– Так ты программист?
– Ага.
Аля присмотрелась к его футболке.
– Так вот что значат эти загадочные буквы! – на футболке стояла эмблема М*& R*. – А я все думаю, что это такое?
– Ну… Да, – Серега смутился. – Это фирменные футболки. На каком-то тимбилдинге выездном раздавали.
– Здорово! Серьезная компания.
– Ага. Мы сейчас пишем программное обеспечение для спутников связи.
– Невероятно! Так интересно! Для меня программирование всегда было чем-то вроде китайской грамоты. Хотя… нет. Я – гуманитарий. Китайскую грамоту я бы освоила.
– Гуманитарий? – Сергей был рад сменить тему. – Ты учишься?
– Уже закончила. Я училась в Литинституте. Он тут, недалеко.
– А, так вот почему ты так хорошо знаешь этот район!
– Ну да. Много времени тут провела.
– А в кафе это подработка?
– Работала студенткой, да так и осталась. Опытный бариста получает больше, чем начинающий корректор.
– Ты мечтала работать с книгами?
– Я мечтала написать книгу, – Алька сникла.
Мысль о нереализованных мечтах ее расстраивала.
– Я верю, что у тебя все еще впереди! Смотри, качели! – Сергей решил ее отвлечь и плюхнулся на широкую белую доску.
– Да, сейчас качели, – вздохнула Алька и присела рядом. – Знаешь, эта площадь всегда была местом сбора несогласных. Здесь читали свои стихи шестидесятники. Потом собирались лимоновцы. Это Площадь Маяковского. Точнее, сейчас она называется Триумфальная, но многие по-прежнему зовут её «Маяковского». Из-за памятника и станции метро.
Ребята помолчали, разглядывая каменную спину поэта. Несогласный со всем на свете, он и после смерти притягивал к себе таких же несогласных. Сергей разглядывал площадь, здание гостиницы рядом:
– Здесь красиво.
Ноги сами собой упрямо отталкивались от асфальта, и молодые люди синхронно двигались, раскачиваясь. Что-то интимное было в этом детском невинном единстве. В этом ритме – одном на двоих, в этих энергичных движениях. Раз, два. Раз, два. Раз…
Алька вдруг, покраснев, гораздо резче, чем следовало, уперлась подошвой в землю. Серега чуть не слетел с качелей носом вперед.
– А пошли туда? – девушка вскочила, не смотря Сергею в глаза. – У меня есть одна идея!
Аля почти побежала по Садовому кольцу в сторону Патриарших. Ему оставалось только лишь следовать за ней.
– Если тебе вдруг станет неинтересно, – тараторила она в такт своим шагам, – скажи. Я просто подумала… Красную площадь действительно все приезжают смотреть. А это… Ты любишь Булгакова?
– Ну, не могу назвать себя его знатоком, но «Мастера и Маргариту» читал.
– Тогда эту парочку ты точно узнаешь! – Алька плюхнулась на лавку рядом с чугунными Бегемотом и Коровьевым.
– О! Знакомые все лица! Этот парень мне очень напоминает Саньку из отдела тестирования, – Серега покосился на бронзового Коровьева. – Вылитый!
Алька захохотала: так комично Серега разглядывал статую, оценивая ее то в профиль, то в анфас.
– Ты еще не устал?
– Не, я люблю пешие прогулки! Пожалуй, здесь мне их даже не хватает. Знаешь, в детстве мы с пацанами часто ходили в походы. Иногда просто с пачкой сосисок и кульком яблок. Иногда собирали рюкзак и уходили на несколько дней. Когда нам было лет по пятнадцать, ушли в горы в мае. Тут в мае люди в футболках ходят, а у нас еще снег может лежать. Мы хотели подняться по склону к озеру и там переночевать, но, пока шли, Юрка, сосед мой, свалился в какую-то лужу, и у него развалились кроссовки. Он ими так хвастался перед походом! Предки на центральном рынке купили. Фирма! А они раз намокли и все. Прям реально на части! Подошва отдельно, верх отдельно. А под ногами снег! Мы его же шнурками ему подошву к ногам привязали, но идти-то дальше невозможно. Пришлось разворачиваться и пиликать домой. Он потом две недели больной валялся.
– У меня таких историй нет, – Алька с грустью улыбнулась. – Я – москвичка. С подругами мы ходили в кафе и в музеи, а с классом выезжали на экскурсии в Петербург. Пока был жив папа, мы зимой катались на лыжах. Но потом… Мама лыжи не любит.
– Сочувствую.
– Чему?
– Ну, у тебя умер папа.
– Это было давно, – отмахнулась Аля.
– Ну и что. Похоже, ты до сих пор переживаешь.
Аля обернулась и внимательно посмотрела на своего спутника. Губы сами собой сжались, а брови поднялись домиком. Ей действительно до сих пор было больно. Без папы жизнь стала совсем другой.
Сергей молча и очень аккуратно взял ее за руку. Посмотрел ей в глаза. «Можно?» – спросил он взглядом. «Можно!» – ответила она, опуская глаза, и отвернулась.
Они свернули с Малой Бронной в какой-то из переулков и пошли в сторону Большой Никитской.
– А ты знал, что полет Маргариты на метле – это излюбленный маршрут прогулок Булгакова с его тогда еще любовницей, а потом женой?
– Ты все знаешь про Булгакова? – Сергею, похоже, надоело.
– Нет! – Алька смущенно улыбнулась. – Просто наша учительница литературы была его фанаткой и каждое внеклассное занятие водила на экскурсии по булгаковским местам.
– В его квартиру не пойдем! – картинно округлив глаза, заявил Сергей.
– Не пойдем! – Алька засмеялась. – К тому же, она не тут. Отсюда ближе к Арбату. Прогуляемся?
– Ага. А что ты знаешь про Арбат? Ну, кроме песен Окуджавы.
– Песен Окуджавы я как раз и не знаю.
– Ну, значит, и мне будет, что тебе рассказать, – Сергей покрепче взял ее за руку. Это у него вышло как-то само собой и очень естественно. И Алька совсем не чувствовала себя школьницей или, как там говорят, «по-дурацки». Нет. Ей было просто приятно чувствовать свою руку в его руке. И идти рядом. И слушать его рассказы о старом барде. Просто приятно.
Глава 6
Аля стояла на большом валуне лицом к рыжему морю. Резкие порывы ветра пронизывали до косточек, и она обхватила себя руками, поеживаясь. Штормило. Волны с силой разбивались о камни, и холодные брызги летели Але на ноги.
Крики странных птиц заставили ее поднять голову и посмотреть на светло-коричневое небо – оно было сплошь затянуто облаками, отчего казалось почти шоколадным. Очень яркие, красно-лиловые твари, похожие чем-то на чаек, кружили прямо над камнем, где стояла Аля, и противно клокотали. Стало не по себе. Опустила лицо и уткнулась взглядом в чужие ярко-зеленые глаза. Это было так неожиданно и пугающе, что Алька резко отпрянула и чуть не упала.
Удержалась на камне, размахивая руками и хватая ртом воздух. Та, вторая, внимательно смотрела на нее, слегка наклонив голову набок.
– Кто ты? – спросила Алька пришелицу. Хотя кто еще тут был пришельцем?
Странная девушка ответила не сразу. Казалось, вопрос заставил ее задуматься.
– Я – Тринити.
Очень содержательный ответ. Алька вспомнила любимый папин анекдот про Шерлока Холмса и программистов. О том, что их ответы абсолютно точные и абсолютно бесполезные.
Сам собой вспомнился предыдущий сон:
– Ты сказала, что это кровь? – девушка взмахнула рукой в сторону моря.
Тринити опять выдержала паузу, подбирая слова:
– Если бы я была тобою, то это была бы кровь?
– Если бы… Что? Что это вообще значит.
– Из этого, – Тринити зачерпнула горсть жидкости, – впервые сделали нас, биониклов, – опять пауза и долгий изучающий взгляд на Алю. – Я – бионикл.
Алька нахмурилась. Биониклы? Сделали? Это вообще как?
– А ты, ты живая?
Тринити долго и отрешенно смотрела прямо перед собой. Казалось, должна смотреть на Альку, но та понимала – Тринити ее не видит.
– Живая? – взгляд наконец-то сфокусировался на Алином лице. – Похоже, уже да.