– Никак, горе у тебя, голубчик? – спросила тихим дребезжащим голосочком.

Подождав ответа, но так и не дождавшись, продолжила:

– Вижу, как страдаешь! Умер кто, али любимая бросила?

– Жена, – прохрипел Даня, не поднимая головы, – умерла.

– Ох ты ж, царствие ей небесное! – старушка перекрестилась и поближе подсела. – Болела, али как?

– Разбилась, – выдавил из себя, словно трудно было даже говорить об этом.

А потом слово за слово, да и рассказал про все. Выслушала старушка, а потом провела заботливо рукой по его предплечью и говорит:

– Ты, милок, себя-то не обвиняй! Не ты ее на тот автобус посадил, а смерть ее к себе притянула. Все мы в руках божьих, кому что суждено, через то и проходит. Судьба ее такая оказалась, бог ей столько лет только прописал. Мне вот скоро восемьдесят девять стукнет, а все живу. Не все от человека зависит! Если душа у тебя болит, сходи в церковь и поставь свечку за нее, попроси у Господа, чтобы в лучшее место ее определил. А сам живи! Сам говоришь, дочка у тебя крохотная, на ноги ее еще поставить нужно. Пока ради нее живи! А там, глядишь, еще кого встретишь… Дело молодое, может, снова полюбишь!

Долго говорила старушка, про свою молодость рассказала, про жизнь трудную, полуголодную, про троих мужей своих, которые один за другим оставляли ее, перебираясь в мир иной… Про детей, что помогают теперь в старости, к себе зовут. А она вот не хочет никому обузой быть, надеется так, на ногах, и умереть.

– Даже мне умирать не хочется, настолько жизнь сейчас хороша! – тихо рассмеялась старушка. – А тебе и подавно надо жизни радоваться! Ты не о плохом думай, а о хорошем. Что, если бы и дочка в том автобусе оказалась? Что, если бы всей семьей там сгинули? А так у тебя дочка рядом, сам живой, здоровый. Отпусти свою боль, и живи!

Сколько бы еще они так просидели на скамеечке, но за старушкой один из внуков ее приехал, который и то был старше Дани, и повез ее к себе в гости. Еще когда из ворот парка выходила, старушка обернулась на Даню и легонько махнула ему рукой, на что он тоже поднял руку в прощальном жесте.

Дане тогда показалось, словно пелена с его глаз сошла. Совсем по-другому на всю ситуацию посмотрел. А ведь права старушка! Не для себя, так ради дочери обязан он жить так, чтобы Марина с того света довольна им была.

Решил начать новую жизнь, и, в первую очередь, работу нашел по душе своей, не на кого-то, а на себя начал работать. Открыл небольшую архитектурную фирму, набрал специалистов, похожих на себя, творческих, молодых. И дела у них пошли в гору, начали конкурировать с лучшими компаниями.

Только вот Настя никак отойти не может. И сегодня он из-за нее не смог встретиться с голубоглазой своей знакомой.

Мама позвонила ему уже вечером, когда он собирался отправиться к Лене, по пути купив ей цветы. Поэтому и интересовался, что ей больше нравится. Но Лена была занята и лишь предупредила, что прочитает все смс-ки после работы. А он все равно писал. Нравилось ощущать себя по-мальчишечьи увлеченным этой красивой девушкой. Представлял, что бы она ответила, если бы была свободна, как бы улыбалась, набирая на телефоне текст.

Вчера, когда он никак не мог решиться на прощание ее поцеловать, она удивила его своим дружеским поцелуем в щечку. Когда девушка убежала домой, он прикоснулся к месту поцелуя и поднес пальцы к губам, представив, что все-таки поцеловал ее. “Завтра!” – обещал он себе, уверенно шагая к своей машине, которую оставил недалеко от фирмы, где работала Лена. Не хотел выдавать своего материального положения, почему-то боялся, что она не захочет с ним встречаться, если узнает, что он довольно богат. Ему казалось, что девушка не гоняется за деньгами, ей важен не материальный достаток, а сам человек, его душа.

Отключив сигнализацию, сел в свой “Крузер” и с улыбкой покатил домой.

Мать ничего не заметила, она была вся в хлопотах по поводу ремонта, уже связалась с какой-то фирмой и, кажется, нашла хорошего специалиста. Она увлеченно рассказывала о какой-то милой девушке и даже снова пыталась его с ней познакомить, но Даня слушал вполуха и не очень вникал в ее рассказ. Он все еще был под впечатлением от Леночкиных глаз, ее улыбки, ее веселого смеха. И ее невинного поцелуя.

Поэтому мама Дани немного поворчала, заметив, что он ее абсолютно не слушает, и подняла новую тему, от которой сын ни за что не отмахнется.

– Я договорилась с одной из своих подружек, Даня, она согласна позаниматься с Настей, – сказала женщина, привлекая к себе внимание.

– Она детский психолог? – насторожился Даня.

С некоторых пор его тоже изрядно беспокоила заторможенность дочери.

– Нет, но она была учительницей младших классов и точно знает психологию детей, – начала Екатерина Семеновна, но сын ее перебил:

– Мама! Настя еще не школьница, я не верю, что эта женщина сможет ей помочь.

– Но мы бы хоть попытались! – в отчаянии воскликнула мать. – Неужели ты сам не видишь, что девочка все больше замыкается в себе? Сегодня я оставляла ее с Людочкой, чтобы они вместе с Пашей поиграли. Но Люба говорит, что она так и просидела в сторонке, а когда та попыталась ее привлечь к игре, просто расплакалась! Я уже не знаю, как ее вернуть к нормальной жизни! Разве что вдали от города, в большом доме она сможет хоть немного забыть свою печаль. А пока мы просто обязаны попробовать…

Екатерина Семеновна долго убеждала его в необходимости этих занятий, в конце концов Даня почувствовал себя никчемным отцом, поэтому был вынужден согласиться на предложение матери.

– Только давай договоримся, мама, что ты будешь все время с ней рядом, и если вдруг что-то пойдет не так, сразу прекратишь это занятие!

– Конечно, Данечка! Разве ты сомневаешься в моей любви к Настеньке? – с обидой поджала губы мать.

– Нет, мама, конечно, не сомневаюсь! – устало проговорил парень. – Просто столько было уже этих занятий… А толку никакого!

И вот надо же было такому случиться, что от этой задумки опять не вышло ничего хорошего! Настя снова расплакалась, да так горько, что ни бабушка, ни ее подруга никак не могли ее успокоить. Пришлось звонить отцу девочки, чтобы он приехал и забрал их, потому что она наотрез отказалась садиться к бабушке в машину!

– Не надо! Не надо! Не хочу! – причитала Настя, когда Даня заехал к Дарье Николаевне, подруге матери, чтобы увезти дочку домой.

– Что с тобой, милая? – присел он на корточки перед зареванной девочкой, которая сразу же бросилась ему на шею.

– Папа! Папа! Домой! – всхлипывала она, спрятав лицо на его груди.

– Да, моя хорошая! Папа сейчас отвезет тебя домой! – приговаривал Даня, неся ее к своей машине, успев при этом укоризненно взглянуть на женщин, доведших Настю до слез.

Обе подруги выглядели растерянными и не могли понять, что заставило Настю так сильно расстроиться.

Всю дорогу до дома Настя тихонько всхлипывала, а за пять минут до приезда уснула. Когда он относил девочку на руках в ее комнату, с тревожной нежностью вглядывался в личико красавицы-дочки. “Что же не дает тебе радоваться жизни, маленькая моя? – думал он, раздевая и укладывая ее в кроватку. – Ведь не можешь же ты помнить свою маму? Неужели тебе не хватает нашей любви, нашего внимания?”

Он долго еще сидел рядом с дочкой, охраняя ее сон, изредка поправляя ее одеяло, которое она умудрялась раскрывать с завидной регулярностью. Во сне Настя выглядела истинным ангелочком! Белокурая, с большими папиными глазами и маминым носиком и губками бантиком, она казалась маленькой принцессой, которую выкрал от родителей страшный дракон, и теперь она тоскует и плачет по ним, не желая радоваться ни многочисленным подаркам-куклам, ни великолепным платьям, ни вкусностям, которыми ее угощают.

Как бы ему хотелось видеть ее радостной, играющей и смеющейся, бегающей, как и все ее сверстники! Но что бы они ни делали, как бы ни старались отвлечь ее от грустных мыслей, ничего у них не получалось… Не помогли в свое время и новогодние праздники с яркими игрушками и гирляндами, и просто так приглашенные ребятишки со двора – ничего не могло поднять ее настроение и заставить хоть ненадолго позабыть свое неподъемное для детских хрупких плеч горе!