С того самого дня, как сестра вышла замуж за Императора, я не на секунду не пожалела, что мой муж отказался от положенного нам титула. Пусть мы жили бедно, но оставались людьми, и Миша всегда хотел защитить семью от титулованных особ. Зная и изучая историю всех времен и народов, он не хотел втягивать детей в круговорот дворцовой жизни, и тем более, обрекать их на общение с людьми, как принц Рейнхард. Судьба сама распорядилась, что Скерли оказалась во дворце. Может, когда моя девочка снова будет с нами, мы вместе с ней уговорим принца плюнуть на все и скрыться. Ведь если он ее любит, как мне кажется, то пойдет на все ради ее счастья.

С этими мыслями я уснула на диване.

Перед тем, как везти меня на площадь, гвардейцы не поскупились на обезболивающее, спасибо им за это. Сломанных пальцев я не чувствовал уже давно, боль от них затмевалась каждый раз, когда игла пронзала кожу, стежок за стежком. Рот зашили первым, наверное из расчета, что буду не так сильно орать после. Расчет сработал, и вместо крика, из моего горла вырывались лишь непонятные утробные звуки боли. Самое обидное, что мне не задавали вопросов, и я не понимал почему, да и не смог бы уже ответить. Может, Орлов отдал приказ зашить мне рот и ни о чем не спрашивать, я не знал, но факт оставался фактом, какие-то секреты Рейнхарда и Скарлатины я унесу с собой на тот свет.

После укола перестаю чувствовать и лицо, оно не реагирует на попытки улыбнуться или как-то на него воздействовать. В этом есть один главный плюс – я не чувствовал боли и это оказалось самым прекрасным ощущением после дикой ночи пыток в подземелье дворца. Кто-то из сторонников принца перед началом успел ввести мне непонятный препарат, он облегчил ход и заставил меня воспринимать происходящее, как иллюзию или обман воображения. Наверное, только благодаря этому пытки не сломили меня.

Помню, когда сидел в будке с экранами и наблюдал за принцем Рейнхардом, очень не хотел оказаться на месте того парня, бросившегося в столицу за невестой, прекрасно понимая, чем ему могут грозить задуманные действия. И вот, я на том самом месте и через несколько минут буду так же стоять на коленях, перед кирпичной стеной, а пистолет снова окажется в руках той самой блондинки. Настоящая ирония, но зато теперь я понимал, почему парень так поступил и ни на секунду не жалею о своем поступке, лишь бы эта гребаная блондинка выжила. Геннадий должен сдержать свое слово, только на это оставалось надеяться.

Когда меня подвели к сцене и я смог увидеть ее, сердце сжалось с такой силой, что захотелось попросить укол еще и в него. Как жаль, что действие обезболивающего не распространилось туда сразу. Девушке не шел макияж и новая прическа, она почти не была похожа на себя, но вся эта мишура хорошо скрыла ее синяки. Скарлатина едва стояла на ногах, а стоило гвардейцам поднять меня по ступенькам, мне показалось, что она вот-вот рухнет на пол сцены и сейчас держится вертикально только благодаря поддержке принца Леотхелаза. Я не мог отвести от нее глаз, а внутри бушевала ненависть, пожарче той, что была там всегда. Вот почему она меня не послушала? Самовлюбленная, самоуверенная девчонка, рвущаяся вперед, словно танк, несмотря ни на что. Вот ведь угораздило влюбится, так угораздило, а главное за что? В ней ведь нет ничего особенного. Три с лишним недели рядом с ней сыграли злую шутку.

Принц Геннадий говорил речь, обвиняя меня в немыслимых преступлениях, частью которых я никогда не был, но сейчас уже все равно. Ведь он не мог просто всем заявить, что я на самом деле сделал и за что сейчас буду расплачиваться жизнью. Было бы забавно, открой наследник правду и заяви, что мне пустят пулю в голову только за то, что я не доложил о подмене девушки в поезде, ставшей началом и причиной всего остального.

Подошел гвардеец и надел мне на голову мешок, лишив возможности любоваться Скарлатиной, и я просто закрыл глаза в ожидании исполнения приговора. Представляя реакцию матери на происходящее, очень надеюсь, что она переживет это и сможет жить дальше. Дохода от сдачи дома ей должно хватить на обязательные траты и пропитание. Пусть бывшая герцогиня Измайловская ни дня не работала, но к скромному образу жизни за эти тридцать лет все же привыкла. Я жалел только о том, что так с ней поступаю, оставляю одну, после всего, что она для меня сделала. Ну и да, стоило осмелиться поцеловать Скарлатину раньше.

Сквозь плотную ткань мешка почти ничего не видно, но чья-то фигура загораживает свет, а значит прямо напротив меня встала девушка с пистолетом. Конечно, на самом деле я не видел этого, но прекрасно знал и представил себе ее. Вот она поднимает руку и направляет дуло прямо на меня, воображение довольно красочно нарисовало образ и даже подрагивающую от напряжения руку Скарлатины. Попытавшись улыбнуться, вспоминаю, что губы не шевельнутся, даже если их напрячь, ну и ладно, все равно она не увидит моей улыбки. Печально, что блондинка запомнит меня таким, после всех издевательств, что устроили в подвалах дворца, но только так я мог увидеть ее перед смертью, чего очень хотел.

Стоило мне приготовиться, как где-то недалеко раздался взрыв. Сцену тряхнуло и я не устоял на коленях. Из-за сцепленных за спиной рук, балансировать оказалось довольно трудно, но приложив усилия, заваливаюсь на бок и плечом врезаюсь в пол. Звуки выстрелов разносятся по площади, и первая мысль, что пронзает голову: “Скарлатина стоит прямо перед мной, спиной к толпе, отличная мишень”. Вместо слов с губ срывается только непонятное мычание. Ее голос сотрясает воздух, хотя бы пока она жива. Оттолкнувшись от пола сцены, пытаюсь скинуть наручники с рук. Благодаря сломанным пальцам они висят на запястьях больше для протокола, но из-за уколов ничего не чувствую и не могу понять близок ли к цели. Тут на меня налетает какой-то человек, судя по комплекции – мужчина, помогает подняться и поддерживая под руку, тащит в противоположный конец, дальше от Скарлатины.

– Ваше Высочество, сюда, вы не ранены? – раздается другой голос откуда-то сбоку, и меня подхватывают под правую руку. Чувствую себя тряпичной куклой, которую куда-то несут против ее воли, стараюсь успевать переставлять ноги. Второй мужчина пытается отстреливаться, выстрелы раздаются все ближе.

– Царапина, машины остались с той стороны, на чем его привезли? – голос Леотхелаза доносится слева, это он первым подхватил меня, а сейчас еще и стянул наручники с запястий, что позволило мне перекинуть одну руку через плечо второго подоспевшего мужчины. Мешок наконец сорвали с головы, позволяя увидеть царящий вокруг хаос. Где-то сзади раздался еще один взрыв, краем глаза вижу выбивающиеся из окон здания языки пламени. Люди на площади разбегаются в разные стороны, кто-то пытается спрятаться за фонтаном, прижавшись к тротуарному кирпичу и зажимая уши. Крики, визг, плач, выстрелы, голова идет кругом, а я хочу обернуться на сцену и очень надеюсь не увидеть там девушку. Лео продолжает тащить меня вперед.

– Да, за углом есть машина, – согласно кивает гвардеец и ускоряется, тут к нам подбегает еще один, он принимает меня у принца, пока тот бежит вперед к спрятавшейся машине.

– План был не такой, – недовольно бурчит только что присоединившийся крупный мужчина в гвардейской форме, но стоило мне на него посмотреть, то сразу увидел не вписывающуюся деталь – вместо одного глаза у него металлическая пластина. Быть солдатом гвардии Императора с таким дефектом он просто не может, и я вспоминаю, кто это.

– Вам, конечно, не впервой похищать членов Императорской семьи, но тащить с нами Лиама Лей Клена вообще не хочется, – пробормотал гвардеец, помогавший мне с правой стороны, и только после брошенного на него взгляда, я узнал капитана Орлова. Из-за шарфа, не по протоколу, обмотанного вокруг шеи и рта и очень низко натянутой фуражки узнать парня почти невозможно. Все гвардейцы сейчас на одно лицо из-за наступивших холодов и стандартного облачения, только шарф и выделяет его. Меня подводят к машине и усаживают на заднее сиденье, двигатель заводится в ту же секунду. Дейзи, а это именно он заменил принца и поддерживал меня слева, забирается ко мне, а Орлов запрыгивает на переднее. Перед капотом выскакивает какой-то гвардеец с отличительными знаками службы безопасности и машет руками, а я невольно прижимаю голову к коленям, чтобы моего лица не видели.