В холле третьего госпиталя Мейнхеттена, стены коего красовались яркими плакатами с изображениями улыбающихся жеребят всех трёх рас пони, с раннего утра царила суета: сидящие в креслах за стойкой регистратуры молодые кобылки яркими улыбками приветствовали посетителей и перенаправляли их в те или иные кабинеты, отвечали на многочисленные вопросы, пересылали на личные пип-баки документы для заполнения. И пусть с этой работой справились бы те же шестилапы или куда более редкие пониботы, которые время от времени встречались то там, то тут, но живое общение с живыми же представителями своего вида было более комфортным.
— Здравствуйте, — поздоровалась с очередной кобылкой салатовая земнопони, одетая в белоснежный халат с бейджиком. — Чем я могу вам помочь?
— Эм… Здравствуйте, — молодая пегаска малинового цвета неуверенно переступила передними ногами, при этом скользя взглядом от одного предмета, стоящего на столе, до другого. — Я пришла по объявлению о… увеличении популяции. Вы не могли бы рассказать, как это происходит?
— Разумеется, — кивнув, медицинская работница начала заученную речь: — Вам необходимо сдать кровь, после чего будет проведён анализ и подобран партнёр с наилучшей генетической совместимостью. Уже на следующий день вы сможете пройти процедуру оплодотворения и будете внесены в список матерей. На девятом месяце беременности вам поступит предложение переселиться в одно из стойл, чтобы полностью посвятить себя заботе о жеребёнке. Если же вы откажетесь от переезда, то после родов вам всё равно придётся переехать из-за закона о защите пони, которые ещё не достигли двенадцати лет.
— То есть… в процессе… оплодотворения… жеребец участвовать не будет? — уточнила крылатая кобылка, старающаяся покраснеть сильнее того цвета, который дарован ей природой.
— Имени донора генетического материала вы не узнаете, — отрицательно качнула головой земнопони. — Однако же я вам гарантирую, что у него будет лучшая из возможных наследственность. Желаете записаться на сдачу анализа?
— …Да, — после нескольких секунд колебания всё же ответила крылатая пони.
***
— Ай! — пегасочка, сидящая на ковре в комнате общежития стойла двадцать девять, попыталась обернуться, чтобы посмотреть на синюю единорожку.
— Не дёргайся, — потребовала Мунбим, обрабатывающая крылья подруги, приводя в порядок её перья. — Я почти закончила.
— Больно, — пожаловалась Фларри, на глазах у которой блеснули слёзы.
— Я пытаюсь быть осторожной, — проворчала ученица главного врача убежища. — Как ты умудрилась так измазаться?!
— Шейк уронил бутылочку с клеем, а я не заметила, что она была открыта, — неохотно пробурчала летунья, вновь удобно устраиваясь на ковре.
— Она ещё легко отделалась, — фыркнул Гринпис, лежащий на полу в дальнем от входа углу и при помощи карандашей раскрашивающий картинку крепости. — Санрайс умудрился в эту лужу сесть.
— И по чьей же вине? — бросила взгляд на зелёного земнопони Мунбим, тут же возвращаясь к перьям подруги, так и не решившейся идти в медицинское крыло (причину она так и не назвала, а синяя единорожка и не настаивала).
— Почему, если что-то плохое случается, то виноватым назначают меня? — подняв взгляд к потолку, обиженно спросил жеребчик.
— Даже и не знаю, что ответить, — усмехнулась волшебница, затем подскочила на ноги и объявила: — Всё. Я закончила.
— Спасибо, Муни, — улыбнулась единорожке летунья, с удовольствием расправляя и складывая крыло.
— «Спасибо, Муни», — передразнил крылатую кобылку земнопони.
— Не завидуй, а лучше сделай что-нибудь полезное, — осадила соседа по комнате Мунбим, а затем обратилась уже к Фларри: — Идём в атриум? Все уже должны были собраться там.
— Угум, — кивнула пегаска. — Гринпис, ты с нами?
— Идите, — дёрнул хвостом жеребчик. — Я потом подойду.
Дождавшись, пока закроется автоматическая дверь, отсекая его от возможных посторонних взглядов, зелёный земнопони перевернул раскрашиваемую картинку, на другой стороне которой находился не слишком хороший, но вполне узнаваемый портрет. Вооружившись синим карандашом, он осторожно подвёл ещё несколько линий и сделал пару штрихов, благодаря коим изображение стало завершённым.
«Кобылки глупые. Совершенно не понимают намёков», — с сожалением вздохнув, земнопони спрятал свой рисунок в тонкий блокнот, который запихнул на нижнюю полку прикроватной тумбочки (сама кровать, закреплённая на шарнирах, как и ещё пять коек для других жеребят, была откинута вертикально и изображала из себя стенной шкаф).
Закрыв пластиковую дверцу, Гринпис поспешил к выходу и вскоре скрылся в коридоре. Он был уверен, что о его маленьком увлечении никто не знает…
А тем временем свет в комнате погас, а фоновая музыка, которую все обитатели стойла воспринимали как нечто неотъемлемое, постепенно затихла.
***
Жёлтый единорог с пшеничной гривой, одетый в тёмно-оранжевый комбинезон с зелёным защитным жилетом и шлемом, в прорези коего красовался рог, стоял на северном шоссе Мейнхеттена и рассматривал горизонт. В небе светило солнце, белые пятна маленьких облаков придавали синему своду чуть больше интересности… а позади него команда пони разбирала на металл очередной автомобиль.
«И что мы вообще тут делаем?» — мысленно вопросил жеребец, отрываясь от своего крайне интересного, но, если уж быть честным с собой, совершенно бесполезного занятия.
Срезанные листы металла отправлялись в контейнеры грузовиков, чтобы быть доставленными на переплавку, снятые двигатели проверялись на работоспособность и укладывались в ящики, чтобы поступить на заводы… Абсолютно рутинная работа, с которой легко справились бы те же шестилапы, отнимала кучу времени и сил.
Иногда единорог задумывался о том, что вся их работа нужна только ради двух целей: во-первых, чтобы пони не привыкали получать еду и другие блага совершенно бесплатно, а во-вторых, чтобы жеребцы и кобылы достаточно уставали, чтобы у них попросту не было сил на проявление недовольства. Впрочем, это были только догадки, ничем особым не подкреплённые, пусть и кажущиеся вполне реалистичными.
