Меня сотрясала дрожь, по коже бегали мурашки, выступал липкий холодный пот.
— Вряд ли твой бог услышит тебя, и уж точно не поможет, — без жалости и даже со злобой произнес голос Чхона, чей размытый образ навис надо мной. — Снова начинается, да? Хочешь дозу? Чтобы забыть все это?
— Да, — произнес я не своим, сломленным, жалким голосом, все еще сжимая виски пальцами и пряча лицо у себя в ладонях. — ДА, ХОЧУ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!!!
От боли я закусил себе губу так сильно, что из нее пошла кровь.
— Я ненавижу тебя, Чхон! Ненавижу себя! То, что ты из меня сделал!.. — в ушах вдруг невыносимо зазвенело. — А-а-а, проклятье! Моя башка раскалывается, я не могу этого выдержать!
— Это пройдет, — ничуть не смутился моей вспышки генерал. — Стоит тебе принять новую дозу — и это пройдет.
— Так дай же мне ее, и закончим это! — чуть не заплакал я. — Меня больше нет, ты ничего от меня не оставил — так позволь мне хоть забыться, ублюдок!
— Нет, — издевательски проговорил генерал, искренне наслаждаясь зрелищем моих мучений. — Еще нет. Пока еще ты нужен мне в ясном сознании, капрал. Чтобы выслушать и принять к сведению мои новые распоряжения.
С огромным трудом, сцепив зубы, мне удалось совладать с адской головной болью. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, я сел ровно, поднял взгляд на Чхона.
— Слушаю вас, сэр, — сдерживая ярость и боль, прошептал я.
— Ты получаешь новое назначение, капрал.
— Вас понял, сэр, — безразлично ответил я.
— Я всегда держу свое слово. Ты мог в этом убедиться. Я обещал, что ты будешь заниматься серьезными вещами, выполнять настоящие боевые задачи? Пусть кто-то скажет, что это не так! Обещал, что дам тебе возможность убивать проклятых коммунистов и их приспешников? Так ты прикончил уже добрую дюжину с прошлой осени! Но ты все еще недоволен. Не чувствуешь, что воюешь за достойное дело. Так ведь?
— Разве важно, что я чувствую? — пробормотал я.
— А вот и важно, черт побери! Я говорил тебе двенадцать лет назад, и повторяю снова: мне не нужны тупые зомби. Мне нужны бойцы с высоким боевым духом, которые знают, за что они воюют!
— Если так, то зачем тогда нужен Грей-Айленд? Зачем вы заставили нас пройти через все это? — я поднял на него непонимающий взгляд. — Я был готов сражаться, генерал. Был готов сражаться с евразийцами добровольно. Но теперь… теперь я хочу лишь забыться.
— Грей-Айленд — всего лишь инструмент. Методика подготовки. Жесткая и бескомпромиссная. Но она дала свои результаты. Ты стал лучшим бойцом, чем был. Станешь это отрицать?!
— Я перестал быть человеком. «Валькирия» и все эти психотропные препараты, все чем вы меня пичкали, сожрали мою личность, отняли память…
— Да, — не стал спорить генерал, задумчиво поджав губы. — Деформация психики у легионеров оказалась сильнее, чем требовалось. Вместо незаметного преображения, которое обещал Браун, получился грубый перелом. Но это обратимо. Возможно, так даже лучше. Иногда нужно разрушить старое без остатка, чтобы на его месте построить новое.
Я не счел нужным ничего отвечать на это рассуждение.
— Если ты не сдохнешь, то когда-то станешь офицером, триста двадцать четвертый. Будешь командовать людьми. А это можно делать лишь с холодной головой. Я поручил врачам вернуть твою психику под контроль. Пусть даже с небольшим ущербом для кратковременных боевых показателей. И они уже разработали для этого программу. В течение недели ты вернешься к стандартным дозировкам, положенным капралу. В течение следующих двух недель, с каждым днем содержание концентрата в суточной дозе будет незначительно уменьшаться, заменяться плацебо. С четвертой по пятую недели объем доз начнет уменьшаться — пока ты не дойдешь до дозировок, предусмотренных для сержантов. Начиная с шестой недели, мы начнем пытаться заменить препарат его улучшенной версией. Таков план. Он может измениться, если твой организм будет агрессивно реагировать на уменьшение доз. Но, так или иначе, ты будешь соображать, что делаешь. Если только ты сам не нарушишь режим! А если ты это сделаешь… — генерал склонился ко мне. — … клянусь, что я лично прикончу тебя. Если ты не сдохнешь раньше.
— А провалы в памяти? — спросил я, все еще не зная, верить ли его словам. — Они прекратятся?
— Ты будешь помнить достаточно, чтобы адекватно выполнять свои задачи. Но не настолько много, чтобы терзаться муками совести или выдать секретную информацию противнику, если попадешь в плен. Так работает «Валькирия». Так она должна работать.
— Я буду осознавать свою личность? Буду помнить, кто я на самом деле?
— Капрал Легиона, номер триста двадцать четыре! Вот кто ты на самом деле! — рявкнул Чхон, и его лицо сделалось злобным и жестоким. — Все остальное погребено в прошлом! Человек с дурацким греческим именем, разыскиваемый спецслужбами, обвиняемый в терроризме и хер знает в чем еще, исчез с лица земли, и ты должен благодарить небеса, что это так!
— Меня никто не разыскивает, — прошептал я, глядя в глаза генералу. — Нет никаких обвинений. Меня считают пропавшим без вести во время полицейской операции.
— СБС не развешивает у себя на сайте портреты людей, попавших в их «черный список». И не обзванивает всех их знакомых, чтобы сообщить о подозрениях. Ты что, совсем идиот?! Сделал такие выводы только потому, что баба, похожая на гориллу, которую ты когда-то трахал, ничего об этом не слышала?
Я похолодел, осознав, что Чхон знает о моей встрече с Риной. Он прочел этот страх в моих глазах. Неприятно усмехнулся.
— Ты повел себя как кретин, триста двадцать четвертый. Бросился плакать в жилетку первой попавшейся знакомой шалаве, вместо того, чтобы держаться от нее подальше и постараться быть неузнанным. Ты что, думаешь, там о тебе уже все забыли? Думаешь, они так легко восприняли твое исчезновение прямо из своих лап? Наемница, которой ты излил душу насчет своей горькой судьбинушки, начнет задавать вопросы, поднимать шум — и эхо этого шума обязательно дойдет до тех, до кого не надо. Разбередит старые раны, поднимет старые папки из архива наверх.
— Нет, сэр, я сказал ей, чтобы она не…
— Ну и идиот же ты. Неужели ты думаешь, что она послушает тебя после того, что она видела? Она теперь только и будет думать, как бы вызволить своего героя-пихаря из страшного рабства, в котором он оказался. Ты же забыл сказать ей, что у тебя уже на нее не стоит, и ни на что в мире, кроме шприца и винтовки. Проклятье! Я приложил чертову уйму усилий, чтобы замять эту историю и спрятать все концы. А ты своей глупостью сводишь все на нет! Что мне теперь прикажешь делать, а, капрал?!
— Генерал, она ничего никому не скажет, — я смертельно побледнел, осененный страшной догадкой. — Прошу вас, не делайте ей ничего. Пожалуйста.
— Я устал от твоих просьб, триста двадцать четвертый. По твоей просьбе я избавил от неприятностей гребаную приятельницу твоего папаши, которую ты трахал. А заодно и твоего никчемного братца! Да, да, его я тоже вытащил из кутузки. Теперь появилась еще одна страхолюдина, отведавшая твоего члена, и снова я должен исполнять твои просьбы и оберегать ее! Да я замотаюсь ездить по всему миру и выручать из беды каждую шлюху, которой ты успел присунуть!
— Сэр, я лишь прошу не причинять ей вреда!.. — в отчаянии прошептал я.
— Ты завтра отправляешься в Европу, — вместо ответа бросил генерал. — Ты не можешь оставаться здесь. По двум причинам: из-за убитого неким двумя дебилами блоггера, насчет которого нам задают вопросы власти, и из-за твоей приятельницы, которая начнет мутить вокруг тебя воду и привлечет внимание к тебе, а заодно и ко всему нашему проекту. А главное — ты ведь в душе все еще не считаешь эту войну своей, капрал? Ну так я отправлю тебя на такую, где у тебя таких сомнений точно не возникнет!
Вновь замерев у окна и посмотрев на самолет, который как раз в этот момент приземлялся на взлетно-посадочной полосе аэродрома Сауримо, генерал молвил:
— «Кто владеет Балканами, тот владеет Европой. Кто владеет Европой, тот владеет миром». Старая и глупая фраза. Европа оказалась на отшибе послевоенной цивилизации. Но она все еще стратегически важна. Альянс, которому так симпатизировал твой папаша, загибается и вот-вот исчезнет. На его месте образуется вакуум, который должен кто-то заполнить. В умах и сердцах людей разброд и шатание. Они похожи на стадо заблудших овец, которым нужен пастух. Евразийцы давно шли к этому моменту. Взяли под свое крыло Альянс, который изнывал под тяжестью наших санкций. Подкармливали нищий народ гуманитарной помощью. Наводняли информационное пространство коммунистической пропагандой. Теперь их присутствие в Центральной Европе намного сильнее нашего. Люди уже успели забыть, что эти чертовы ублюдки когда-то натравили на них Ильина, прошедшего по их землям, как торнадо. Пятая часть цивилизованного населения уже являются их убежденными сторонниками, готовы повязывать своим детишкам пионерские галстуки и размахивать красными знаменами, а Содружество считают воплощением вселенского зла. Наших сторонников почти не осталось, они скрываются и не выдают себя. Даже по очень оптимистичным прогнозам их не больше пяти процентов населения. Небольшая часть людей все еще верны Альянсу, небольшая — поддерживает недобитых нацистских реваншистов. Всегда есть дикари и анархисты, ненавидящие любую цивилизацию. Большинство же — это безликая серая масса, соблюдающая, как она думает, нейтралитет, а на самом деле готовая пойти туда, куда ветер подует. Как думаешь, на чью сторону они склонятся?
