Санек молчал.

– Попробуйте, Николай Павлович, – наконец ответил он.

– Я ничего не обещаю. Сам понимаешь. Тут очень много обстоятельств. Но попробовать можно.

– Николай Павлович, попробуйте! – подключился Виктор Иванович, – жалко Сашу терять. Он по складу наш. Не вертопрах вроде Василия Ивановича.

– Ну что уж Вы так про Василия Ивановича, – вступился Санек.

– Я ж не обидеть его хочу. Просто он человек такой, что устроится при любом режиме. При капитализме он будет отстаивать общество равных возможностей, при социализме – общество равных прав и обязанностей. При рабовладельческом строе он будет прославлять величие фараонов. А Саша не такой. Вот ты и помоги ему, Николай Павлович. Обидно будет, если человека потеряем.

– Спасибо, Виктор Иванович! Не потеряюсь я.

Так вот как-то разговор и закончился.

Работа Фонда по совместным исследованиям отнимала много времени. Напомнить, предупредить, намекнуть, отправить на согласование, потребовать ускорить, выслать недостающие акты… Василий Иванович даже и не уставал от таких работ. В голосе Афанасия стали появляться барские мурлыкающие нотки. Сытая, хоть и несколько нервная жизнь ему тоже нравилась. На занятия наукой времени оставалось очень мало.

Но, но… висел, конечно, в воздухе вопрос «А что дальше?». Все же уходило в Штаты. На выкроенные деньги Василий Иванович пытался финансировать какие-то заделы на будущее. Но их было мало. Небольшую часть денег забирал Пахомов, эти деньги попадали к Погодину и расходились по институту без Васиного участия. С новыми перспективными разработками было неважно. В этой суете отъезд в 1996 году Саши Козлова в США как-то остался почти незамеченным. Как всегда, он постарался не привлекать к себе внимание.

А через некоторое, осенью 1997 года, наступило время сдачи отчетов по научно-техническому взаимодействию российско-американской комиссии. Готовиться к этому стали еще летом. И вот, в середине осени – тот же конференц-зал в массачусетском технологическом, те же приветливо улыбающиеся Голдсмит и О’Коннор! Для встречи русских ученых в аэропорт был подан небольшой автобус – потому что исполнителей договоров было под тридцать человек. Академик Митька облапил Голдсмита, как родного, долго не выпускал и даже поцеловал в щеку, чем немало шокировал окружающих.

Ужины проходили в теплой атмосфере. Пили за сотрудничество, рассказывали анекдоты из научной жизни. Американцы по-доброму подчеркивали хороший уровень работ и предлагали присылать предложения. Дни были насыщены, а вечерами ужины проводили в хорошо известном многим университетском ресторанчике.

Хотя, если честно, начал нервничать Вася еще перед поездкой. Отчет о работе – тут любой занервничает. Но вот дальше? Дальше-то что?

А что было в стране? Ельцин назначил Бориса Немцова первым заместителем председателя правительства России, всеми ненавидимый Анатолий Чубайс был назначен министром финансов, а также главным по оперативному руководству в сфере экономики. По стране прокатилась волна забастовок и акций протеста. В регионах шахтеры прекращали отгрузки угля. Зарплаты не платили.

Вовсю шла отчасти бандитская приватизация. Добавил пикантности приватизации «книжный скандал», когда главным идеологам приватизации заплатили по кругленькой сумме за книгу о триумфе приватизации и рыночной экономики, при этом книга так и не вышла. Всеми любимый Чубайс оказался и здесь. С должности его за это Ельцин снял, но он тут же оказался первым заместителем премьер-министра.

Все это не радовало. «Научная инициатива» успешно координировала российско-американское сотрудничество. Но большая часть тем заканчивалась в этом году – на четвертый год переходило не более 15 % работ. И что? И что будет делать дальше генеральный директор фонда «Научная Инициатива»?

Американцы на сдачу работ по контрактам обеспечили двух переводчиков – пустивших корни в Америке эмигрантов первого поколения. Как же так вышло, что именно эти люди оказались в центре внимания русской делегации? Расспрашивать их про правила иммиграции при посторонних русские ученые стеснялись. Старались поймать их поодиночке. А переводчики всегда были заняты.

Переводчик Максим держался демократично. Он совсем недавно получил «Зеленую» карту на жительство в США и помнил все свои злоключения. А Соня Перецвейг держалась надменно. Ее утомляли эти русские.

Впрочем, даже она временами делала исключения. В любимчики к ней попал Митька Недогреев. Чем так обаял утонченную натуру русский ученый с внешностью пролетария? Что ж, женщины всегда выделяют крупных мужчин. И бесцеремонным, частенько, везет чаще.

– Сонечка, лапочка, ты расскажи, как ты тут очутилась? – без предисловий начал Недогреев.

Даже не отбрив: «Я Вам не лапочка!», Соня ответила коротко: «Повезло!»

– О! А как?

– Ну, родители подали на заявление постоянное место жительства. Вам – то зачем? Вас все равно по этой статье не пустят сюда.

– По этой не пустят. Так может, по другой?

– Вы что, беженец? Жертва террора? – усмехнулась Соня.

– О! Почти! Кто его знает, куда все пойдет. Ты давай мне поподробнее. Как тут оказываются?

Недогреев был здоровенный и походил на вожака стаи горилл. Даже высокая и крупная Соня ощущала себя рядом с ним маленькой. – Ну, хорошо. если не просить убежища…

– Убежища? От кого?

– Ну, от Вас, например, – улыбнулась Соня.

– Сонька, ты давай поподробнее!

– Слушайте, как вы задолбали все! Вы уже пятый за неделю, кто меня о правилах эмиграции спрашивает!

– Так значит, я у тебя не первый? – лукавый взгляд и доверительная ухмылка до ушей заставили рассмеяться даже Соню. Отсмеявшись, она сказала:

– Слушайте, мне ведь про вас уже все рассказали. Вы заместитель директора и Вас скоро сделают директором крупного института. У Вас будет в подчинении три или четыре тысячи человек! Здешним профессорам такое и не снилось! Весь штат Голдсмита – одна штатная лаборантка, один стажер и два, как это по-русски, два аспиранта. И потом, вы же всю жизнь работали на оборону, чтобы бомбить Америку. И что, Вы хотите эмигрировать? Я понимаю, профессора, у которых денег нет вообще. Зарплата профессора у вас – 80 долларов! Позор!

– Сонька, ты мне политику не разводи! Ты мне прямо так и расскажи!

– Да это же час говорить надо! А мне для вас всех переводить!

– Давай вечером! Ты где живешь?

– Так я Вас к себе домой и позвала! Тут так не принято!

– А как принято?

– Ну… – растерявшаяся Соня не сразу нашлась, что ответить, – ну тут принято приглашать в кафе. Заказывают столик, и…

– О! Давай закажем столик!

– Ну я не знаю, у меня сегодня вечером… ну хорошо, на один час – так и быть!

– Сонечка, ты лапочка! – и Недогреев прижал Сонину руку к груди.

– Что вы себе позволяете? Смотрят все вокруг! Будьте внизу в семь, только не у нашего подъезда, а за углом. Сегодня мне разрешили за ужином не присутствовать. Я подъеду на черном бьюике.

Следующий разговор у Недогреева состоялся с Василием Ивановичем.

– Василий Иванович, ведь они сейчас переведут основные деньги. Так? А у тебя в твоей инициативе счет-то какой – в долларах или рублях?

Тут Вася чувствовал себя уверенно. Открыть долларовый счет было очень непросто, но он это сделал, особо, впрочем, не афишируя.

Помогли связи в Президиуме Академии и письмо о сотрудничестве.

– У меня два счета есть. И такой, и такой.

– О! А ты мне-то как заплатишь?

– В рублях, конечно! Я по-другому не могу.

– Василий Иванович, – тут Митька посмотрел особенно доверительно, – а ты не можешь, не переводя деньги в рубли, перевести их на мой счет?

– Куда? – спросил Вася настороженно.

– Ну, куда-нибудь сюда, – Митька смотрел ласково и улыбался.

– Дмитрий Степанович, это невозможно! Это надо было заключать личный договор между научным фондом и вашей фирмой.

– А лучше со мной. Напрямую. А, Вась? – Недогреев был само обаяние. Рот расплылся в улыбке до ушей, и сейчас он напоминал не самца гориллы, а переросшего котенка, нежащегося на коленях у хозяйки, – давай подумаем! А я тут счетик открою. Не охота мне деньги крутить туда-сюда. И убыток, да и тебе лишние хлопоты. А что такого? Может, не я один хочу открыть счет не только у нас. А?