– Вы только что сказали, сэр, что кто-то из ваших людей следил за ним некоторое время? Вы не могли бы сказать, кто это был.
Американец рассмеялся.
– Это была девушка, Холли Майлс. Один из наших агентов. Мы отыскали ее в управлении внутренней службы, когда узнали, что она является дальней родственницей последней жены Ганта. Сейчас, я думаю, она там вместе со Стедменом.
Блейк остался одиноко стоять в опустевшем храме.
Глава 20
Я был свидетелем более чем странной склонности Гиммлера к мистицизму. Однажды он собрал двенадцать более чем преданных ему офицеров СС в комнате, соседней с той, где допрашивали фон Фрича, и приказал им сконцентрировать свой разум, чтобы таким образом оказывать влияние на генерала и заставить его говорить правду. Я случайно вошел в эту комнату и увидел там всех двенадцать высших чинов СС, сидящих в глубокой молчаливой задумчивости, что само по себе было удивительным зрелищем.
Вальтер Шелленберг
Зверь выглядит не так, каков он есть на самом деле. Иногда он может даже нацепить комические усы.
Соловьев. «Антихрист»
Тело Стедмена было напряжено, а мускулы почти парализованы. Его рассудок безнадежно пытался отвергнуть видение, стоявшее в его глазах, и которое он так отчетливо видел. Но Генрих Гиммлер был мертв! Даже если он не совершил самоубийство в конце войны, как это было известно до сих пор, а умер от рака в возрасте шестидесяти семи лет, как утверждал бизнесмен.
Но тем не менее, он был в этой комнате, и в его глазах светилась жизнь!
Стедмен мог объяснить это только гипнозом, а уж ни в коем случае не мог воспринимать, как объективную реальность.
– Это и есть легендарный Парсифаль? – произнес тонкий, похожий на птичий щебет голос, который никак не был похож на голос доктора Шеера, и исходил явно от призрака, который непонятным образом накладывался на облик старика, замещая его.
– Да, мой рейсхфюрер. – Это говорил Гант, лицо которого выражало необъяснимый исступленный восторг.
Мужчины, окружавшие стол, неподвижно смотрели на видение, одни с восторгом, другие со страхом, но все выглядели одинаково ослабевшими, как будто потеряли часть жизненных сил. Двое или трое даже не могли поднять свесившиеся над столом головы. Кристина сидела на стуле в состоянии апатии.
Когда Гант заговорил снова, то Стедмен вздрогнул. Его потрясла реальность происходящего и, конечно, реальность самого видения: небольшое толстое лицо, с маленькими глазами, похожими на глаза свиньи, коротко подстриженные усы и коротко же, почти до самых ушей, подстриженная голова, тонкие губы, форма которых искажалась коротким подбородком, который терялся в вялой полной шее. Но, может быть, это всего лишь сон? И долго ли он будет продолжаться?
Фигура, загадочным образом замещавшая доктора Шеера, начала увеличиваться, пока не заполнила всего пространства в границах фигуры доктора. Ее глаза постоянно искали глаза Стедмена, а на лице застыла злобная улыбка.
– Ты чувствуешь слабость, Парсифаль?
На этот раз вопрос был задан по-английски, а за ним последовал короткий смех призрака, словно звоном наполнивший комнату.
– Они тоже чувствуют слабость. Но, однако, они отдают свою силу по собственному желанию, в то время как ты постоянно сопротивляешься.
Детектив попытался подвигать руками, но обнаружил, что он не в состоянии этого сделать. Единственное, что он еще мог, это прямо держать свою голову. Ему хотелось что-то сказать, закричать, наконец даже завопить, но он смог издать лишь слабый дребезжащий звук.
– Сопротивление бесполезно, – произнес Эдгар Грант, как только видение рядом с ним издало короткий смех. – Вы не можете противостоять его воле. Теперь вы видите, каким образом рейсхфюрер продолжает жить. Он поглощает внутреннюю энергию от живущих, получая таким образом необходимые силы. Адольф Гитлер делал подобное при жизни. Генрих Гиммлер постиг это искусство с помощью доктора Шерра уже после смерти.
Фигура начала колебаться, как бы реагируя на слова бизнесмена, и на поверхность стола появилась рука. При этом голова склонилась на какой-то момент, и, казалось, что изображение лица Гимлера покачивается, становясь менее отчетливым. Но через мгновение голова поднялась вновь, и маленькие глаза по-прежнему впивались в глаза Стедмена, пронзая его насквозь.
– Наконец это время пришло, герр Гантцер. Теперь он должен умереть, и его смерть будет означать наше возрождение.
– Да, мой рейсхфюрер. Оно должно наступить. – Гант наклонился вперед, к лежащей на столе античной реликвии. – С этим копьем охранялся Святой Грааль, рейсхфюрер. Теперь вы сами можете ощутить его могущество. Пусть его энергия пройдет через вас. Используйте его мощь и силу!
Мерцающая в слабых отблесках фигура приняла копье Лонгинуса из рук Ганта, подхватив его двумя руками. Оружие древнего римского воина подрагивало в руках призрака, и Стедмен почувствовал, а может быть лишь увидел, тот же самый слабый свет, стекающий с его граней, как и некоторое время назад. Казалось, что эта неземная голубизна исходит с поверхности потертого металла, и поток энергии, излучаемый вместе с ней, растет и перетекает в кривые желтоватые пальцы и руки старика, наполняя хрупкое тело.
Неожиданно фигура стала выпрямляться, и Стедмен услышал странный пронзительный звук, пронизывающий все пространство зала, похожий скорее на нечеловеческий крик, как будто в комнату ворвались неведомые демоны. Тем временем холод усиливался, так что Стедмен буквально ощущал прикосновение льда к своей коже и неуемную дрожь в конечностях. Он хотел закричать, чтобы попытаться криком разорвать непрерывную какофонию странных звуков, издаваемых невидимым источником, но с его губ соскользнул один лишь морозный воздух. А звуки продолжали рваться от стены к стене, словно птицы, ударяющиеся о невидимую преграду, проносясь над столом, а иногда и под ним, заставляя сидящих пугливо отклоняться в сторону, как будто их тело в этот момент испытывало ощущения от соприкосновения с непонятной дьявольской силой. Уровень звука нарастал, его высота увеличивалась, переходя на крещендо.
Стедмен заметил, что фигура уже не выглядит согнутой и хрупкой. Она стоит прямо, мощно вибрируя в такт звукового сопровождения, окружаемая легким свечением, и держит копье обеими руками на уровне груди твердо и уверенно. Лицо этой фигуры, несущей облик Гиммлера, было поднято к потолку, глаза закрыты, но по движению век было заметно, что зрачки ведут себя очень активно. Медленно, словно с неохотой, веки начали подниматься, и Стедмен мог пока лишь видеть белые щели между ними. Но вот голова начала опускаться, и звуки, наполнявшие комнату, казалось, стали еще более пронзительными. Детектив инстинктивно рванулся со стула, пытаясь освободиться от невидимых цепей, которые опутали его тело и сознание. Но попытка была бесполезной: у него больше не было сил.
Он по-прежнему не мог оторвать свои глаза от лица, обращенного к нему, даже если бы и мог управлять поворотом головы. Независимо от ее положения его глаза все время замыкались на видении, находившемся перед ним.
И хотя это лицо было постоянно направленно на него, щели между приоткрытыми веками все еще оставались белыми, подтверждая тот факт, что зрачки еще были повернуты вверх, внутрь головы. Призрак громко рассмеялся, и этот смех тут же смешался с вибрирующим звуком, наполнявшим комнату. Неожиданно зрачки заняли их привычное положение, и Стедмен попытался закрыть свои глаза, чтобы защититься от преследующего его взгляда.
Он должен заставить себя двигаться! Он должен заставить себя бежать!
Фигура перед ним пришла в движение, разворачивая копье вперед, и медленно направилась вокруг стола, приближаясь к детективу, выбираю нужное направление удара, готовясь безошибочно поразить его прямо в сердце.
