К моменту, когда мы пересекали внутренний дворик, идя на обед, мое чувство вины достигло предела. Я должен был что-то предпринять. И по какой-то причине решил, что лучшее, что я могу сделать, – это опозориться по полной.

– Однажды на американских горках я так напугался, что заплакал, – выпалил я.

Уверен, она услышала, но никак не отреагировала. Просто шла дальше. Ну и пожалуйста, я все равно продолжил:

– Вышло жалостно. Знаешь эти сувенирные фотки, которые тебе отправляют, когда выходишь из аттракциона? На моей: все вокруг вопят с задранными к небу руками, а я хнычу, как младенец.

Люси остановилась и озадаченно посмотрела на меня. Но по-прежнему ничего не говорила, так что я просто болтал дальше:

– А всякий раз, когда я захожу в общественное место, я пытаюсь вычислить, в каком уголке лучше спрятаться, если стрясется зомби-апокалипсис. Думаю, ожившие мертвецы будут шарить по туалетным кабинкам и кладовкам, так что я обычно соображаю, как залезть на раковину, чтобы оттуда забраться на подвесные потолки. Там они точно искать не догадаются.

Тут наконец она заговорила:

– И ты рассказываешь мне это, потому что.

– Потому что, наверное, странно постоянно видеть незнакомых людей, которые все о тебе знают, но о которых ты сама не знаешь ничего. Так что я подумал – надо рассказать тебе парочку самых постыдных своих тайн, чтобы немного сравнять счет.

Склонив голову набок, Люси изучала меня с секунду. Мне не удавалось понять, оказалось ли мое признание гениальным ходом или просто пополнило ее список неуклюжих попыток вступить с ней в контакт.

– Ты закончил? – спросила она.

– Для начала, наверное, достаточно.

Она кивнула, и мы продолжили шагать к кафетерию.

– Ой, чуть не забыл! – прибавил я. – Я жутко боюсь лягушек, потому что они способны прыгать в шести разных направлениях, из-за чего невозможно предсказать, с какой стороны тебя атакуют. – Конец фразы я подчеркнул, слегка передернув плечами.

Люси не останавливалась, но я видел, что она проводит в уме подсчеты. В конце концов она снова остановилась и повернулась ко мне.

– Вперед, назад, вправо, влево и вверх, – перечислила она, загибая пальцы. – Это пять направлений. Какое шестое?

– Одновременно назад, вверх и под углом, – объяснил я, показывая этот маневр рукой. – Прямо как ниндзя. И это страшнее всего, потому что тебе кажется, что ты в полной безопасности, – и тут… бум! Лягушачья атака.

В первый раз за весь день я увидел ее настоящую улыбку.

– Ты не совсем нормальный, да?

Уже целых пять слов. Это прогресс.

– Не-а, – заверил я. – Совсем-совсем нет.

Ее поза поменялась. Всего чуть-чуть, но я заметил.

– Ладно, вот тебе несколько подсказок по выживанию в кафетерии, – проговорила Люси, взглянув на дверь. – Пицца ничего. Бургеры нормальные, если залить кетчупом. Всего остального опасайся. Особенно рыбных палочек. Здесь их называют «Нептун-наггетсы», чтобы звучало мило. Но ходит слух, что Управление по надзору за качеством пищевых продуктов запретило называть их рыбными палочками, поскольку то, из чего они сделаны, рядом с рыбой и не лежало.

– Полезная информация, – сказал я. – Буду придерживаться пиццерианской диеты. А ты?

– Я сегодня без обеда. Запрусь в репетиционной комнате с виолончелью и позанимаюсь. На следующей неделе у нас важное выступление, так что мне нужно практиковаться, практиковаться и практиковаться. После звонка буду ждать тебя здесь же. У нас обоих алгебра шестым уроком.

– Отлично. Буду на месте.

– Значит, увидимся. – Она развернулась и сделала несколько шагов, а затем обернулась через плечо и предупредила по-французски: – Аттансьо́н о гринуи![14]

Я улыбнулся и ответил:

– Не волнуйся. Я всегда остерегаюсь лягушек.

Чатэмский кафетерий выглядел посимпатичнее нашего, в Дил, но в нем была та же самая столовая зона, от запаха которой воротит с души учеников всего земного шара. Видимо, некоторые вещи даже дорогостоящее обучение замаскировать не в силах. Я взял ломтик пиццы пепперони и начал искать себе местечко, когда услышал из-за спины голос:

– Ну что, решил загадку?

Я повернулся к Маргарет, которая держала в руках свой ланчбокс.

– И близко не подошел, – признался я. – Собственно, у меня такое чувство, что сейчас я знаю еще меньше, чем когда мы начали.

– Да что это с тобой? – пошутила она. – Сперва я тебя делаю в «Высшей мере», и теперь ты снова в тупике. Теряешь хватку, Бэйтс.

– Поправочка. Ты не сделала меня в «Высшей мере». Мы пошли на ничью, а потом нас обоих глупейшим образом сделал Маркус со своей догадкой. А сегодня дело сложное. Реально сложное.

– Какая из себя Люси?

– Кажется, приятная. Тихоня, так что трудно понять наверняка. Я никак не мог заставить ее приоткрыться хоть чуточку. Впал в такое отчаяние, что был вынужден рассказать историю о своих рыданиях на американских горках.

– Оу-у-у, обожаю эту историю, – проговорила Маргарет. – Если хочешь, принесу ту сувенирную фотку, покажешь ее Люси.

– Я все еще недоволен, что ты ее купила.

– Шутишь? Я там со вскинутыми руками ору на разрыв легких. А ты трешь глазки кулачками. Это моя любимейшая фотография всех времен, – заявила она. – Кстати, где сама Люси?

– Занимается виолончелью, – ответил я. – Что означает, что у меня перерыв на обед.

– Класс! Пойдем, посидишь со мной и Тори.

– Кто этот Тори?

– Виктория Тэйт.

– Королева Виктория внезапно стала Тори? – недоверчиво переспросил я. – Этим утром чатэмские девчонки были воплощением зла, а теперь вы уже лучшие подруги?

– Я работаю над делом. И готова на любые меры, которые потребуются, чтобы его закрыть, – защищалась Маргарет. – Да и не такое уж она чудовище.

– И это говорит Зверюга, – подколол ее я.

– Никому другому я в этом не признаюсь, но эта кличка мне вроде как даже нравится. Представь, девчонки, которых я никогда даже не видела, меня боятся! Думаю об этом – и так уютно на душе становится…

Тори с тремя подружками сидели посередине кафетерия, словно они – центр Вселенной и все в школе вращаются по их гравитационным орбитам. Они улыбнулись, увидев подходящую Маргарет, но, сообразив, что я тоже иду к ним, одарили меня подозрительными взглядами.

– Ничего, если мой друг к нам присоединится? – поинтересовалась Маргарет, ставя их в трудное положение.

– Любой твой друг – мой друг, – с фальшивой улыбкой отозвалась Виктория. – Еще раз: как тебя зовут?

Меня охватила необъяснимая тяга произвести джеймс-бондовское впечатление:

– Бэйтс. Флориан Бэйтс.

(Новый пункт в списке неуклюжих попыток вступить в контакт.)

Каким-то образом Виктории удалось одновременно рассмеяться и закатить глаза. Я сел и быстро оглядел лица остальных за столом. Работа двух девочек, Мэллори и Лорен, судя по всему, заключалась в том, чтобы уделять безраздельное внимание Виктории. Они были готовы смеяться каждой ее шутке и соглашаться с любым ее утверждением.

Еще здесь был Гюнтер – высокий, с резкими чертами лица, – который выглядел скорее как модель, чем как ученик средней школы. Весь обед он просидел, с нечеловеческой скоростью набивая сообщения на смартфоне. В какой-то момент я испугался, не запылают ли его пальцы.

– Я как раз говорила всем, как было бы здорово, если бы тебя перевели в Чатэм, – сказала Виктория Маргарет.

– Ты просто должна перевестись, – поддакнула Мэллори.

– Было бы эпично, – добавила Лорен.

Гюнтер на секунду оторвался от своего сообщения, поднял взгляд и кивнул.

– Спасибо, – ответила Маргарет. – Но мне нравится в Дил.

Все поглядели на нее, словно ждали самого смешного места в анекдоте. Конечно, она это не всерьез. Как кому-то может нравиться в Дил больше, чем в Чатэме? В этот момент я почувствовал тычок в висок.