире этажом выше близнецы Тео и Йохан тоже наблюдали за грозой.

– Хорошо, заканчивай, – произнес Тео. Секунду спустя вечернее небо пронзила новая вспышка. – Спокойно, не торопись.

Держась позади брата, он был готов в любой момент прийти на помощь.

Йохан, стоя у распахнутой балконной двери, сосредоточенно смотрел в грозовое небо. Ветер ерошил светлые волосы, но дальше в комнату пробраться не мог, упираясь в невидимую стену. Дождевые капли тоже были не в силах преодолеть преграду, рикошетом отлетая назад, поэтому джинсы, футболки и босые ноги братьев, несмотря на шквал воды и ветра, бьющих в раскрытую дверь, оставались абсолютно сухими.

– Давай, соберись, – произнес Тео.

Небо вспыхнуло белым, а затем шарахнуло так, что на кухне зазвенела посуда. Приблизившись, Тео обнял брата и тоже посмотрел в небо.

Молния ударила вполсилы, а гром, устав ругаться, негромко буркнул и замолк. Остались только шум дождя и затихающий ветер.

– Неплохо, – произнес Тео, отстраняясь.

– Да уж, неплохо, – усмехнулся Йохан, отходя и падая в кресло, – тебе опять пришлось вмешаться.

– Только в конце и только чуть-чуть. Сегодня действительно получилось неплохо – свет на месте, сирены молчат, – он выглянул на балкон и принюхался, – ничего не загорелось. Делаешь успехи, – увидев, что радости на лице брата не прибавилось, Тео вытянул Йохана из кресла. – Идем, прогуляемся.

Через пару минут, под яростный перестук дождя, слышимый даже в подъезде, братья бежали по лестнице вниз. Когда они вышли на улицу, дождь закончился. Спустя еще несколько минут, когда они шагали по направлению к центру, показалось золотистое вечернее солнце. А вскоре и настроение Йохана из мрачного тоже стало привычно-спокойным – нынешняя гроза действительно обошлась без последствий.

* * *

В конце прогулки, по негласной традиции, братья завернули в парк взглянуть на яблоню. И лишь когда убедились, что с ней по-прежнему все в порядке, отправились домой.