Я махнул девчонкам рукой, и они направились к нам.

— Привет, — стеснительно улыбнулась Бетти, неуверенно глядя на меня своими васильковыми глазками. — Моя подруга, о которой я говорила, занята уроками. Рина согласилась пойти со мной вместо нее.

— Рина Кейдж, — ее подруга протянула руку, пожатие которой оказалось крепче, чем у половины моего отряда. — А ты, значит, тот самый староста-боксер из 15-го, который будет выступать от нас на отборочном по боксу? Я думала, ты крупнее.

Голос у нее был под стать внешности — низкий, грубый, да еще и с заметным акцентом.

Мой рост в этом месяце приблизился к отметке шесть футов и три дюйма (по метрической системе это равнялось бы 190 сантиметрам), а весил я сто девяносто пять фунтов (порядка восьмидесяти восьми килограммов), так что мелким я себя отнюдь не считал, и, более того, всерьез рассчитывал уже в этом году преодолеть отборочный этап и попасть на юношескую олимпиаду. Впрочем, на комментарий Рины я не успел ничего ответить — на мою защиту сразу же яростно встала Бетти.

— Рина! — возмущенно одернула она подругу. — Извини, Алекс, она совершенно не умеет себя вести.

— Ничего, мы и сами с усами, — подмигнул ей я. — Очень приятно, Рина. Я Алекс Сандерс, будем знакомы. А вот и Паоло Торричелли, о котором я столько говорил. Если бы не Поль, мы бы сейчас не встретились. Это он тебя приметил, Бетти, и предложил устроить эту встречу. Прошу любить и жаловать.

— Привет, — смущенно улыбнулся он.

— Привет, Паоло, — лишь краем глаза глянув на него, пропищала Бетти, и тут же вновь воззрилась на меня. — Ну что, куда мы пойдем, Алекс? Что будем делать?

Я вдруг с некоторой досадой осознал (впрочем, если быть честным, я понял это еще при первой встрече), что эта пискливая дурнушка всецело захвачена мной, и именно потому согласилась на эту встречу. Поль же явно не произвел на нее впечатление ни своей внешностью, ни своим невнятным бормотанием. Неудобно как-то получилось. Ну да ладно.

— Предлагаю прогуляться вокруг озера, — предложил я. — Погода нынче замечательная, правда?

— Да, такое солнышко! — покраснев, Бетти влюбленные глаза с моего лица на небо и обратно.

Рина смерила Паоло взглядом, полным уничтожающего презрения:

— А этот что, вообще ничем не занимается? — спросила она. — Ты хоть подтянуться раз можешь?!

— Я… э-э-э… не очень люблю спорт, — зардевшись, промямлил Поль. — Доктор Митчелл говорит, что я по своему складу ума интеллектуал-гуманитарий.

— Понятно, — махнула рукой Рина. — Она говорит так всем, кому больше сказать нечего.

Бетти слегка прыснула, смущенно глянув на меня, мол, ничего страшного, что моя подружайка делает котлету из твоего придурковатого компаньона? В общем, чего уж говорить, встреча с самого начала пошла вовсе не по тому сценарию, который, наверное, рисовал себе в мыслях несостоявшийся герой-любовник Поль, задумывая это романтическое рандеву. «Ну извини, дружище. Жизнь полна печалей», — подумал я, сдержав усмешку.

Я согласился на это мероприятие скорее от скуки, чем из-за каких-то особых ожиданий, и потому любой ее исход готов был воспринять философски.

— Ладно, идемте, — кивнул я в сторону озера. — Рина, не составишь мне компанию? Покалякаем о боксе, пока эти гуманитарии-интеллектуалы будут обмениваться высокопарными речами.

— Я тоже могу поговорить о боксе! — запротестовала Бетти. — Я, между прочим, болела за тебя Алекс!

— Эй, спасибо, Бетти! — неловко улыбнулся я. — Поль, будь так добр, присмотри как следует за моей единственной болельщицей…

Чуть ли не силой я заставив Бетти и Поля идти рядом (вид у обоих был откровенно несчастный, и не было похоже, чтобы они были готовы вести хоть какую-нибудь беседу), а сам ускорил шаг и, вместе с Риной Кейдж, быстро оторвался от них метров на сто.

— А ты, значит, в женской команде по боксу?

— Я бы не назвала это «командой», — прыснула Рина. — Никто, кроме меня, ни на что там не способен. Мне не с кем спарринговаться с тех пор, как Мэнди Питерсон получила сотрясение мозга, а Ролле Бинг я сломала переносицу. Мэнди — медлительная и неповоротливая, как корова, а Ролла не может отличить бокс от балета.

— Ого! — засмеялся я. — Тебе следовало бы быть полегче со своими подругами.

— Полегче? — презрительно прыснула Рина. — Ты правда боксер? Разговариваешь ты как библиотекарь.

Смерив идущую рядом девушку внимательным взглядом, я вдруг признался себе (уж не знаю, насколько виной тому мое длительное голодание по общению с женским полом), что она чем-то мне начинает нравиться. Несмотря на внушительные габариты и мужиковатые манеры, она, по крайней мере, не была похожа на доску. Под белой блузкой проглядывались крепкие подтянутые сиськи. Светло-серые летние брюки туго обтягивали спортивные бедра и аппетитную округлую задницу. А в крупных чертах ее лица проглядывалась какая-то грубоватая привлекательность. Определенно, Рина не модель, не неженка и не красотка, но она обладает каким-то животным магнетизмом, которому сложно противостоять, особенно когда ты не видел девушек на расстоянии вытянутой руки последние полгода.

— Чего уставился?! — спросила та с вызовом, проследив за моим взглядом и сверкнув глазами. — Надеюсь, ты не задумал ничего из того, о чем говорил пастор сегодня утром?

— Нет, что ты, — с серьезным лицом поспешил заверить ее я. — Мне кажется такой глупостью и дикостью, что кое-кто все еще ассоциирует любое общение мужчины и женщины со всей этой грязью! Я вот лично абсолютно не подвержен предрассудкам. Если мне судилось родиться мужчиной, а тебе — женщиной, но оба мы цивилизованные и разумные люди, то почему половая принадлежность должна как-то влиять на наше отношение друг к другу? Мне интересно с тобой пообщаться, только и всего.

Пока я произносил эту напыщенную речь, она пристально смотрела на меня и усмехалась, мол, чего ты лапшу мне вешаешь, я вижу тебя насквозь. Насмешливая улыбка ее полных губ показалась мне жутко сексуальной.

— Что ж, — усмехнулась она. — И о чем же ты хотел поговорить?

Вопрос был не из простых. Поначалу я растерялся, но быстро нашелся.

— Так что, ты тоже поедешь на отборочный турнир в Мельбурн? Всерьез рассчитываешь пройти его и попасть на олимпиаду?

— Я рассчитываю, что из трех с половиной тысяч девиц в двадцати двух интернатах найдется хотя бы парочка, способных держать удар. Я удивлюсь, если кто-то из них выстоит со мной хоть три раунда.

— Давно ты занимаешься?

— Это у меня в крови, — пожала она плечами.

— Ты из «сирот»? — спросил я. — Выросла в трущобах?

— Что, похоже? — хмыкнула она. — Трущобы — это рай по сравнению с местами, где я выросла, парень. Я «дикарка», и прожила на африканских пустошах до тринадцати лет. Таких, как я, в центрах дядюшки Хаба называют «переспелыми». Четырем из пяти ставят НВЦ. А я прошла. Одна из «психичек» в Хабе здорово запала на меня и решила подготовить для интерната. Все говорили: безнадежная затея. Но она за два года почти отучила меня ругаться матом и бить людям рожи, да еще так запудрила мне мозг своим английским, что я, в жизни не знавшая на нем ни слова, затараторила только так. В общем, подфартило конкретно.

— Не скучаешь по прошлой жизни? — поинтересовался я, пытаясь прочитать на лице Рины, насколько искренне она говорит про «фарт». — По людям, которых ты знала?

— Ты «сиротка», небось? — хмыкнула она, скривившись. — Никогда не бывал за пределами ваших «зеленых» и «желтых» зон? Вижу, что нет. Если бы бывал, у тебя бы хватило ума не спрашивать, скучаю ли я по тем местам и по тем… кх… кого ты называешь «людьми». Я рада, что мне никогда больше не придется услышать непроизносимое нигерийское ругательство, которое прежде было у меня вместо имени.

Я понимающе кивнул. Большая часть «дикарей», с которыми я общался, считали так же.

— Думала уже над своей будущей профессией? — спросил я, когда мы преодолели половину круга вокруг озера. — К чему тебя тянет?

— Что тут думать-то? — удивилась Рина. — Я знаю, чем буду заниматься, когда выйду отсюда.