– Шутишь, дядя? – рассмеялась племянница.
Карлин в лице переменился: лицо сделалось серьёзным и задумчивым. Андрей Иванович взглянул на племянницу. Ирина не знала, что теперь и говорить.
– Шучу я, шучу, хорошая моя.
– Эх, дядя, шутки у тебя.
– Согласен, такими вещами не шутят. Слушай-ка, тебе Николай случайно не проговаривался, есть ли у Ильи подруга какая-нибудь?
– Нет.
Но это был неуверенный ответ. Андрей Иванович вновь задумался.
– Хотя вот был недавно случай один, – продолжила она. – Однажды он с Аней находился на улице…
– Подожди, кто – он? Николай или Илья? – спросил Андрей Иванович, перебив её.
– Кто?.. Николай. Так вот, они находились на улице недалеко от своего дома и разговаривали между собой. Разговор вдруг завёлся об Илье. А сестра, не думая долго, ляпнула: «Он не в моём вкусе». Как раз в это время сзади подходил Илья – был близко, и не услышать нельзя было. А услыхав, он вдруг переменился в лице и неодобрительно фыркнул.
– Между ними есть что-нибудь?
– Ничего, – ответила Ирина.
– А тебя он по-прежнему встречает и провожает?
– Кто? Илья?
– Он.
– Иногда встречает.
– Смотри, как бы чувства твои не повеяли в другую сторону, – улыбнулся Андрей Иванович.
– В какую сторону, дядя?
– В сторону Ильи.
– Ну вот ещё… – не договорила она.
Андрей Иванович оказался в нерешительности, он не знал, о чём теперь говорить. Вот умница Ирина!
– Дядя, а из любви правда бывают убийства? – спросила она, думая, что спрашивает какую-то ерунду.
– Это ты откуда взяла?
– В книгах написано.
– Начиталась-таки… Бывает, конечно.
– А ты часто выезжал на убийства?
– Хватало. И зачастую происходили ночью. Как известно, тёмные делишки творятся в тёмное время… Всякое бывало: кто из любви, по ревности своей, кто по глупости. Всякое бывало… Вот случай был один. Помнится, я учительствовал тогда, был ученик у меня с длинным языком – пакостный на язык. Как-то раз я разозлился на того ученика во время урока: достал он меня своей наглой болтовнёй. А уже по школе ходила молва про меня, что у меня паршивый язык: если я что скажу, то обязательно случится. И сказал я ему на уроке, а этого никак делать не следовало: «Знаешь, друг, у кого язык длинный, у того жизнь короткая. Точно я тебе говорю, что напорешься на кого-нибудь со своим языком». Он изменился в лице, правда ненадолго, но долго на меня злился. На язык оставался он по-прежнему пакостным. Через год я оставил школу. Стал служить в милиции криминалистом. Так вот, через год после моего ухода из школы он вышел из неё, сдав кое-как выпускные экзамены. Шло время – прошло ещё два года. И каково было моё удивление, когда мы со следственно-оперативной группой прибыли на место происшествия и обнаружили труп молодого человека – того самого, которому я некогда напророчил короткую жизнь. Нашли его зарезанным: глубокая рана была в боку. Мучился какое-то время бедняга, напоровшись на нож. Нашли и преступника скоро. Стали разбираться, и выяснилось, что виной был того самого пакостный язык: не стерпел убийца оскорбления.
– Эх, – вздохнула Ирина и процитировала поэта: – «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…»
– Как это верно, – согласился Андрей Иванович. – Надо прежде думать, а потом только говорить или делать. Такова вот мораль… Однако «и нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать», – закончил он цитирование.
На этом они разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
Андрей Иванович разобрал постель и нырнул под одеяло, точно ребёнок. Какое-то время оставался лежать на спине.
«Значит, Мудрикова? Женщина, в принципе, премилая; я бы даже сказал больше… Эх, понесло меня, старика! Что ж, Анастасия Алексеевна, ждите меня завтра у себя. Обязательно приду. Ведь надо наконец-то познакомиться лично», – сказал он мысленно самому себе и повернулся на бок лицом к стене. Таким образом он любил засыпать.
V
Чудесный выдался день. Как там у нашего классика? «Мороз и солнце; день чудесный!..» Звонко под ногами скрипел снег. Андрей Иванович шёл к Мудриковой. Он испытывал юношеское волнение перед предстоящим свиданием. Кто его знает, что оно даст? Однако следует сказать, что Андрей Иванович не имел при себе какого-либо плана, о чём станет с ней говорить. Он полагался на обстоятельства: пусть будет так, как пойдёт само собою. Такое попустительство было чем-то новым, несвойственным для него.
Карлин вошёл в дом. Хозяйка была восторженно удивлена, когда увидела гостя. Ей сразу захотелось с ним заговорить, но вдруг почувствовала, что не может говорить.
– Никак не ждали меня? – неуверенно спросил он, и одновременно в нём проявилось некое нахальство. – А я вот, как видите, заявился. Здравствуйте, Анастасия Алексеевна.
– Да, – наконец непонимающе и чуть слышно произнесла Мудрикова.
– Что «да»? – спросил гость, снимая с себя верхнюю одежду.
– Здравствуйте, Андрей Иванович, – сказала хозяйка, когда пришла в себя.
Карлин стоял в прихожей, он не мог решиться, куда ему проходить – в зал или на кухню. Куда предложит пройти хозяйка? И она предложила в зал.
Долго между ними разговора не получалось. Наконец он решился спросить:
– Слышал, что Илья Новый год встречать будет в деревне.
– Будет в деревне, вместе с Николаем поедут.
– А вы?
– Я тоже. Только позже. В самый последний день.
– И как долго там будете?
– Буду дня два: в доме печку кому-то топить надо.
– А Илья с Николаем?
– О-о-о, – махнула она рукой, – долго они будут, до самого Рождества. Вы же ведь знаете, какие они друзья. – Разумеется, – продолжал Карлин с некой завистью. – А хорошо в деревне.
– И не думайте, Андрей Иванович: мало чего там хорошего теперь, скажу я вам.
– Почему так?
– Сразу не ответишь. Пожить там нужно, чтобы узнать.
– А я пожил бы.
Хозяйка жадно смотрела на гостя и, казалось, была если не счастлива, то, вероятно, в радостном настроении. Замечу, что слова «счастье» и «радость» не всегда одинаковы по значению. Андрей Иванович, мало-помалу разговорившийся, по-прежнему испытывал внутреннюю скованность и неуверенность, мешавшие ему оставаться последовательным. Отчего разговор получался незавершённым, ломаным. А Мудрикова видела, как Андрей Иванович от того мучился. Трудно объяснить мне, мужчине, почему женщине так важно, когда мужчина пребывает в смятении, когда мучается он. А вместе с тем как она умеет успокоить и утешить его! Может быть, им этого и нужно.
– Вы, Андрей Иванович, что любите – чай или кофе?
– Без разницы. Если кофе, то только с молоком.
– Будет кофе с молоком, – сказала она и, поднявшись со стула, ушла на кухню.
Андрей Иванович стал осматривать комнату. Она казалась простой, бедноватой, зато в ней было тепло, светло и даже уютно. Окна комнаты глядели на улицу, можно было свободно наблюдать за прохожими. А от скуки иногда можно и понаблюдать; уверяю, время проходит за таким занятием незаметно, быстро. Ни один прохожий не похож на другого – это как раз и увлекательно, и развивает наблюдательность.
– Вы, Андрей Иванович, где будете пить кофе? – спросила хозяйка на пороге комнаты.
– А вы где?
Анастасия Алексеевна улыбнулась, ничего не ответила и ушла. А через пару минут они пили кофе в зале.
– Когда Илья возвращается с работы? – поинтересовался Карлин.
– Обычно в пятом часу вечера, но в последнее время – поздненько что-то.
– На работе задерживается?
– Нет. Ирину, племянницу вашу, дожидается. Знаете, наверное?
– Есть такое дело. Только я сомневаюсь, стоит ли ему…
– Я ему тоже об этом сколько раз говорила.
– И что же он?
– Что же?.. Отвечал мне: «Не твоё, мать, дело. За своим счастьем я сам себе охотник и буду охотиться».
– Вот даже как!
– Да.
– А как же тогда Николай? Они-то ведь друзья? Нехорошо будет…
– Друзья?!
– Вы что-то этим хотели сказать, Анастасия Алексеевна?