– Здравствуйте, мисс Алло, – сказала Маргарет учительнице, которая выравнивала подставки для инструментов.

– Неужто это наш новый пианист? – отозвалась та.

– Это мой друг, Флориан, – объяснила Маргарет. – Он второй ученик по обмену из Дил, и я просто показываю ему тут все, – она повернулась ко мне: – Мисс Алло отвечает в школе за музыкальное образование.

– Добро пожаловать в Чатэм, – произнесла мисс Алло. – Ты играешь на чем-нибудь?

– Нет, – слегка смутился я. – В прежней школе я пел в хоре, но инструменты мне никогда не давались.

– Начать никогда не поздно, – заметила учительница. – У нас есть уроки и для новичков.

– Ну, возможности тут замечательные.

– Спасибо. В прошлом году мы провели преобразования и очень довольны результатом.

Из какой-то репетиционной комнаты послышалась прекрасная виолончельная мелодия.

– Ух ты! – восхитился я. – Кто-то здесь очень неплохо играет.

– Вообще-то, – отозвалась мисс Алло, – этот «кто-то» играет просто изумительно и практикуется уже несколько часов, готовясь к большому выступлению на следующей неделе.

На моем лице начала расцветать улыбка: я подумал, что это вполне может объяснять исчезновение Люси. Вероятно, она занималась тут все это время.

Я шагнул ближе, прислушиваясь, и только сейчас заметил, что в помещении есть еще кое-кто. За столом тихо сидела женщина, разлиновывая бумагу. На нас она даже не взглянула. Просто продолжала работать.

Когда я собирался что-то ей сказать, музыка внезапно стихла и дверь репетиционного зала отворилась. Увидев, кто оттуда выходит, мы с Маргарет переглянулись в полном остолбенении.

Это была не Люси.

Это был Юнь.

Что грубо попирало всякую логику. Как он мог оказаться внутри маленькой комнатки для репетиций и практиковаться там «уже несколько часов», если всего несколько минут назад мы видели его в заднем коридоре?

Это был лучший из всех магических фокусов, которые я когда-либо видел.

Мы слышали звуки виолончели в примыкающей репетиционной комнате с того мига, как шагнули в зал для оркестра. Но прямо перед этим столкнулись с Юнем в коридоре. Он никоим образом не мог войти в зал незамеченным нами. А даже если бы как-то ухитрился, то все равно не успел бы начать играть еще до нашего появления. Вспомните к тому же, что мисс Алло заверяла, что он занимается здесь уже несколько часов, и вы поймете, отчего мой мозг завязался гигантским узлом.

Юнь тоже понял. Потому что, опередив расспросы, сказал:

– Привет, меня зовут Юнь. Приятно познакомиться. (И это притом, что мы только что встречались и знакомились!)

– Я знаю, как тебя зовут, – ответил я, еще более сбитый с толку. – Ты разве не по…

И тут я обратил внимание на отчаяние в его взгляде, одновременно заметив, что вторая женщина в комнате внезапно заинтересовалась нашим разговором. Она тоже была азиаткой – возможно, матерью Юня, – и мне пришло в голову, что именно ее он пытается обмануть.

Посреди предложения я сбился и срочно попытался найти замену словосочетанию «не помнишь»:

– Ты разве не по… нимаешь… что. все знают Юня… такого потрясающего виолончелиста? Очень рад лично с тобой познакомиться. Я Флориан.

Я стрельнул взглядом в сторону Маргарет, но она уже сообразила. И тоже решила не выдавать Юня – по крайней мере пока:

– Привет. Меня зовут Маргарет. Ты очень красиво играешь.

– Большое вам спасибо, – проговорил Юнь с огромным облегчением на лице. – Так рад с вами обоими познакомиться.

Женщина за столом заговорила с ним по-китайски, так что я не мог понять, о чем речь. Но после краткого обсуждения он снова повернулся к нам:

– Очень жаль, но я должен идти. Мы опаздываем на встречу.

Несмотря на то что женщина, похоже, спешила, Юнь убирал инструмент аккуратно и методично. Сперва он ослабил струны на грифе, снял их и сложил в футляр. Затем поднял виолончель, вытащил штырь, который торчал из ее нижней части, и осторожно уложил инструмент в кофр. В конце он достал тряпочку из мягкой ткани и протер деревянный корпус.

– Пыль от канифоли, – объяснил Юнь, заметив, что я наблюдаю. – Нужно стирать ее каждый раз, когда убираешь виолончель.

– Ты хорошо с ней обращаешься, – сказал я.

Он улыбнулся:

– А она – со мной.

Юнь закрыл кофр и клацнул защелками. Пока он уносил инструмент в зону для хранения, я подошел к дверям той репетиционной комнаты, которую он использовал, и заглянул внутрь. Комнатка была маленькой, примерно как три туалета. У стены стояли пианино со скамеечкой, стул, подставка для нот, а на стене висело зеркало. Других дверей или окна в комнате не было.

– Как же ты это провернул, Юнь? – пробормотал я сам себе.

На двери висел планшет с зажимом, под которым я увидел расписание. На время обеденного перерыва, когда сработала пожарная тревога, были зарезервированы три репетиционные комнаты. Одну забронировала Люси. Другую – Юнь. А третью – некто с инициалами Р. И. Б.

– Спасибо, что дали мне время порепетировать, – сказал Юнь мисс Алло, выходя из помещения следом за женщиной-азиаткой. – Увидимся завтра.

– Жду вас обоих, – отозвалась учительница.

– Всего доброго, – попрощалась женщина.

Теперь я был уверен, что это мама Юня.

– Счастливо! – хором произнесли мы с Маргарет.

Они ушли второпях, но в этом не было ничего определенно подозрительного. В особенности если у них и правда была назначена встреча.

Когда дверь закрылась, Маргарет повернулась к учительнице:

– Ничего себе! Он просто потрясающий!

– Юный гений, – отозвалась мисс Алло. – Никогда не видела и не слышала ничего подобного. Уж точно не в таком возрасте.

– Должно быть, вы очень им гордитесь, – заметил я. – Сколько он у вас учится?

Мисс Алло рассмеялась:

– Обучение Юня – не моя заслуга. Мне просто повезло заполучить его в свой класс. Он приехал сразу после начала прошлого учебного года и с тех пор учится и играет с Национальным симфоническим оркестром.

– Так вы говорите – он, ученик средней школы, играет в НСО? – потрясенно спросила Маргарет. – Ладно, вот теперь я официально в шоке.

И не одна она.

Тем вечером мы полезли в сеть и нашли десятки статей, восхваляющих удивительные достижения Юня на музыкальном поприще. В каждой статье содержалась вариация на тему его биографии: вырос в Китае, в Нанкине, там же в возрасте четырех лет начал играть на виолончели, в шесть уже сочинял музыку. И в любой заметке упоминалась какая-нибудь высокая похвала: к примеру, когда директор НСО объявил Юня «талантом, какие встречаются раз в поколение», или китайский посол заявил, что его командировка в Национальный симфонический есть «дар Китая народу Америки».

Но вот талант, который в гораздо большей степени привлек наше внимание, – способность быть в двух местах одновременно, – ни в одной статье не упоминался.

– Мы же не спятили, нет? – спросила Маргарет. – Мы точно видели его в коридоре прямо перед тем, как зашли в помещение для оркестра?

– Да, видели, – с нажимом проговорил я.

– И видели, как сразу после нашего появления он вышел из репетиционной комнаты?

– Как сейчас друг друга. И знаешь, кем это его делает?

– Оборотнем?

– Нет. Это делает его нашим первым подозреваемым.

Данное утверждение я подчеркнул, прилепив фотку Юня по центру стены, которую мы превратили в нашу «доску расследования».

– Все же я бы сказала – вторым, – заметила Маргарет. – Я пока не готова сбросить Люси Мэйс с вершины хит-парада.

Насчет порядка мы могли не соглашаться, но и я уже считал Люси подозреваемой. Ее фото я прицепил рядом с физиономией Юня. Еще я приклеил на доску собственный рисунок в стиле «палка-палка-огуречик», изображавший Тэннера (на этом портрете выражение лица у него было особенно тупое) и фото ребрышек-барбекю.

– А каким боком к делу относятся ребрышки? – поинтересовалась Маргарет.