— Мы рассматриваем все версии, не только наиболее очевидную. Вы ведь знаете, как ведется следствие. К сожалению, сканирование вашего мозга не дало результатов, и нам приходится полагаться лишь на ваши слова. В ваших интересах — быть предельно открытым и сотрудничать с нами.

— Я и так предельно открыт!

— Лучше расскажите мне больше о Захери и его сообщниках, — попросил Аффенбах. — Это поможет нам продвинуться вперед.

Мне хотелось в отчаянии выкрикнуть, что они продолжают копать не туда. Но я осознал, что следственная нить у них в руках, и я ничего не добьюсь, если не позволю им распутывать ее так, как они считают нужным. После общения с непрошибаемым Абэ и заведомо предвзятым Полем, похоронившими мою веру в правосудие, эти двое вновь зажгли во мне небольшой огонек надежды. Они в состоянии были воспринять мою версию! Надо лишь натолкнуть их на нее, помочь им прийти к ней самостоятельно.

Вздохнув, я начал подробный рассказ о своем пребывании в подземке, излагая факты сухо, но полно и вполне правдиво. Я пытался акцентировать на том, как складен был рассказ Захери об истинной подоплеке случившегося, и как эта версия впоследствии подтвердилась. Скрепя сердцем, я поведал им и о своем разговоре с Лейлой Аль Кадри, о визите в ее арабское поселение и об оказанной мне там помощи. Странно, но при этом я чувствовал себя так паскудно, словно сделался доносчиком, и подло доверие человека, дважды спасшего мне жизнь. Не знаю почему, но я не стал рассказывать им, что она считает себя принцессой какого-то там Бахрейна. «Это не имеет отношения к делу», — убедил я себя.

— Вы смогли бы найти туда дорогу? В это место? — глаза Аффенбаха за очками блеснули охотничьим азартом.

— Нет, исключено. Я попал туда без сознания. Потом меня вели с завязанными глазами. Я никогда в жизни не отыщу его. Вы представляете себе, что такое подземка?!

— Они не говорили вам ни о каком способе связаться с ними? Никаких контактов? — с надеждой принялась допытываться Челли.

— Нет, ничего. Я же говорю, Аль Кадри не доверяла мне.

— Как насчет Ризителли? Как думаете, она сможет вывести нас на них?

При упоминании Клаудии я, начавший уже немного успокаиваться, мгновенно взвелся.

— Да она не имеет к этому вообще никакого отношения! Она вообще случайно оказалась во все это впутана! Из-за меня! Я сам добровольно пришел к ней, чтобы…

— Но ведь вас вывели из подземки именно в Новом Бомбее, за десятки миль от места вашего пленения, но зато всего в паре кварталов от места, где она работает. Не находите это странным? Вы не думали о том, что террористы сознательно понуждают вас прийти к ней?

— Нет, это бред. Слишком замысловато. Идея посетить ее пришла ко мне в голову совершенно неожиданно.

— Вы ведь знаете, что мисс Ризителли проживает на территории графства Вуллондилли незаконно? И вам известно, что она разыскивается в Новой Итальянской Республике, члене Содружества, по подозрению в экстремистской деятельности?..

— Послушайте, если у вас есть соответствующий доступ, то вы должны прекрасно знать, кто она, и кем она была раньше…

— Да уж, поверьте, у нас на нее есть немаленький файл, — усмехнулась агент Челли.

Я вдруг с ужасом осознал, что, даже если мне удастся каким-то чудом развеять ужасное недоразумение, заставившее СБС связать наши имена с террористической группой — это может избавить от проблем меня, но не Клаудию. За ней тянулось слишком многое. Даже если не говорить о прочих ее проблемах с законом, нелегальный иммигрант никогда не сможет просто так выйти на свободу из стен СБС. И виноват в случившемся я. Я один.

— Вы копаете не туда, клянусь! Клаудия имеет ко всей этой ситуации так же мало отношения, как и Мирослав! Она вообще работает воспитательницей в детском саду!

— У многих преступников есть мирные профессии для прикрытия. Вы уверены, что знаете так много о своей знакомой? Разве вы были с ней так уж близки? Я имею в виду, помимо вашей сексуальной связи?

— Не было у нас с ней никакой связи! — я смутился и покраснел, как подросток. — Ну, лишь тогда, один раз. Это вышло спонтанно. И вообще, все это чушь. Я не знаю о ее жизни многого, мы не так часто общались в последнее время. Но я абсолютно уверен, что Клаудия не имеет никакого отношения к террористической деятельности! Да и вообще, даже Захери и Аль Кадри — совсем не те люди, которые вам нужны. Вы понимаете, что сделал Тайсон Блэк? Понимаете, что за его спиной стоят люди, находящиеся внутри нашего аппарата?!

Не похоже было, что мои слова убедили их.

— Все может быть не так просто, Димитрис, — покачал головой Аффенбах, и в его глазах, скрытых за очками, появилось характерное выражение, выдающее его бόльшую информированность в сравнении с собеседником.

— Я видел то, что видел.

— Вы упомянули, что у Лейлы Аль Кадри был с собой плазмомет. Это из него она свалила вашего «Автобота». Вау! — агент Челли восхищенно присвистнула. — Я такого оружия и глазами своими не видела. Она не сказала, откуда у нее эта игрушка?

— Нет, не сказала, — вынужден был признать я.

— А как насчет места, где вы их накрыли? Если они мирные диссиденты, которые вставляют в дула автоматов одуванчики, то для какой тогда цели они вообще встречались с главарями группировки «Либертадорес», всем известными громилами, оружейными дилерами и торговцами наркотиками?

— Она не сказала мне, — вновь неуверенно буркнул я.

— А с чего вы взяли, что взрыв ЭМИ-гранаты и взлом «Автобота» — это не их рук дело. Есть какие-то тому подтверждения, кроме их слов? — поинтересовался Аффенбах, поправив очки.

— Ну, в общем-то, нет, — чувствуя себя все большим идиотом, признался я.

— И что же, после этого вы продолжаете верить и уверенно утверждать, что эти люди — невинные Божьи агнцы?

Старый-добрый прием с тремя «нет». Они задали мне три вопроса, ответы на которых были отрицательными, и на четвертый вопрос ответ «нет» приходил сам собой. Но я не спешил клевать на эту удочку.

— Димитрис! — воззвала ко мне Челли проникновенно. — Вы же полицейский. Вы не можете не чувствовать за их версией фальши и недомолвок.

— В этой истории много непонятного, это уж точно, — неопределенно буркнул я.

— У нас ведь сейчас находятся двое из них: Хаял Махмудов и Девдас Шастри, — доверительно шепнул мне Аффенбах, впервые обратившись ко мне скорее как к коллеге, чем как к подозреваемому. — Махмудов пока молчит. Крепкий орешек. А вот Шастри — тот самый, которого вы, кстати, лично арестовали — оказался очень разговорчивым. Поет как канарейка. Он уже сказал, как они себя называют, рассказал об их целях.

Я напряг слух, чтобы ничего не упустить. А ведь я и забыл, что двое из подельников Захери были арестованы, не в последнюю очередь, моими стараниями.

— Они называют себя Сопротивлением, — прошептал специальный агент. — Именно так. Без каких-либо уточнений, без кавычек. Высоко метят! И планы у них наполеоновские. Они борются против несправедливого социального устройства. Против Содружества как такового. Он так прямо и сказал, этот Шастри. Начал увлеченно рассказывать нам, что все наше общество построено неправильно и его необходимо переделать.

— Да, это на них похоже, — осторожно согласился я. — Они мечтатели, идеалисты. Считают, что могут построить новый идеальный мир…

— … предварительно разрушив старый, — хмыкнула Челли.

— Они называют себя мирными. Да вы посмотрите на этого Шастри! Парень похож на монаха, он от одного моего вида едва в штаны не наложил…

— Такие, как Шастри и Захери — это идеологи, проповедники. Но, кроме них, есть и бойцы. Вы ведь сами рассказали нам о Лейле Аль Кадри с плазмометом. А как насчет Ронина Хуая? Сирота из Узкоглазого гетто, с малых лет иного раз был замечен в мелких преступлениях, занимался карате…

— Его карате не слишком меня впечатлил. Обыкновенный сопляк.

— Но ведь им удалось разгромить спецотряд полиции и взять вас в заложники, несмотря на ваш уровень подготовки?