— Блинцов, Воронцов! Остаетесь здесь! — выкрикнул инспектор и рванул по лестнице наверх вслед за уже бегущим Дубовым.

Ворвавшись в сторожку сторожа, оба по его нагловато-хитрой физиономии поняли, что опоздали. А сторож нарочито неспеша наливал себе уже второй стакан винца.

— Хозяева тут, значится, подходили, — сказал старикан, даже не глядя на гостей. И, опрокинув содержимое в рот, продолжил: — Передавали кланяться товарщам-господам, и обещались сами явиться в гости да с гостинцами. Но сейчас за неимением времени удалились, за что просили передать гран пардон.

— Нет, ну ты посмотри на него, — первым пришел в себя Столбовой, — он еще и по-французски разговаривает!

— Ага, когда бормотухи хлебнет, — мрачно кивнул Дубов. — Но показания в милиции ему придется давать на русском.

Рука сторожа замерла на полпути к третьему стопарику:

— А я че? Я это того, секюрити. И усе дела…

— Вот об этом в отделе и поговорим — мрачно пообещал Столбовой.

Столбовой и Блинцов с Воронцовым, прихватив старичка-сторожа, укатили на «Уазике» в милицию, а Дубов на «Москвиче» отправился к себе в контору. Однако там его ожидал еще один малоприятный сюрприз, имевший облик инспектора налоговой милиции Феликса Эдуардовича Железякина. Он, скабрезно ухмыляясь, помахивал перед лицом детектива веером бумажек, которые могли обернуться огромными неприятностями.

— Ну что, дорогуша, если денежек нету, приступим к описыванию имущества, — мстительно смаковал новоиспеченный инспектор, похотливо оглядывая скудную обстановку дубовского кабинета.

За все время своей бурной деятельности на поприще частного сыска Василий Николаевич снискал уважение сограждан и признание среди профессионалов, но, как всякий простой советский человек, денег не нажил. Он работал ради идеи и уж никак не задумывался о том, что задолжал налоговым службам прямо-таки астрономическую сумму.

Феликс уже сладострастно потирал пухлые ручки, прекрасно понимая, что бессеребреннику Дубову неоткуда взять сто двадцать один доллар восемнадцать сантимов.

«Что же делать?» — лихорадочно проносилось в голове у сыщика, пока Железякин скабрезно ощупывал сальными пальцами обивку стула под Дубовым и при этом мерзко похрюкивал. И тут дверь стремительно распахнулась, и в контору с испуганным видом вбежала Чаликова. Не обращая внимания на Железякина, целиком занятого своими новыми финансово-инспекторскими обязанностями, Надя решительно потянула Василия за собой.

— Дело не терпит отлагательства! — возбужденно говорила Надя. — Подождите, сейчас я вам все объясню. — Чаликова перевела дыхание и одним махом выпалила: — Я уже подымалась к вам, когда увидала, как по лестнице несут динамит.

— Кто? — профессионально насторожился Василий.

— Наши с вами старые знакомые — профессор Oльховский со своей подругой прокурором Рейкиным.

— А вы уверены, что это был динамит?

— А что же еще, если на ящике были нарисованы кости и череп, под которыми красовалась надпись «Динамит»? После всего того, что вы им сделали, вы что же, Вася, думаете — они вам цветы с шампанским принесут?

Василий задумался и согласился.

— А вы уверены, что это были именно они? — спросил сыщик.

— А вы сами полюбуйтесь, — ответила Надя и указала через окно. Из парадных дверей Бизнес-Центра как раз в этот момент вылетела странная парочка. Первой, подхватив юбки, неслась аляповато накрашенная дама, в которой Василий воочию узнал беглого прокурора. За ней с лихо развевающейся бородой бежал вприпрыжку солидный профессор, он же «черный полковник» Берзиньш.

— Ну и дела! — почесал в затылке детектив Дубов.

Огромной силы взрыв потряс здание бывшего Кислоярского Горкома комсомола, а ныне — Бизнес-Центра. Из окон второго этажа выплеснулся поток пламени. Осколки стекол и обломки оконных рам посыпались на проезжую часть Елизаветинской улицы. Прохожие в страхе шарахнулись на другую сторону. Придя в себя от первого потрясения, толпа зашумела, загудела. К этому времени из здания Бизнес-Центра начали выбегать до смерти перепуганные бизнесмены, клерки и длинноногие секретарши. Улица превратилась в кипящий котел беспорядочно движущихся людей — как пострадавших от взрыва, так и перепуганных обывателей. Из толпы раздавались отдельные суматошные выкрики:

— Пожарникам! Звоните пожарникам!

— Скорую сюда, здесь есть пострадавшие!

— Это у Василия Дубова! Вот сволочи!..

— Пожарные едут! Разойдитесь!

В этот момент, завывая сиреной, к зданию подкатила красная машина, из которой деловито посыпались люди в блестящих касках. Они споро раскрутили пожарные рукава, установили лестницу и по ней полезли к окнам второго этажа, из которых еще извергались языки пламени. Но огонь на удивление быстро отступил — видимо, в помещениях особенно нечему было гореть. Струи воды из брандспойтов сбили последние языки пламени, и пожарники наконец проникли в помещение. Вскоре один из них вновь появился в разбитом окне и крикнул, чтобы тащили носилки — есть обгоревший труп. Толпа внизу заволновалась, ведь погиб, судя по всему, уважаемый многими в Кислоярске частный детектив Василий Николаевич Дубов.

Похороны Великого Сыщика были просто роскошными. Если бы вы, уважаемые читатели, видели эти похороны, вам бы самим захотелось лечь в гроб среди цветов и венков, и чтобы о вас говорили такие хорошие слова.

— Какие похороны! — как раз по этому же поводу умилялась пышнотелая дама, обращаясь к своему интеллигентного вида спутнику. — Неужели вам не хотелось бы лежать рядом с Дубовым? — с чувственным придыханием вопрошала она. Убеленный сединами господин отвечал ей по-военному коротко:

— Нет! — И, машинально проведя крепкой рукой по бороде, добавил: — Я бы предпочел сейчас лежать с мадам Чаликовой.

— Но ведь она же жива! — опешила ярко накрашенная дама.

— Вот то-то и оно! — глубокомысленно заметил господин, поправляя золотые очки. Его спутница надулась и с досады сплюнула на ближайшую могилу.

А тем временем действо набирало обороты. Прибывший лично Президент Кислоярской Республики Кирилл Аркадьевич Яйцын рассказывал публике о том, каким славным сторонником реформ был усопший — для такого не жалко было выделить и собственный катафалк.

— И даже более того, — продолжал господин Яйцын, размахивая ракеткой, — если бы Василий был бы жив, он бы на выборах голосовал бы за мою кандидатуру. Прости меня, Вася, — патетически возвысил голос Яйцын, — что не смог я тебя уберечь от злобной мести криминогенного элемента. Но у меня есть целых семь… Нет, восемь, — поправился Президент, посчитав на пальцах, — или даже девять вариантов, как навести порядок в государстве. И я прошу доверия у народа на то, чтобы их, понимаете ли, реализовать. — Произнеся эту содержательную речь, Кирилл Аркадьевич стал выдергивать у руководителя похоронного оркестра его дирижерскую палочку, но тот не отдавал. В результате борьбы Яйцыну все же удалось завладеть жезлом, но при этом он не удержался на ногах и, если бы не стоявший на стреме начальник его аппарата, то наверняка свалился бы в разверстую яму.

Лидер же Кислоярских коммунистов товарищ Зюпилов говорил то же самое, только наоборот: Василий был примерным комсомольцем, и будь он сейчас жив, то отдал бы свой голос… Ну и так далее.

Как ни странно, Надежда Чаликова, подруга Великого Детектива и, так сказать, полу-вдова, была весьма немногословна и все больше скорбно сморкалась в огромный носовой платок. Но присутствующим было, собственно, не до нее — Кислоярский бомонд не желал из-за таких мелочей упускать случая и себя показать, и на покойного (вернее, на то немногое, что от него осталось) посмотреть, и, если представится возможность, блеснуть ораторским талантом. А потому говорили много и обильно. И когда обнаружили наступление вечера, то усталые, но довольные потянулись с Матвеевского кладбища.

Солнце стремительно опускалось за сосны, и последние посетители спешили покинуть смиренное место, столь негостеприимное по ночам из-за бомжей, археологов и привидений. И потому никто уже не мог услышать глухого грохота, раздавшегося из мрачных глубин свежей могилы. Это гроб, украшенный крепом и венками, тяжело провалился еще на два метра глубже, в сырой и темный туннель. И, похоже, по чистой случайности не погреб под собой странного тщедушного человека, который, разобрав надписи на венках, тихо и злобно завыл, затопал ногами и со всей силы пнул домовину тяжелым ботинком.