Когда Марина поняла, что вырываться и убегать бесполезно, она приложила свою заснеженную варежку к его губам и тихо сказала:

– Прости, ничего больше не будет. Ночью я была с женщиной. Не знаю кто из вас двоих теперь для меня важнее… Если ты меня еще хоть раз тронешь пальцем, я закричу и позову на помощь.

Владимир остановился. Марина подождала с минуту. Потом развернулась и пошла в ту сторону, где вдалеке ровно светилась красная буковка «М».

Друзья Владимира, заподозрив недоброе, все утро стучались в его дверь, двери никто не открывал. Дверь взломали. Владимир лежал совершенно пьяный, накрытый с головой одеялом. Когда одеяло сдернули, пришедшие, взглянув на него, на мгновение отшатнулись. Владимир был бел как они.

В клинике, куда его поместили, врачами был поставлен диагноз – витилиго – болезнь пигментации, которая случается порой и на нервной почве.

Через несколько недель Владимир забрал свои документы из Университета и белым вернулся на родину.

Павел Исаевич.

– Смешно! И трижды наивно, когда человек о себе пишет. Писателем что ли себя воображает. Обороты такие заумные использует. В жизни бы так не стал разговаривать.

Пётр Исаевич.

– А почему Вы решили, что это кто-то о себе пишет? Эфиоп какой-то приехал в Москву учиться, а вместо учёбы его на женский пол потянуло. Мораль – не гонялся б эфиоп за… Ну и так далее по тексту…

Павел Исаевич.

– Тут вообще про эфиопа ни слова не было!

Пётр Исаевич.

– Как не было?! Дайте! Вот же чёрным по белому – из республики такой-то!!!

Павел Исаевич.

– Вот именно – чёрным по Белому! Вы между строк читать не пробовали?! Тот, кто это написал – белый как июньская ночь на Балтийском заливе! А всё остальное наполовину выдумка. Удивительно всё-таки…

Пётр Исаевич.

– Ничего удивительного я здесь не наблюдаю. Все это с таким прицелом пишется, чтобы потом кому-нибудь на глаза попалось, что-де недооценивали мы этого человека, а он вон какой глубокий и складный, оказывается.

Павел Исаевич.

– Ну, что вы, Петр Исаевич, гнусную подоплеку во всём ищете. Может человек только, когда за ручку берется, думать всерьез начинает, осмыслять и по полочкам в своей голове раскладывать, а до этого все наперекосяк и руины вокруг. И ветер.

Пётр Исаевич.

– Хорошо, что вы уже больше не пишете, а то от вашей фигуральности у меня уже в голове шумит и во лбу тикает. Дальше читайте…

Сегодня ночью мне приснился петух. Он что-то зарывал или разрывал своими лапами в песочнице на детской площадке. Качался на качелях. Взбирался по горбатой лесенке. Деловито и молча ходил туда-сюда по закрепленному в центре бревну, то опуская, то поднимая его с разных сторон. Когда раздалось – «ку-ка-ре-ку!» – я проснулся.

К чему снятся петухи? Я справился у разных людей. Пролистал на лотках у метро всевозможные «Сонники». Ни одна из версий не совпадала друг с другом. Я буду придерживаться своей – это, наверное, к пожару. В доме напротив часа через два, после того как я проснулся, сгорела трехкомнатная квартира. К счастью, никого из жильцов в эту ночь там не оказалось. Когда подъезжала пожарная, я стоял у окна в халате и смотрел, как полыхает крыша – квартира была на последнем этаже. Это продолжалось минут 20–25. За это время я успел вспомнить много всякой ерунды, например, что в детстве я не любил вафли, овсяную кашу, зефир и сыр с крупными дырками. Вспомнил, как в детском саду мой пятилетний «сокашник» давился овсянкой с собственной рвотой, чтобы не отругала какая-то «баба Маня».

Потом до полудня спал.

Мы с мамой возвращались из детского сада. Я держал ее за руку и прыгал в своих дурацких сандалиях, минуя желтые круги от вечернего солнца на майском асфальте, пока мое внимание не привлек сосед в ситцевой рубашке с карманами (из дома напротив), который нес в обеих руках два коричневых бумажных пакета, в каких раньше продавали на развес крупу, конфеты и сахар. В пакетах кто-то пищал. Я остановился, а он, как будто хвастая, нагнулся ко мне и, улыбаясь, показал их содержимое. В одном и в другом, взбираясь друг на друга маленькими розовыми лапками, барахтались штук десять пушистых цыплят. От удивления я открыл рот и, забыв, что я со старшими спросил – сколько стоит? Сосед рассмеялся и сказал – по пятачку! До школы мне было еще два года, но каким-то странным образом я подсчитал, что если взять трех, то это будет все равно, что три раза проехать на метро или слопать одно мороженое, а взамен получить что-то нежное, живое, дрожащее. Обо всем этом я думал пока мы не зашли домой, и уже тут я применил всю силу своего убеждения, чтобы осуществить этот внезапно поразивший меня план. Странно, но, сколько я себя помню, так я не выпрашивал даже разборных индейцев в «Детском мире», которые появились в то время, как великий дефицит! Вес был взят! И, приблизительно, через час мама принесла мне в ладошках, сложенных лодочкой, три желтых и глупых шарика. 15 копеек! Все они немедленно, по совету бабушки, были помещены в коробку из-под обуви «ЦЕБО», выстланную какой-то старой бумагой, и поставлены в туалет/ванну – у нас был смежный санузел. Пока меня не загнали спать, я сидел перед этой коробкой на корточках и мешал чистить зубы и справлять перед сном свою нужду всему семейству. Не мог оторвать глаз. Все это было мое!

По-моему, мне ничего не снилось, но когда я проснулся и в одних трусах вышел в коридор, бабушка крикнула мне: – Санька, ну-ка иди-ка сюда!

Возле обувной коробки на обрывке жирной магазинной бумаги лежали мертвыми два цыпленка (как это могло случиться! я же сам кормил их вареными желтками!). Уцелевший цыпленок, как сумасшедший, бегал по коробке из угла в угол. Когда он подрос, и стало понятно, что это мальчик, его назвали Петя.

Великое качество человека – оригинальность! (если оно есть), которое делает его объектом всеобщего внимания, обсуждения (восхищения или осуждения – не важно). Особенно оно спасительно для людей, остро ощущающих одиночество, будь то натуры творческие или просто эмоционально неуравновешенные. Все это с избытком я испытал на себе, еще вполне не осознавая его величие. Но всякий раз, выходя с бабушкой гулять во двор, я расстраивался, если там не было «зрителей», то есть соседей.

Что является предметом гордости для человека городского? Какая-нибудь необычная и послушная собачка или серебрящаяся на солнце сиамская кошка. Нашим предметом гордости был привязанный веревочкой за одну лапу (чтобы не убежал) петух. Все, кто любил или по каким-либо причинам не любил нас, не могли оставаться равнодушными к такому зрелищу:

– Да это та сумасшедшая старуха со своим внучеком, которые петуха на поводке писать во двор выводят, – говорили между собой хорошо одетые соседи с породистой длинношерстной таксой и «Жигулями».

Но все остальные, стоило нам только выйти, собирались на детской площадке для получения очередной порции бесплатного удовольствия, как будто приехал цирк шапито.

Выходя во двор, Петя сначала очень методично и долго рылся в песочнице, клевал мелкие камушки. Потом деловито обходил и разглядывал всех собравшихся. И только после этого приступал к показу обязательной программы. День ото дня в его репертуаре появлялись все новые и новые трюки. Он вверх-вниз ходил по горбатой металлической лесенке, качался на качелях, взад-вперед вышагивал по закрепленному в центре бревну, то, опуская, то, поднимая его с разных сторон. А потом, взобравшись на последнюю ступеньку странного сооружения с перекладинами и вваренными в них разной величины кольцами, озарял весь городской двор победным – «ку-ка-ре-ку!» Спрыгнув, он убегал к подъезду и ждал пока кто-нибудь из нас откроет его величеству дверь. Все аплодировали ему кроме нас с бабушкой, потому что это был наш собственный «отпрыск», хотя мы и «палец о палец не ударили» в вопросах его воспитания. Кто-то советовал отдать Петю в цирк, но иметь такую диковинку при себе было куда приятнее.