Тихий, почти неразличимый хлопок прервал пламенную речь, что заставило толпу пони притихнуть, а затем по груди ветерана стало расплываться алое пятно, в считанные секунды пропитавшее его форму. В наступившей тишине, словно гром, прозвучали сиплые слова:
— …Спасём Эквестрию.
Потеряв равновесие, жеребец упал назад, прямо на находящихся рядом с возвышением пони. Несколько пар копыт подхватили его, аккуратно опустили на облачную площадь… и следом за этим воздух разорвал крик ярости и отчаяния пожилой кобылы:
— Убийцы! Вот как они отплатили Вайсу за долгую службу!..
Бойцы военной полиции, в один миг оказавшиеся целью ярости толпы, растерянные и находящиеся в численном меньшинстве… не сумели вовремя отреагировать на новую угрозу…
С тихим щелчком изображение монитора переключилось.
Разгневанная толпа волна за волной бросалась на административное здание очередного поселения, где закрылись назначенные Анклавом чиновники и безопасники. И если бы бунт произошёл в довоенные времена, то они вполне могли бы дождаться подхода подкрепления, но… многие из нападающих служили в армии, имели опыт боевых действий, хранили оружие в своих домах, а то и вовсе служили в действующих частях. Ситуацию ухудшало ещё и то, что простые солдаты переходили под знамёна мятежников, непонятно когда успевших достать флаги старой Эквестрии…
Новый щелчок ознаменовал переключение изображения на другую камеру, где в копытной схватке сцепились элитные штурмовые отряды Анклава и молодые новобранцы, которых на приступ складов вооружения вели матёрые ветераны, за счёт опыта и почти вытравленной поколениями мирной жизни пегасьей ярости не уступающие воинам в силовой броне. Звучали крики, рычание, всхлипы, лязг и выстрелы, лилась кровь и ломались кости…
— Жалеешь, что присоединилась к повстанцам? — прозвучал двоящийся грудной голос из-за спины, заставив Скуталу вздрогнуть. — Прости. Я тебя напугала?
— Нет, — тихо выдохнув, отозвалась оранжевая пегаска, отворачиваясь от монитора, установленного в кабине небесного десантного судна, уверенно приближающегося к ставке генерального штаба Анклава. — Просто я слишком сильно задумалась.
— Настолько сильно, что не услышала моих шагов? — королева чейнджлингов, стройная и высокая, закованная в облегающую тело матово-чёрную броню, не скрывающую от взглядов, а словно бы подчёркивающую хищную красоту кобылы, без лишних церемоний уселась на пол транспортного средства перед креслом, в котором расположилась одна из основательниц «Стойл-Тек». — Так что: жалеешь обо всём этом?
— Мне больно оттого, что пони сражаются с пони, — не без труда заставив себя заглянуть в зелёные глаза с вертикальными зрачками, украшающие точёную мордочку с острыми чертами, обтекаемо отозвалась Скуталу.
— Это не ответ на мой вопрос, — заметила собеседница, чуть наклонив голову, от чего ядовито-зелёные пряди гривы скользнули по изящной шее, а искривлённый длинный рог будто бы нацелился на крылатую пони.
— Знаю, — поморщилась оранжевая пегаска, откидываясь на спинку кресла, специально разработанного для представителей её расы. — Что ты хочешь услышать, Визалис? Жалею ли я, что из-за меня в Анклаве начались беспорядки и столкновения между военными подразделениями? Да, жалею. Жалею ли я о том, что мирное население начало исход на землю? Нет, не жалею… Будь моя воля, я бы приказала всем покинуть облака, оставив генералов и их прихвостней жить в их игрушечном королевстве одних… Только вот у них есть верные солдаты и совсем не игрушечное оружие, способное причинить немало разрушений и привести к ещё большему количеству смертей, чем если свергнуть верхушку милитаристов сейчас. Но какое тебе дело до бед пони?!
Только произнеся последние слова, которые самой Скуталу показались слишком грубыми и неблагодарными, она прикусила кончик языка и замолчала. Её взгляд же вперился в мордочку молодой королевы чейнджлингов, выслушавшей всё это с невозмутимым выражением мордочки и каким-то печальным взглядом.
— Действительно… какое мне дело до пони, от выживания которых зависит судьба моего народа? — задумчиво спросила сама у себя правительница перевёртышей.
— Я не это хотела сказать, — попыталась оправдаться оранжевая пегаска, прекрасно понимающая, насколько глупо это звучит.
— Ты сказала то, что было у тебя на душе: такие вещи мы умеем ощущать, — прервала её чейнджлинг. — У моего вида не самая лучшая репутация… и я не буду врать, что она незаслужена. Однако же ещё моя мать поняла, что если мы хотим не только выживать, но и жить, нам нужно отходить от практики похищения чужой любви. Знала бы ты, маленькая пони, скольких усилий ей стоило добиться переговоров с принцессой Ми Аморе дэ Каденс… и сколь болезненной для всех нас стала её гибель во время покушения ДМД. В тот роковой день рой едва не принял решение, что от сотрудничества с пони нас ждут сплошные неприятности, из-за чего план с созданием виртуальной реальности для выращивания кормовых пони уже не выглядел такой уж дикостью…
Перед внутренним взором одной из основательниц «Стойл-Тек» пронеслись образы длинных коридоров бункера, вдоль чьих стен расположены полупрозрачные коконы, внутри которых в зеленоватой жидкости плавают тела жеребцов и кобыл, головы коих скрыты под технологичными шлемами. В этих видениях чейнджлинги сновали туда-сюда, сцеживая из коконов розоватую субстанцию, которую после этого разделяли между всеми членами роя, а глубоко внизу в отдельных боксах зрели коконы и в искусственных утробах выращивались новые жеребята…
— Не нравится? — участливо спросила Визалис, но не дожидаясь ответа, продолжила: — Мне тоже не нравится. И пусть в том, чтобы держать в таком состоянии сумасшедших, преступников и стариков, желающих вновь ощутить себя молодыми, лично я не вижу ничего предосудительного, но если бы чейнджлинги пошли этим путём в отношении всех пони, он привёл бы нас к деградации и вымиранию. Возможно, что однажды наши потомки и вовсе утратили бы способность менять облик, а то и мыслить сколь-нибудь творчески, превратившись в бездумных исполнителей воли королевы… которая тоже перестала бы быть разумным существом. Я как-то читала легенды пони о перевёртышах, в которых говорилось, что у нас относительно разумной является только матка, а все остальные — безмозглые дроны… словно насекомые с единым сознанием. И знаешь что, пони? Это было одновременно обидно, унизительно и… страшно. Страх потерять свою личность, тщательно развиваемую индивидуальность, позволяющую чувствовать себя по-настоящему живыми, толкает нас на самые рискованные поступки… И даже сейчас, помогая вам разобраться между собой, мы надеемся на то, что в нас перестанут видеть лишь… паразитов… и позволят жить в обществе, не скрывая свою истинную суть.