— Позвольте мне провести сканирование.
— Конечно.
Дрон, жужжа, летал вокруг нас, снимая на свою камеру, пока полисмен прикладывал свой ручной сканер к нашим ладоням, сканируя отпечатки. Затем нас попросили посмотреть в объектив дрона, чтобы тот отснял сетчатку, а также произнести несколько слов для голосового анализатора. Все это время из наушников, скрытых под шлемом полицейского, доносилось тихое шуршание радиопереговоров.
— Все в порядке, — минуту спустя заключил офицер. — Прошу прощения за беспокойство.
Вскоре мы вышли на улицу. По сравнению с суетой, бурлящей в сердце Гигаполиса, на станции «Уилсон Драйв», можно сказать, царило спокойствие. У выхода из метро находилась большая многоэтажная парковка, предназначенная в основном для жителей спальных районов, не желающих стоять в пробках. Стоянка была забита тысячами машин.
По скоростной магистрали Уилсон Драйв ползли в сторону деловых районов города сотни других машин, владельцы которых не пожелали воспользоваться стоянкой. Вдоль трассы были густо высажены эвкалипты (настоящие деревья росли прямо на улице, честно!), а за ними расположились заправки, магазины и мелкие заведения сферы обслуживания.
Станцию окружали новенькие жилые массивы. По правую руку от меня высились четыре свежевыстроенных кондоминиума сродни тому, в котором жил Роберт Ленц. По левую руку — кипела стройка, над костяками зданий возвышались подъемные краны. Сквозь шум городской пробки пробивался мерный рокот, похожий на очень далекое землетрясение.
— Это озоногенераторы, — объяснил Жермен Петье, кивнув на множество озоновых лучей, которые росли из земли всего в двух-трех километрах от нас. — Мы находимся близко к границе «зеленой зоны». Поэтому, находясь на улице, можем слышать их шум несмотря на звуковые барьеры. Не беспокойся — на территории интерната они не будут тебя беспокоить.
— Да ничего, у меня в селении тоже был такой… один, — глядя на целые мириады лучей, шепнул я.
— Вокруг нашего города их тысяча семьсот штук, мой юный друг, и каждый из них намного мощнее, но при этом тише и экономичнее, — снисходительно улыбнулся сиднеец. — Здесь создан самый плотный озоновый купол на всей Земле — ничем не уступающий естественному озоновому слою в доиндустриальную эру.
— Сколько же для этого требуется энергии! — поразился я.
— Аннигиляция является практически неисчерпаемым источником энергии. Один грамм антиматерии обеспечивает весь город энергоснабжением на несколько недель.
— Я слышал, что это невероятно опасно! Если на реакторе случится авария — от города не останется камня на камне!
— Это глупости, мой юный друг, глупости и суеверия. Система безопасности реактора не имеет аналогов в мире. Вероятность аварии составляет что-то около двух квадриллионных процента. Гораздо больше вероятность того, что у меня вдруг вырастут рога и я начну дышать пламенем. Так что не стоит беспокоиться. Пойдем, нас ждет машина.
— Э-э-э… сэр. Я хотел бы извиниться за свое не совсем корректное поведение при встрече, — после колебания выдавил я из себя. — Знаете, я, наверное, немного переволновался.
— Я принимаю твои извинения, — кивнул он с такой же вежливо-отстраненной улыбкой, с какой он реагировал абсолютно на все. — Небольшие нарушения дисциплины и правил поведения — это нормально для абитуриентов, не прошедших еще даже подготовительный курс. Поверь, ты очень скоро научишься вести себя подобающе.
Я выдавил из себя ответную улыбку, хотя и не мог, положа руку на сердце, сказать, что такой ответ на мое извинение вполне сгладил ситуацию. Заведующий воспитательной работой явно не собирался становиться мне другом. Придется с этим смириться.
Нас ждал на стоянке белый микроавтобус с тонированными стеклами, на котором был нарисован большой герб «Вознесения». Мрачного вид мужчина лет тридцати арабской внешности с густой темной щетиной, одетый в темно-синюю униформу охранника, ждал нас у машины, покуривая сигарету. Короткие рукава его рубашки не скрывали сильных рук, покрытых густыми черными волосами.
— Фу, ну и гадость, Омар! — Петье скривился, помахав рукой, чтобы развеять вокруг себя сигаретный дым.
— Добрый день, — поздоровался я.
— Кого-то еще ждем? — угрюмо спросил араб, окинув меня безразличным взглядом.
— Нет, поехали, — ответил Петье.
Охранник молча отодвинул раздвижную дверку микроавтобуса.
— Садись, мой юный друг, — предложил мой провожатый.
Едва я залез в салон, как дверь за моей спиной захлопнулась. Я услышал щелчок замка. Пассажирский салон, в котором было восемь сидячих мест, оказался отделен от водительского и переднего пассажирского сиденья звуконепроницаемым бронированным стеклом. «Хорошо, что не решеткой», — подумал я, мрачно глядя сквозь окно, как Омар и Петье садятся вперед.
Так как ехать предстояло в одиночестве, я попробовал связаться с Дженни, чтобы скоротать путь и поделиться с ней своими первыми смешанными впечатлениями. Но она не отвечала. Видимо, как раз начались уроки. Что ж, ничего. Свяжусь с ней позже, когда обустроюсь и освоюсь немного в интернате. Правда, Роберт упоминал, что со связью там могут быть «какие-то нюансы»…
Посматривая одним глазом на пейзажи за окном, другим я листал ленты новостей, неутомимо пытаясь найти какие-то намеки на судьбу матери, отца и друзей. Из этого процесса меня вывел толчок — микроавтобус затормозил перед шлагбаумом. Через окно я наблюдал, как из сторожевой будки под вывеской «Проезд на Уотл-Ридж» выходит сиднейский полицейский, внимательно осматривает машину со всех сторон и даже заглядывает ей под днище. Из-под опустившегося переднего стекла высовывается волосатая рука Омара. Полицейский, подойдя к водительскому окну, проводит по ней сканером. Через какое-то время шлагбаум поднялся. Автомобиль тронулся, переезжая через несколько «лежачих полицейских».
Затем последовало минут пять неспешной езды по хорошей асфальтированной дороге с идеально заделанными ямами. Вдоль автомобильной дороги тянулась велосипедная дорожка, за побеленной бровкой были высажены акации, а за ними тянулся тротуар на фоне капитально отреставрированных частных домов старого стиля, не выше трех этажей, в окружении газонов, садов и постриженных кустов. У тротуара каждые сто метров размещались лавочки с урнами. Выглядело это место так, словно всплыло из годов так 1980-ых, только намного чище и аккуратнее. Даже как-то слишком аккуратно. И все это уж никак не походило на Генераторное.
Автомобиль затормозил снова перед белыми металлическими распашными воротами с гербом «Вознесения» на каждой створке. В обе стороны от ворот тянулся, сколько хватало глаз, забор из красивого натурального камня высотой не менее трех метров. Сверху забор венчала декоративная ковка с шипами, отличающаяся от колючей проволоки разве что эстетичностью. Похоже, приехали.
Ворота распахнулись, впуская нас. Сразу за ними машина свернула в сторону и остановилась около целого ряда таких же микроавтобусов, припаркованных вдоль забора. Дальше виднелись двухэтажные автобусы, разукрашенные в белый, серый и синий — цвета «Вознесения». Щелчок возвестил о том, что замок открыт.
— Ну что ж, мой юный друг, — ласково молвил Петье, когда я вышел из автомобиля, настороженно осматриваясь. — Здесь я с тобой прощаюсь, хоть и ненадолго. У меня, понимаешь ли, через час урок. Омар проведет тебя к моей коллеге, Лоре Каммингз. Она поможет тебе пройти все процедуры для новоприбывших. А мы увидимся с тобой, думаю, после обеда.
Из закоулочка, где я оказался, сложно было составить впечатление об интернате — отсюда я мог видеть лишь припаркованные служебные машины и фасад одноэтажного здания, выкрашенного свежей белой краской, в окружении буйно растущих эвкалиптов, акаций и каких-то еще неизвестных мне деревьев и кустов. Из-под кустов доносилось стрекотание кузнечика. Подумать только! Под открытым небом!
— За мной, — без лишних церемоний велел Омар.
Коллега Петье ждала нас на крылечке перед закрытой деревянной дверью под синей вывеской «Приемная комиссия». Перед крыльцом раскинулся аккуратно подстриженный газон, через который вела к крыльцу мощенная камнями дорожка, окаймленная фигурно подстриженными кустами самшита. Перед самым крыльцом громоздилась огромная, метра четыре в ширину и не менее двух в высоту, доска почета — настоящая, не голографическая. Преисполненные гордости лица выпускников разных полов и национальностей, но в одинаковой серой униформе, смотрели на меня приветливо. В отличие от Лоры Каммингз.
