— Погодите-погодите, я ничего не понимаю, — встряхнул головой Буратино-Дубов. — Если вы — Надя, — он указал на Чаликову, — то вы…

— Надя, — слабым голосом представилась Алиса. — Надежда Фролова, артистка из художественной самодеятельности.

— Вася, я вам должна все рассказать, — решительно заявила Чаликова и тут же перебила сама себя: — Ах, так Карабаса задержали? Я так и предполагала, что это он.

— Да, это он, — небрежно ответил Василий. — Карабас Барабас, то есть господин порноиздатель Романов, похитил Лидию Владимировну, шантажировал ее мужа и, наконец, ударил по голове лису Алису, очевидно, приняв ее за вас. Хотя не совсем понятно, для чего ему это понадобилось — вы же не имеете отношения к делишкам Грымзина и Лавантуса…

— Ах, так вас ударили по голове?! — воскликнула Чаликова. — Поверьте, Надя, если бы я могла предполагать, то никогда не втянула бы вас…

— Постойте-постойте, — перебил Дубов. — Не все сразу. Давайте по порядку.

Надя Чаликова поудобнее устроилась в кресле и начала рассказ:

— Как только я увидела афишу завтрашнего спектакля, то сразу поспешила сюда. Это, наверное, журналистская интуиция: когда столько знаменитых имен вместе — явно не к добру. Потому я решила себя не афишировать, ну а сохранить инкогнито мне неожиданно помог постановщик господин Cвятославский, когда предложил маску лисы Алисы.

— Но полностью сохранить анонимность все же не удалось, — заметил Дубов. — Может быть, я и ошибаюсь, но покушались-то наверняка на журналистку Надежду Чаликову, а не на самодеятельную актрису Надежду Фролову.

— А пострадала Фролова, — подала слабеющий голос Алиса.

— Увы, это так, о чем я совершенно искренне сожалею, — ответила Чаликова. — Может быть, меня узнали по голосу, или подсмотрели в тот момент, когда я на миг приподняла маску и приоткрыла лицо. Однако мои подозрения, что тут что-то не к добру, начали оправдываться очень скоро — когда я услышала ваше, Василий Николаич, тонкое наблюдение о пропавших из гостиной часах. Я сразу предположила, что часы не отражаются в картине не потому что унесли часы, а потому что сдвинули картину. Вы помните, как я вас покинула почти на пол часа? — Дубов кивнул. — За это время я успела сделать многое. Сначала вернулась в гостиную и увидела, что часы вновь отражаются в стекле картины. Тогда я стала ощупывать раму и очень быстро нашла пружинку, которая отодвигает картину в сторону. В комнатке за картиной я обнаружила госпожу Грымзину с завязанными руками и с кляпом во рту. Я помогла Лидии Владимировне снять тортиловский панцирь и, возвратив картину на прежнее место, увела ее из дома, а сама вернулась сюда. В этот миг у меня возник план, как вывести преступника на чистую воду, но для этого нужно было найти кого-то вместо себя — не могла же я уйти, бросив свою ответственную роль. И тут я встретила Надю…

— Да, режиссер отпустил массовку, — сказала Надя Фролова. — Но я решила остаться, так как меня очень заинтересовал творческий метод господина Святославского. Вообще-то я согласна, что нет маленьких ролей, а есть только маленькие артисты, но было немножко обидно: на главные роли пригласили известных деятелей, которые все-таки не совсем люди искусства, а нам, настоящим артистам, хоть и из самодеятельности, достались лягушки. Нет, я рада играть даже лягушку у такого большого мастера, как Cвятославский, но когда госпожа Чаликова предложила мне роль Алисы, то я поняла — вот он, мой звездный час. Если б я знала, что буду не лисой, а подсадной уткой… — Алиса Фролова замолкла и в изнеможении от столь длинного монолога откинулась на спинку кресла.

— Скажите, Надя, а где все это время находилась Лидия Владимировна? — спросил Дубов.

— У вас дома, — небрежно ответила Чаликова. — Ваша домохозяйка Софья Ивановна любезно предоставила ей приют. Кстати, она же помогла и с антуражем для посылок.

— Значит, и посылки — тоже ваших рук дело?

— А то чьих же? Отправляя их, я преследовала две цели — направить вас с инспектором Столбовым на правильный путь поисков и создать в доме нужную психологическую атмосферу. И, похоже, мне это удалось. Первым делом я послала Буратино, то есть вам, переворачивающееся зеркальце, чтобы подсказать правильное решение загадки о якобы пропавших часах. Посылая Дуремару книжку про черепашек-ниндзя, я давала знать господину Грымзину, что с его супругой все в порядке. И, наконец, мышеловка для Карабаса Барабаса подразумевала, что он «под колпаком» и что ему лучше всего отказаться от своих хитроумных планов. Но, как я вижу, он моим предупреждениям не очень внял.

— Значит, вы уже с самого начала подозревали Карабаса? — спросил детектив, ласково приобнимая Чаликову за плечи.

— Не совсем, — призналась журналистка. — Лидия Владимировна сказала, что ее подкараулили в темном коридоре, схватили сзади и поволокли в гостиную. При этом она ощущала на лице легкое щекотание. Сначала я не придала этому значения, но потом догадалась, что причиной щекотки могла стать борода.

— Да, Наденька, — сказал Дубов. — На сей раз вы на сто пунктов переплюнули даже таких профессионалов сыска, как мы с Егором Трофимовичем Столбовым. Но вот последний вопрос. Я все понимаю — зеркало, черепашки, мышеловка… Но откуда у Софьи Ивановны взялась книга Ленина по марксистской экономике — ума не приложу!

— Книга Ленина? — удивилась Надя. — Ничего подобного я никому не посылала.

— Мне показалось странным, что Грымзину пришли подряд две посылки: одна с ниндзями, а другая — с книжкой по марксистской экономике, там еще была закладка в виде доллара… A-а-а, — смекнул Василий, — должно быть, ее прислала та дама.

— Какая дама? — насторожилась Чаликова.

— Ну, которой наш уважаемый банкир передал выкуп. То есть она на самом деле, конечно, не дама, а бывший прокурор Рейкин.

Чаликова подскочила на стуле:

— Рейкин? Прокурор?! Выходит, что и тут замешана эта банда!

— И заметьте — эти авантюристы изменили тактику, — добавил детектив. — Теперь они уже действуют не сами, а через других людей, которые всегда считались благонамеренными гражданами.

— Вот именно — они, — подхватила Чаликова. — Не сомневаюсь, что и полковник Берзиньш крутится где-то поблизости.

Но тут раздался голос режиссера Святославского:

— Господа, я уже мыслил закрыть репетицию, но открылись престранные обстоятельства, вернувшие взад Тортилу, но изъявшие из наших дружных рядов Карабаса Барабаса. Мы должны посоветоваться о том, кому достанется его переходящая борода, а потом продолжить вплоть до завтрака…

Несмотря ни на что, благотворительный спектакль все-таки состоялся. Хотя во избежание всяких неожиданностей были приняты надлежащие милицейские меры, но, пожалуй, единственной неожиданностью стал бурный успех представления. А на следующий день за обедом в ресторане «Три яйца всмятку» Дубов, Серапионыч и Столбовой обменивались впечатлением и о спектакле, и о сопутствующих ему обстоятельствах. Так как ни Ерофеева, ни баронессы Хелен фон Ачкасофф на сей раз не было, то сотрапезники могли побеседовать достаточно откровенно.

— Ну, что говорит господин Романов? — спросил детектив. — Хотя вряд ли он скажет больше, чем Козлов. «Сладкую парочку» ловить надо, вот кого!

— Совершенно с вами согласен, — вздохнул Столбовой. — Ну а Романова мы отпустили под подписку о невыезде.

— О, вот веселое сообщеньице, — встрял в разговор Серапионыч. Обложившись целой кипой газет, он выуживал оттуда информацию. — Послушайте, что пишет «Панорама»: «При демократах нравственность опустилась ниже всякого достоинства. В полночный час по городу разгуливают девицы легкого поведения в розовых сорочках и облегающих зеленых трико. Раньше такого не было».

— А, ну это о Наде и Лидии Владимировне, — рассмеялся Василий. — Представляю, что они написали бы, если бы узнали, что в розовой сорочке разгуливала первая леди «Грымзекса»!.. Да, так что же с Романовым — зачем вы его отпустили?

— Об этом просил сам Грымзин, — понизив голос, сообщил инспектор. — По-моему, он просто не хотел давать огласку ночному инциденту. Да вы ж сами помните, как настойчиво он просил всех нас не распространяться об этом деле. Оно и понятно — любой скандал тут же скажется на репутации его банка.