— Будет, будет тебе, мой юный друг, — Петье, смущённо улыбнувшись, встал из-за стола, подошёл ко мне и подал руку. — Встань с пола. Здесь не церковь, чтобы молиться. А ты, согласно результатам твоего тестирования, не веруешь в Бога, так что не надо заклинать меня его именем.

— Сэр, я…

— Давай же, встань, — Петье едва ли не силой поднял меня с колен и усадил назад на стул.

Затем вручил мне упаковку бумажных салфеток.

— На вот, приведи себя в порядок.

— Пожалуйста, сэр…

— Больше ни одного слова «умоляю» или «пожалуйста», Сандерс, — предупредил меня заведующий по воспитательной работе. — А не то, ей Богу, я прокручу запись этого твоего поведения перед твоим новым отрядом. Прелестное зрелище: староста отряда, лоб метр восемьдесят семь высотой, боксер, хнычет, стоя на коленях на полу.

Чувствуя ненависть к себе и ко всему миру, я вытер с лица слезы, силясь успокоиться.

— Надо будет порекомендовать тебя пастору Ричардсу для участия в постановках библейских сцен. У тебя, оказывается, прекрасные актерские данные, да еще и истовая вера вдруг проснулась, — усаживаясь назад за стол, хихикнул Петье.

Подождав некоторое время, чтобы я взял себя в руки, он продолжил:

— Мне очень жаль видеть то, что я вижу, Сандерс. Ведь это означает, что за девяносто дней твоего пребывания в этих стенах ты практически ничему не научился. Я ожидал от тебя большего. Я ожидал, что ты осознаешь наконец, что вокруг нет твоих врагов, за исключением тебя самого. Тебя и твоего прошлого, которое тянет тебя на дно, не позволяя вознестись над своей прежней жизнью. Но, видимо, мои ожидания были завышены. Ничего. У нас еще есть время. И мы это исправим.

— Вы никогда не заставите меня забыть своих родителей, сэр. Всем было бы лучше, если бы вы не скрывали от меня правды о их судьбе. Если бы я точно знал, что с ними все хорошо… или наоборот… я бы мог сосредоточить все свои силы на учебе. И от этого все бы только выиграли!

— Я так не думаю, Сандерс. Но это неважно. Я ничего от тебя не скрываю. И ничего тебе не запрещаю. Все равны перед лицом закона. Если ты выполнишь условия, необходимые для получения такой привилегии, как связь с внешним миром — эта привилегия будет тебе дана. Ты сам кузнец своей судьбы.

— Но в ваших силах снять с меня последнюю дисциплинарку.

— У тебя два неснятых взыскания, Сандерс: один обычный выговор и один особо строгий, который ты получил за свою выходку с попыткой передачи сообщения через Энди Коула.

— Особо строгий?! Но сэр…

— Абзац второй пункта 16 и пункт 25 Процедуры № 25, регламентирующей условия связи с внешним миром, Сандерс, статьи 54, 213 и 215 Дисциплинарного устава, — Петье развел руками, мол, что поделаешь, закон есть закон.

— Но сэр…

— Никакие «но сэр» не способны снять с ученика особо строгий выговор, Сандерс. Они даже обычный выговор не снимут.

Тяжело вздохнул, я в отчаянии опустил голову.

— Я был очень доволен твоим поведением после возвращения из спецгруппы, Алекс. Но заряда твоего исправления хватило всего лишь на двадцать два дня — и ты совершил новое грубое нарушение. Что же мне с тобой делать?

Вздохнув и глянув на меня лучезарным взглядом своих огромных глаз, и, кажется, оставшись довольным моим совершенно уничтоженным состоянием, куратор примиряюще сказал:

— Давай так. Ты должен продержаться без единого взыскания до 30 августа. Сорок девять дней. Идет?

— Это нереально, — выдохнул я.

— Еще как реально. У меня были ученики, которые не получали взысканий целый год. Что тут вообще сложного? Надо всего лишь неукоснительно соблюдать правила.

«Попробовал бы сам соблюдать миллион этих дурацких правил, ублюдок!»

— Это честная сделка, Сандерс. Сорок девять дней образцового поведения — и перед началом учебного года я позволю тебе тридцать минут поговорить с Робертом Ленцом. Который, кстати, уже добрую дюжину раз запрашивал разрешение на связь с тобой. И мотивировал это, в том числе, и появлением новостей о твоих родителях.

Встрепенувшись, я устремил на Петье недоверчивый взгляд. Он в ответ подмигнул.

— Соберись, Алекс. Все в твоих руках.

16 июля 2077 г., пятница. 93-ий день.

Вскоре после отъезда выпускников наступило время прибытия основной части абитуриентов: шестидесяти одного «дикаря» и тридцати шести «сирот», парней моего возраста, которым с 1-го сентября предстояло пополнить ряды вознесенцев, став первокурсниками.

Новички заполнили опустевшие общежития, затравленно оглядываясь в них, совсем как я, оказавшись тут в первый раз. Глядя на этих несчастных, еще не подозревающих, во что они вляпались, я чувствовал себя матерым старожилом.

Три месяца, проведенные вместе с 22-ым отрядом, стали прекрасной закалкой, после которой жесткая вступительная компания и насыщенные учебные будни, которые на всех остальных новичков навалились внезапно, не станут для меня неожиданностью.

Впрочем, если Петье думает, что я буду искренне благодарен судьбе, забросившей меня в эти стены на 92 дня раньше, чем всех остальных, то он жестоко ошибается. И я бы с удовольствием променял эти 92 дня на дни, прожитые на свободе любым из новоприбывших.

В первый же день вокруг меня сгрудилась целая группка желающих что-то узнать и спросить. Поутру я благоразумно отмалчивался — был предупрежден, что с новоприбывшими нельзя вести разговоры, пока они не пройдут вступительное собеседование. Вечером — начал отвечать. И сразу же завоевал себе в их глазах некоторый авторитет.

Вспоминая собеседование с Петье трехмесячной давности, я понимал, что все пошло по его плану. Меня и еще с полдюжины абитуриентов, заблаговременно помещенных в интернат, специально подготовили на роль проводников, которые вольются в основную массу «зеленых» ребят, прибывших позже, помогут им освоиться в здешних порядках и возглавят их, став старостами отрядов.

Ощущение, что я всего лишь игрушка в руках циничных кукловодов, что я исправно исполняю определенную кем-то функцию, было не из самых приятных. Димитрис Войцеховский, каким он был еще три месяца назад, ни за что не потерпел бы такого. Но что насчет Алекса Сандерса? Думаю, для Алекса это не проблема.

У Алекса есть лишь одна цель. 49 дней без «залетов». И он твердо намерен был ее выполнить.

18 июля 2077 г., воскресенье. 95-ый день.

За два дня новоприбывшие раззнакомились и расселились.

Большая часть все еще находилась в подавленном состоянии, пораженные той реальностью, которая встретила их вместо овеянного мечтами прекрасного элитного учебного заведения, лапшу о котором навешали им на уши в центрах Хаберна и откуда там еще они берутся.

Наблюдая за происходящими в эти дни истериками и потасовками, в результате которых нешуточно пострадало кое-какое интернатовское имущество и даже кое-чьи рожи, я вынужден был признать, что во время собственного знакомства с интернатом вел себя очень даже прилично.

«Дикари», более или менее приученные к порядку и подчинению в центрах Хаберна, вели себя, вопреки прозвищу, довольно-таки цивилизованно и практически не выказывали своего пустошного нрава. А вот среди «сирот», большей частью попавших сюда против воли прямо с улиц, из неблагополучных «желтых зон», попадались те еще экземпляры.

Полулицому пришлось задействовать весь свой резерв, включающий шестерых дюжих охранников, и это вдобавок к мобилизованным для этой цели второкурсникам, чтобы поддерживать в эти смутные дни какой-никакой порядок.

Я старался держаться подальше от очагов напряжения, чтобы ненароком не угодить под чью-нибудь горячую руку или самому не сделать что-нибудь не так. По возможности я вообще старался проводить время за пределами общежития, в котором то и дело вспыхивала очередная ссора или попытка бунта. Из числа более или менее спокойных новичков-«дикарей», держащихся в стороне от беспорядков, я выбрал себе с десяток парней, из которых попытался сколотить на скорую руку регбийскую команду. Учитывая, что лишь двое из них играли прежде в регби, вряд ли стоит удивляться, что наши успехи были весьма скромны.