Я совершенно перестал видеть во всем этом смысл. Я все еще был мясом. Пока еще ничем большим. Но я не видел больше смысла убивать.

— Хотелось бы куда-то, где сухо и тепло, — мечтательно прошептала Маричка, вновь болезненно кашлянув. — Где можно поесть и переодеться. Ты знаешь такое место?

Я подумал о Свештарях и о нескольких подобных захолустных ничейных общинах, где нам довелось перебиваться в последние месяцы, кочуя по Балканам в перерывах между рейдами. Но все эти места находились в зоне евразийского влияния. Нищие туземцы готовы были продать кого угодно за гроши или крохи хлеба. Сейчас, когда преследователи шли по моему свежему следу, появиться там было смерти подобно.

— Нет, — покачал головой я.

Я прокрутил в памяти еще несколько вариантов, по очереди отбрасывая каждый из них из-за удаленности или враждебности сил, которые контролировали соответствующий клочок земли. Совсем отчаявшись, изрек:

— Отсюда не так далеко до Генераторного.

— Ты бывал там с тех пор, как… все началось? — поинтересовалась Маричка.

— Кажется, был однажды. Недалеко оттуда, — смутно припомнил я свою поездку в Европу в 83-ем.

— «Кажется»? Ты что, не помнишь точно? — удивилась девушка.

Я не знал, как объяснить ей свои провалы памяти. Объяснять пришлось бы слишком много. Больше, чем я сам в тот момент понимал.

— Я знаю, что там одни развалины. Понимаю, что идти туда бессмысленно. Но я просто не знаю куда еще пойти, — молвил я.

— Место ничуть не хуже этого, — пожала плечами девушка. — Я слышала, там в старом железнодорожном тоннеле, до сих пор живут люди. Те, которых вы в Генераторном когда-то называли «казаками».

Ее слова пробудили в моей душе целое созвездие воспоминаний. Эти воспоминания, казалось, принадлежали какому-то другому человеку. Неужели это правда было со мной?! И как же давно это было! Неужто казачья станица с ее воинственными, бескомпромиссными обитателями могла сохраниться столько времени спустя? Быть может, освободившееся после казаков место занял кто-то другой?

— Что о них говорят?

— Разное. Как о всех.

— Что ж, — произнес в завершение я, признав, что иного выхода нет. — Увидим.

§ 59

Даже не знаю, как нам удалось заснуть в таком холоде. Знаю только, что мне снились кошмары. Уже не в первый раз с того дня, как я начал уменьшать свою суточную дозу. На этот раз темой кошмара был Локи. Мы были с ним в горящем здании. Дрались, не переставая, не обращая внимание на огонь. Он горел, но, казалось, не замечал этого. Не замечал моих ударов, казалось, был соткан из воздуха, совершенно неуязвим. С его горящего лица, половина которого превратилась в уродливую обугленную маску, не сходила безумная улыбка. Время от времени оставшаяся половина его лица принимала черты генерала Чхона.

«Исчезни, отродье!» — не прекращая своих бессильных, тщетных попыток ударить его, верещал я. — «Отправляйся в пекло! Я убил тебя!»

«О, нет. Мы отправимся туда вместе», — шептал Локи издевательски, страшно смеясь. — «Помнишь, как было тогда, 3-го марта? Ты убил их всех, триста двадцать четвертый. Убил чокнутого проповедника. Его жену. Его детей. Всех, кто был в этом чертовом доме в горах. Всех до единого»

«Нет! Сгинь!»

«Это был ты», — его голос изменился, стал ледяным обвиняющим басом генерала Чхона. — «Ты убил их. Ты ведь знаешь, что это был ты».

«Нет!» — кричал я в ужасе и ярости. — «Я прикончил только твоего чокнутого ублюдка! Слышишь, Чхон?!»

«Время покажет, кто кого прикончил», — снова обернулся он Локи, который смеялся и размахивал у меня перед лицом пылающим мечом. — «Тебе лишь кажется, что ты жив. Но это скоро пройдет. Яд действует медленно, но верно. Если повезет, ты даже не проснешься. Отправишься в ад прямо отсюда, из этого кошмара. А может быть, это и есть ад? Может быть, ты останешься тут вечно? Вот была бы потеха!»

Он поразил меня мечом, и это было неожиданно нестерпимо больно, лезвие обожгло меня жарким пламенем. Я закричал, и все вокруг закрутилось в огненном вихре.

— А-а-а! — мой крик гулким эхо отдавался в стенах грота.

Я не сразу понял, что это я кричу, не сразу смог остановиться. Сердце билось с бешеной скоростью, словно после стометровки. Дыхание было частым, прерывистым. Мышцы были напряжены. Пальцы неистово впивались в камень, на котором я сидел.

— Все хорошо, — раздался в темноте дрогнувший, явно напуганный голос. — Все хорошо.

Я не знал, кому принадлежит этот голос, лишь смутно мог припомнить его. Повернул голову на звук, но даже это движение далось мне с трудом. Мышцы, казалось, были налиты свинцом. Все тело пылало жаром, лоб заливал холодный пот. Едва двинувшись, я зашипел от непривычного, невыносимого жжения в ранах, на лице и на руке.

«Валькирия», — подумал я сумрачно. — «Она нужна мне срочно!»

— Это был просто кошмар, — слегка успокаиваясь, продолжал шептать напуганный голос из темноты. — Ты не узнаешь меня? Димитрис! Это я, Маричка.

Я не обращал внимания на голос. Нащупал рукой пистолет, включил фонарь. Мои пальцы сбросили куртку, которой я был укрыт, начали истерично шарить вокруг, пока не нащупали медпакет. Оставалось лишь открыть крышку, достать шприц. Быстрее бы уже!

— Что ты делаешь? — раздался из темноты удивлённый вопрос.

Я забыл о том, что мне следует экономить дозы. Забыл о своей переходной программе. Забыл обо всем на свете. Приставив шприц к вене, влил в себя все сорок миллиграммов, до последней капли. Зажмурил глаза и закусил губу, предавшись незабываемому чувству, какое бывает лишь в те мгновения, когда драгоценный эликсир разливается по венам, сливается с кровью воедино, берет верх над болью и страданиями…

Голос из темноты уже ничего не спрашивал. Та, кому он принадлежал, лишь молча наблюдала за мной, не решаясь ничего спросить. Молчание длилось долго. Я ощущал, как сердце начинает биться быстрее, но ровнее, как невыносимое жжение в ранах… нет, не исчезает. Просто совершенно перестает иметь значение. Бурлящая в жилах энергия сметала на своем пути боль, слабость и инфекцию. Я сам не заметил, как поднялся на ноги. Меня слегка шатало, но это воспринималось лишь как досадная помеха. Сил было хоть отбавляй.

— Димитрис? — наконец несмело отозвалась девушка.

Зрение резко обострилось. В неровном свете фонарика я мог видеть черты ее лица. Смутные образы вращались в памяти, но не складывались ни во что конкретное. Кажется, я не должен убивать ее. Хотя почему, собственно? Или все-таки…?

— Генераторное, — произнес я направление цели, всплывшей у меня в памяти. — Я должен добраться туда. Как можно скорее!

— Ты неважно выглядишь, — осторожно, ощутимо опасаясь меня, прошептала девушка. — Может, не стоит сейчас идти?

Мне было все равно что она говорит, кем бы она ни была. Я отвернулся от нее, начал торопливо и методично собирать вещи. Проверил, сколько патронов осталось в магазине пистолета. При любых наклонных движения терялась координация, кружилась голова, стучала кровь в висках, но это казалось чем-то совсем неважным. Женский голос из полумрака говорил еще что-то насчет того, что мне не стоит идти, но я его почти не слышал. Убедившись, что вещи собраны, пошел вперед, не оглядываясь. Очень скоро лабиринт каменной пещеры вывел меня к нестерпимо яркому свету. Я закрылся от него ладонью, заморгал, чтобы приноровиться.

— Эй, постой! — я услышал сзади торопливые шаги и предостерегающий оклик. — Солнце сейчас очень яркое! Надо дождаться, пока выйдет хоть облачко!

Я не слишком-то прислушивался к этому назойливому голосу. Уж тем более не отвечал. Так и не понял, почему она за мной таскается. Помнил только, что ее почему-то не надо убивать. Проморгавшись, бесстрашно вышел вперед, прямо под палящий ультрафиолет, испускаемый безжалостной звездой, ярко отражавшейся в спокойной водной глади Дуная. Сапоги ступили в вязкий ил. Недалеко слева я увидел тоненькие столбики дыма, все еще вздымающиеся вверх от обгоревших остовов деревянных построек. Над пожарищем кружилась, громко каркая, огромная стая черных птиц. Мне не было до них дела. Я внимательно огляделся вблизи. Увидел нечто спрятанное у берега, прикрытое высохшим камышом. Разбросал камыши, стащил грязная брезентовое покрытие. Это была старая, ржавая весельная лодка, без мотора. Корыто было оборудовано самодельным железным навесом, чтобы сидящий там человек мог грести, оставаясь, в основном, прикрытым от прямых солнечных лучей. На дне лежал якорь и, кажется, какие-то удочки, но на них я не обратил особого внимания.