В один день по дороге в наш милый дом на дереве мы увидели дым, подойдя ближе мы увидели горящий дом на дереве, который стал нам вторым домом, хотя, наверное, он стал первым домом для нас, поскольку, находясь дома с родителями мы все желали скорее пойти в наш дом на дереве. Там были старшие дети, полиция и медики, старшие дети рассказали, что какие-то бездомные туда залезли и выпив стали ссориться и один пока спал второй поджог дом. Мы смотрели как въезжает пожарная машина и пожарные быстро из шланга тушат наш дом, который так много стал для нас значить, в которым мы чувствовали безопасность, уют и бесконечную радость, будто входя туда мы попадали в собственный идеальный мир, наделенный нашими правилами и лишь вид из окна напоминал нам о том, что есть что-то ещё кроме нашего меленького мирка.

Когда пожарная закончила тушить огонь и от нашего дома осталось лишь черное основание мы ушли. То, что там возможно было тело бездомного нас не особо не волновало, ещё то, что нам кричали старшие дети что бы мы остались посмотреть и Антип, тихо говорящий что на самом деле он поджег дом нас тоже не волновало и даже жестокость, с которой подожгли этот дом зная, что там человек. Дом, наш идеальный дом, который сгорел, вот чем были заняты наши мысли. Придя туда ближе к вечеру, мы смотрели на черное основание дома которая ещё дымилась, и ностальгия застилала нас. Чувство потери было таким мощным что мы от отчаяния принялись искать доски что бы построить новый дом. Ничего стоящего мы не нашли, мы и не умели строить это была банальная детская отчаянная фантазия. Мы думали попросить родителей, но они всегда были чем-то заняты, а ещё останавливало то, что в любой моменты в дом могут ворваться и снова его сжечь. У меня впервые что-то отобрали, впервые я чего-то лишиться настолько важного и нужного, это чувство казалось мне самым ужасным на свете. Чувство потери, в котором ты утопаешь и понимаешь, что ничего не можешь сделать кроме как смериться. Смирение – это ужасно.

Все мы были сплоченной командой, один за всех и все за одного. Стоило только кому-нибудь из дальних домов обидеть нашего мы толпой шли и давали понять, что этого быть не должно, часто силой, но без преувеличения. В драках я не учувствовал, скорее ходил просто для количества, чем больше, тем увереннее мы себя чувствовали. Среди нас был Антип, он и руководил всеми разборками. Антип был старше нас всех, был очень хитер и нагл, всегда добивался желаемого используя только силу, высокий, худой, коренастый. Как-то сидя на лавочке, он, выйдя из подъезда и севши ко мне рассказал, что его отец всегда за проступки бьет его армейским ремнем, старые армейские ремни имели огромную бляшку, были кожаные и очень толстые.

– Когда отец наказывает меня мне просто по херу, мне всегда было на это по херу. Вот так нужно, запомни, – с гордостью, он рассказывал с красными злыми глазами, я лишь поддакивал, не зная, как это воспринимать.

Меня задирал один мелкий, но очень наглый и задиристый парень по имени Дан. Он был на год меня старше, я не мог ему ответить. Вообще в этом плане я был очень миролюбивый и никогда не хотел драться, причинять боль. Гораздо лучше решить проблемы словами что я и пытался делать. Идя по двору меня позвал Антип, я увидел человек семь наших возле того самого Дана по дороге в сторону дома номер восемь, где он и жил. Этот дом был намного дальше нашего двора, и многие дети оттуда не появлялись у нас во дворе, только самые сплоченные, как например семья Клевек. В этой семье было шесть детей, пять парней и одна девочка, я дружил с младшим и девочкой, Дэвид и Катрин были искренними и веселыми детьми. Их старшие братья не имели с нами дел, они вертелись в кругу людей своего возраста. Двое средних дружили с Антипом, они были примерно ровесниками. Подойдя к Антипу, я не понимал, что происходит. Дан был в замешательстве и заметно нервничал.

– Это он к тебе лезет? Давай же, бей его – с ухмылкой сказал Антип, ожидая что я начну избивать Дана. Я даже не знаю откуда он все это узнал, я никому не жаловался.

– Нет, не надо бить. Просто пусть больше не лезет ко мне, – не раздумывая, я произнес.

Для меня это было справедливо, насилие порождает насилие. Многие люди без насилия просто не понимают, такие исключения присуще и все же я убеждён что можно и нужно договариваться, решать проблемы миром. Антип, удивленный таким решением, отпустил Дана. Позже я увидел Дана в школе, он поздоровался со мной.

– Никто к тебе не лезет? – спросил меня Дан.

– Нет.

– Ну если будут скажи мне.

– Хорошо, – я был рад что приобрел хорошего знакомого, который за меня может вписаться и был этим горд. Не всегда сила всё решает, слова намного сильнее. Слова могут помочь, вдохновить, успокоить и причинить боль гораздо больнее физической, следите за словами подобно тому, как следите за собой.

В детстве мне нравилось пасмурное небо, оно было атмосферным и создавало гармонию на фоне домов в нашем городе, они почти все покрыты белой плиткой, которая со временем стала желтеть и покрываться ржавчиной, этим домам никак не шло яркое солнце.

На нашем районе всегда происходили какие-то стычки, вечерами там орали пьяные люди, днем часто были драки, не проходило и дня что бы не случалось происшествий. Дошло до того, что мы просто перестали обращать внимание на это. Мы шли и видели, как двое мужиков играет в нарды и один психуя переворачивает игральную доску и кидается на другого. Дальше сидит с алкоголем большая компания и орут друг на друга в пьяном угаре еле сдерживая самого буйного от драки. С ними девушки, некоторые беременны некоторые с детьми, которые играют рядом и те выдыхая дым от сигарет кричат что бы их дети шли играть куда подальше. Кто-то бежит с бешенным взглядом, в беседке спят алкаши и засыпая на ходу прохожие наркоманы под кайфом стреляют сигареты. Патрульные полицейские машины не спеша кружат вокруг этого ада. Кругом веяло неразберихой и агрессией. Но это не значит, что там не было хороших людей, их хватало, но к сожалею зла всегда больше, чем добра. Но нам детям было всё не по чем. Мы жили в собственном идеальном мире и нас больше волновало, чем заняться и куда бы пойти что бы не скучать. Жестокая атмосфера нашего района не волновала, скорее наоборот была для нас будто неким развлечением.

Каждое лето меня отправляли к бабушке с дедушкой в поселок. Они оставили село, которое было больше похоже на город и переехали в село, где кругом были одноэтажные домики, окруженные десятками километрами природы, идеальное место что бы провести старость.

– В городе тоска, все дети шляются без дела и от безделья начинают заниматься плохими делами, а в селе, на природе, со старым и мудрым поколением будет провести время куда интереснее, – говорил мне мой отец.

В моем случае отец был категорически не прав, я там совершенно никого не знал из детей, а старое поколение было для меня таким же скучным, как и смотреть новости политики. Мне было дико одиноко и скучно, от тоски и одиночества я страдал целыми днями. Скорее всего именно там у меня и зародилась первая депрессия, мне было психологически тяжело первые недели после отъезда родителей, подобно акклиматизации я пытался освоиться и эти попытки были столь тяжелы, что груз печали накатывал на меня снова и снова. Я рано познал одиночество и тоску. Со временем я навроде как свыкался, но тоска по-прежнему всегда была во мне.

С бабушкой и дедушкой особо не поговоришь. Они были классные, но я был ребенок, который нуждался в ровесниках или хотя бы в развлечениях, из которых были 27 кур, поросенок, коза, всевозможные овощи, и ягоды, которые развлечь не могли никаким образом. Я сильно тосковал по родителям, после их отъезда я аккуратно находил скомканные пачки от сигарет своего отца, бережно их приводил в форму и хранил в коробочке пряча их ото всех в постройке для бревен в саду. Я держал эти пачки и страдал над ними скучая по родителям каждый день. Я страдал так будто они все в один день погибли, не знаю откуда во мне взялись подобные чувства, но они овладевали мною и вводили в ужасную тревогу.