– Он пил из той бутылки и уснул, – быстро ответил я и врач сразу схватила бутылку, которая скатилась под крыльцо. Она взяла её и медленно поднесла неблизко к носу.
– Боже, пахнет как ацетон.
Второй врач в это время сделала укол и ждала реакции. Подъехала машина, мужчина с большим животом лениво подошел к нам.
– Что тут за собрание детей, этот детский сад давно закрыт, – с улыбкой сказал он и взяв бутылку у врача поднес к своему носу, – более смердящего запаха быть не может. После этого пойла не понятно как эти самоубийцы вообще могут очнуться.
– Забираем его, будем реанимировать! – сказала самая взрослая женщина, бедолагу погрузили на носилки и закатили в салон машины захлопнув двери. Мы видели сквозь небольшое окно как они суетятся и прикладывают к его груди дефибриллятор. Конечно, мы не знали тогда, что это и зачем они делают всё это. Машина быстро уехала, и мы остались в саду в полной дезориентации.
– Зачем они его увезли? Когда мой отец не может меня разбудить он обливает меня холодной водой из кружки, и я подрываюсь как сумасшедший, почему они не сделали так же? – сказал Родион. Родион был самым мелким уз нас, не по возрасту, а по массе стела. Он любил всякие безделушки, стеклянные разноцветные банки, пачки от сигарет, крышки от бутылок, он таскал их домой. Мы интересовались зачем ему это, а он всегда переводил тему. Мы считали его чудаком, но он был искренним, всегда спокойным и рассудительным, а когда мы играли в лапту лучше всех вышибал мяч и бежал как гепард.
– У взрослых всё по-другому, – ответил Альберт, и мы все задумались, это был вполне философский ответ.
Пробыв немного в саду, мы стали расходиться по домам. Возле своего дома я увидел толпу людей, ту самую скорую и темный небольшой грузовик с натянутым синим дырявым брезентом. Грузовик стоял через дорогу так как у подъезда, где стояла скорая не было места для его парковки. Проходя мимо, я увидел плачущую девочку лет шестнадцати, она была симпатичной блондинкой и её грустное заплаканное лицо не делало её не привлекательнее.
– Допился. Еще один в коме лежит в больнице. – А не надо пить, надо работать и семью кормить. Мужик нормальный, а тут смотришь без семьи остался и уже бутылки собирает, – шептались в толпе.
Я не понимал в чем дело и направился домой. И тут перед моими глазами того бедолагу выносят на носилках и перекладывают в старое покрывало и несут передо мной в грузовик через дорогу, внезапно выпавшая из-под покрывала его рука ползет по земле подобно кукольной сделанной из резины. За ним идет та девочка блондинка видимо его дочь, про которую он говорил, хныкая и пряча руками глаза.
Тут меня осенило! Он умер. Он умирал на крыльце, а мы этого не понимая пытались его разбудить. Мы смеялись, а он умирал. От осознания этого мне стало так мерзко внутри. Я быстро развернулся и пошел прочь, мне хотелось убежать в даль и забыть это как страшный сон.
Как мы могли не заподозрить что-то неладное? Как мы не увидели, что его губы бледнеют? Кто мы после этого?! Кто я после этого?! Эти слова кружились в голове и не находили ответа, во мне было лишь чувство жуткой виновности, мне казалось, что это я его убил.
Я сел в беседке возле реки, наблюдая как тихо бежит вода и осознавая, как легко можно умереть, как быстротечна жизнь и как страшно умереть, так и не вырастив, и не познав какого это, быть взрослым.
Когда мы растем мы хотим скорее стать взрослыми, а когда вырастаем снова хотим вернутся в детство, жизнь – это сплошной парадокс. Не спешите взрослеть, это ловушка и выход только один – смерть.
Ко мне подбежала собака и виляя хвостом положила голову мне на колено, я вспомнил что у меня с собой еда.
– Держи друг, подкрепись.
Наблюдая как собака быстро поедает еду, предназначенную для того бедолаги на душе, стало легче, будто с едой пропадали его предсмертные стоны перед моими глазами. В тот день я видел смерть, я буквально наблюдал, как она наступает, но как не странно она не была для меня страшной, она стала для меня простой и естественной, это как уснуть и не проснуться.
Многие люди не замечают, как умирают живя, они копят материальное, не ценят то, что имеют, всегда желают больше, жалуясь, как не справедлива жизнь, власть, начальство, иногда радуясь безделушкам вовсе им не нужным, для таких смерти больше нет, они, итак, мертвы.
Почти каждый день мы разжигали костер, двор у нас был большой и на возвышенности в промежутке между небольшими склонами было удобное для этого место. Каждый вечер собиралась толпа детей со всего района которая наблюдала за костром. Языки пламени завораживают, под них мы чувствовали полную безмятежность. Часто Альберт выносил бинокль, и мы всматривались в окна, шпионя за людьми, пытаясь увидеть занавесу тайн, которые скрывают люди находясь дома. Ничего интересно мы не замечали, банальные времяпровождение у телевизоров, за компами, движения на кухне. Но смотря в ночное небо, мы наблюдали за звёздами и задумывались какого там, в космосе. Часто жильцы дома кричали на нас из своих окон, когда ветер заносил запах костра в их квартиры, некоторые и вовсе молча выходили с ведром воды и тушили костер. Нас их порывы конечно не останавливали, и мы на следующий день разжигали костер вновь.
Вечерами в теплое время года наши матери выходили во двор и сидели на лавочках дружа и общаюсь как соседи. И тем счастливчикам чья мать была там выпадал шанс не идти рано домой, а сидеть у костра пока матери не разойдутся, что случалось довольно поздно. Это стало нашей традицией, разжигать огонь и тусоваться до полуночи летними ночами, было жалко видеть друзей, которых звали домой, они уходили чуть ли не плача. В моменты, когда все наблюдали за пламенем, я смотрел в глаза друзей, в которых отражался свет костра, их глаза будто горели и они невольно задумывались о чем-то или просто были под гипнозом магии огня, от него трудно отвести взгляд.
Не забуду, как однажды, когда я был мал мы прыгали через костер и прыгнув в одно время с другим парнем постарше я столкнулся с ним посреди костра, так как парень постарше был по крупнее он просто сшиб меня в пламя и перепрыгнул через меня костер. Хорошо, что было прохладно и на мне была куртка похожая на куртку военных летчиков, коричневая из кожаного заменителя с белым воротником из меха. Всё произошло так быстро что я не успел испугаться, но всё равно было не по себе, я запомнил тот день. Я закричал меня бросились вынимать из пламени. Парня, который прыгнул вместе со мной звали Дрон. Дрон был самым весёлым среди нас, не помню, о чем он шутил, но мы всегда смеялись с его рассказов, он был очень ироничным, его сарказм не знал границ. И конечно же он не был виноват поскольку было темно, и все прыгали очень быстро. Он первый кинулся меня вытаскивать и сразу же как меня достали из костра появился мой отец. Отец как мой ангел хранитель был всегда рядом, когда сложно. Сняв с меня быстро куртку, стало понятно, что я в порядке, лишь куртка была прожжена на спине и красивый темно коричневый цвет стал черным и мрачным словно угольный кратер. Идя домой, я увидел толпу соседей, которые видимо услышали крик и вышли поглазеть. Видя, что я иду как не в чем не бывало с отцом, который несет дымящуюся куртку, выдохнув они заходили в подъезд. Позже мне рассказали, как отец, идя домой услышал крик и мгновенно кинулся к костру, не знаю, понял ли он что это был мой крик. Было опасно, но всё произошло так быстро, что я толком ничего и не понял, хотя часто, когда возникает опасность время замедляется, звуки замолкают и ты либо борешься, либо принимаешь неизбежное. Но в тот день всё обошлось, а я же мог упасть лицом в костер и остаться калекой. Такие моменты радуют своим исходом, чувствуешь себя везунчиком и на душе становится тепло.
Кто-то на складах недалеко от заброшенно сада построил дом на дереве. Гуляя там мы заметили этот небольшой дом на высоте примерно семь метров, поднявшись туда мы обнаружили послание, на листке было написано, что этот дом был построен для нуждающихся. Как же мы были счастливы тому, что он пуст и ничей, там совсем не было следов кого-либо. Мгновенно мы стали его обустраивать. Желтоватые доски, из которых был построен дом славно соединялись с солнцем, которое освещало дом сквозь листву. Радион принес большой зеленый плед, обклеил рамки окна разноцветными крышками от бутылок, а также разноцветные банки, в которых были небольшие свечи, зажигая их, когда стемнеет создавалась домашняя уютная атмосфера, внутри всё смотрелось очень гармонично. Из небольших пары окон мы наблюдали закат и ели мороженое, которое Альберт воровал у мамы, которая управляла супермаркетом, она была жадная, а просто не разрешала много сладкого что конечно же никогда не оставит ребенка, который имеет неограниченный доступ к сладкому. Сладкое в детстве – пожалуй, смысл жизни, наркотик и ярая зависимость. Мы раздобыли много воздушных шаров привязали их по краю дома, смотрелось волшебно. Это было наше место, никто не знал о нем, это был наш первый собственный дом, в котором царила детская наивность, смех и комфорт. Взяв с собой немного еды, мы каждый день ходили туда что бы поесть и повеселится, смотря из окон, любуясь за складами и серыми гаражами красивым полем чувствуя при этом некий страх высоты и в тоже время безопасность и уют, который мы создали. Всю весну каждые дни мы прожигали в нем.
