Старший сержант Эдвин Остин едва сдерживал мрачную улыбку, глядя со странным чувством сострадания на жалкую фигуру, сидевшую в неудобной позе на кушетке. Человек, если уместно было использовать это слово, был закутан в потертое одеяло, и его поминутно трясло. Однако такое его состояние нисколько не трогало сержанта, поскольку он уже знал, что этот безобидный маленький человечек был причиной гибели миллионов людей в этой ужасной только что закончившейся войне. В особенности он проявил свою жестокость по отношению к евреям, как в своей собственной стране, так и на других, захваченных территориях. Это всколыхнуло волну протестов во всем мире, но масштабы и весь ужас содеянного им только сейчас начали появляться на свет. Могло ли это существо, принесшее в мир подобное зло, это жалкое созданье, одетое сейчас только в рубашку, носки и подштанники, прикрытое армейским одеялом, считаться человеком? Могло ли оно претендовать на это? Глядя на него и не видя перед собой ни усов, ни военной формы, ни надменного высокомерия, а лишь безвольный подбородок и жирную заросшую щетиной шею, утверждать это было бы трудно. Когда этот немец был захвачен в плен, на нем была военная форма без знаков различия, а глаз прикрывала черная повязка. Он объяснил, что входит в состав секретной службы полевой жандармерии, однако следующий допросе выявил другую, более зловещую идентификацию.

Когда с него сняли черную повязку, а вместо нее водрузили пенсне, сходство с известным оригиналом стало очевидным, несмотря на его одежду и нервное поведение. Полковник Мэрфи, начальник разведки при штабе Монтгомери, подтвердил личность пленного немца, и поэтому теперь никаких сомнений относительно этого пленника у сержанта Остина не было и быть не могло. Начальство из штаба настаивало, чтобы с пленника не спускали глаз ни днем, ни ночью, – настолько серьезным было все, связанное с ним. Сержант однажды уже потерял одного из своих подопечных: генерал СС Прутцман сумел выбрать момент и разгрызть ампулу с цианидом. На этот раз такой ошибки быть не должно.

Через переводчика сержант объяснил пленному, что кушетка, на которой он сидит, является его постелью, и он должен лечь на нее, предварительно раздевшись. Немец начал было протестовать, но увидев выражение лица англичанина, затих, сбросил одеяло и начал раздеваться.

Именно в этот момент в помещение вошел полковник Мэрфи в сопровождении офицера, которого он представил как капитана Велса, военного врача.

Сержант знал, что должно последовать за этим. Двумя днями раньше в верхней одежде немца была найдена маленькая ампула, и оставались подозрения, что другую он прячет где-то на себе. Никто не хотел неприятностей с этим пленником. Они приступили к обыску, начав с головы: проверили волосы, уши, затем последовательно продвинулись вниз и закончили поисками ампулы между пальцами ног. Нигде ничего не было обнаружено. Оставалось однако, еще одно место, которое они пока обходили своим вниманием. Это было обычное место для сокрытия вещей, подобных той, которую они искали: ими не был обследован рот немца, и врач приказал ему его открыть.

Капитан Велс сразу увидел маленький темный предмет в щели между зубами на правой стороне нижней челюсти. С возгласом удовлетворения он сунул пальцы в открытый рот пленника. Однако тот оказался проворнее, резко повернул голову в сторону, одновременно наклоняя ее вниз, отстраняя пальцы врача от зубов. Полковник Мэрфи и сержант Остин бросились на помощь капитану и повалили немца на пол, а врач не переставая сжимал руками его горло, принуждая выплюнуть ампулу наружу. Но было поздно. Ампула треснула, и яд нашел свой путь внутрь организма. Безусловно, каждый из присутствующих понимал, что смерть этого человека стала теперь неизбежной, но в их задачу входило оттянуть ее.

Полковник Мэрфи приказал сержанту как можно скорее отыскать иголку и нитки. Однако именно в этот момент и были потеряны драгоценные минуты, так как при этих поисках пришлось перевернуть вверх дном весь следственный отдел, прежде чем удалось найти эти простые предметы. Врач продолжал сжимать горло самоубийцы, но яд брал свое, и были уже отчетливо заметны смертельные спазмы. Вскоре вернулся сержант. Теперь он с силой разжимал рот умирающего немца, а полковник схватил скользкий неподатливый язык, пытаясь проткнуть его иглой, чтобы с помощью нитки вытянуть вверх и предотвратить блокирование дыхательных путей. Кроме того, в течение пятнадцати минут они использовали рвотное средство и пытались применять искусственное дыхание. Все было напрасно. Они уже были не в состоянии освободить тело от цианида, а всего лишь продлевали агонию.

Тело пленника скорчилось в последних судорогах, лицо страшно исказилось в предсмертных муках, а затем неподвижно замерло. А еще через два дня сержант Остин завернул труп в армейское потертое одеяло, обмотал обрывками телефонного провода и зарыл в безымянной могиле недалеко от Люнебурга. Теперь это было последнее место, где наконец мог отдохнуть бывший рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Никаких записей об этом факте оставлено не было.