Дойдя до дома, они сразу поднялись к себе в комнату, которая за несколько дней действительно успела стать их общей, заполнившись и вещами Джоанны тоже. Кровать они только вчера заменили на более просторную, что позволило им обоим сегодня лучше выспаться. И не только выспаться.
– Мы все делаем неправильно, – тихо, но уверенно произнесла Джоанна.
– Что именно, милая? – переспросил Энтони, пока не вполне понимая ее мысль.
– Просто избегать разговоров о произошедшем – не выход. Я раньше и не представляла, сколько людей так или иначе в курсе ситуации, – объяснила девушка, – мало кто знает историю полностью, как и нашу роль в ней, но хоть что-то знают многие, это дело было очень громким. О нем еще долго будут говорить, я не сумею избежать каждого упоминания, да и тебе, я знаю, тоже неприятно все это слышать.
Джоанна подняла руку к волосам Энтони, нежно играясь с одной из золотистых прядок.
– Я знаю о том, что тебе тоже порою снятся кошмары. Просто ты не всегда просыпаешься от них, иногда мне удается успокоить тебя прямо пока ты спишь, и тогда ты наутро ничего не помнишь. Вот только я помню, милый, помню все, начиная с того момента, когда мы были в том проклятом месте, и ты отказывался верить в то, что твой друг тебя предал. Энтони, я не знаю, почему мы прежде не говорили об этом, но ведь ты, как и я, страдаешь из-за случившегося. Ты потерял друга, потом вместе со мной потерял брата, пусть он и был нашим братом всего несколько дней, – при мысли о Тоби Джоанна быстро заморгала, желая прогнать подкатившие к глазам слезы.
С трудом справившись с этой задачей, она продолжала:
– Мы ведь навсегда вместе. Мы так клялись перед алтарем, и я знаю, что твои намерения сдержать эти клятвы столь же крепки, как и мои.
Губы Энтони расплылись в улыбке от слов, произносимых возлюбленной, но он по-прежнему не понимал, что именно пришло ей в голову, хотя то, что пришло что-то, он явно осознавал. Опустившись на кровать, он наблюдал за ней.
– И вот, мне пришла на ум идея получше. Погоди минутку.
Джоанна села за небольшой столик, стоявший в углу комнаты, достала бумагу и чернильницу и принялась что-то писать, медленно, раздумывая над каждой строчкой. Написав несколько строк, она подошла к мужу и присела на кровать рядом с ним. Энтони все еще неотрывно смотрел на нее с беспокойным любопытством.
– Мы не можем изменить то, что эти люди сделали, – убежденно произнесла Джоанна, но мы можем убедиться в том, что мы сами никогда не станем такими, как они. Я боюсь того, кем стал мой отец, оба отца, если уж на то пошло. Один из них на моих глазах сходил с ума от неразделенного вожделения, а другой… Я до сих пор не могу выполнить его единственную просьбу - забыть его лицо, и неизвестно, смогу ли когда-нибудь. Я боюсь вспоминать обо всем, что случилось, но воспоминания будто нарочно скопом лезут в голову… И мне кажется, что в этом все дело. Теперь людей, совершавших эти преступления, нет, и меня – нас, мучают только наши собственные воспоминания и страхи.
Джоанна неосознанно потянулась к Энтони, на минуту прильнув щекой к его груди.
– Избавиться от этих воспоминаний у нас не выйдет, но мы можем попытаться их исправить или заменить на что-то другое. Мы можем, например, брать вещи, связанные с этими людьми, и делать их светлей. Нашей силой, нашей любовью, нашими жизнями будто менять то, что от них осталось, – и она застенчиво протянула ему лист бумаги с написанными ею только что словами.
Энтони пробежал по ним глазами, ощущая, что он читает что-то новое, но, безусловно, знакомое. Откуда Джоанна вообще знала те слова? А, точно, он же сам ей рассказал, и даже тоже спел.
– Это… – наконец выдавил он, не зная, как описать свои ощущения, – очень красиво.
– И совсем не так страшно, как то, что было.
Энтони снова перевел взгляд на лист, перечитывая стихотворные строчки, так похожие и одновременно не похожие на те, что когда-то запечатлелись в его памяти:
There was a sailor and his wife,
And they were beautiful.
A valiant sailor and his wife,
They were each other’s light and life,
And they were beautiful,
And they were virtuous,
And they were in love.
When they were young, they went through hell
A real hell, no less.
It trapped them in a grieving cell,
But years passed, grief passed as well,
And they found happiness.
They still were virtuous,
They still were in love…
– Но ведь годы еще не прошли? – грустно заметил Энтони.
– Нет, но они пройдут, – уверенно заявила Джоанна, – годы пройдут, и наши печали останутся в прошлом, а вот наши любовь и счастье, которое мы дарим друг другу, будет по-прежнему с нами. Разве ты сам так не считаешь?
Энтони кивнул, почти не раздумывая.
– Ну вот видишь, – улыбнулась девушка, а затем вдруг попросила, – давай споем? Вместе?
Энтони на секунду задумался, с точностью припоминая, как звучала эта песня тогда, когда ее в темной подворотне пел мрачный мужчина с темными глазами и седой прядью в волосах, а затем запел. Джоанна вторила ему своим хрустальным голоском. Под конец песни они оба встали и взялись за руки, слившись в поцелуе после произнесения последней строчки.
– Видишь, как хорошо? – прошептала Джоанна, аккуратно заключая любимое лицо в ладони. Энтони только молча улыбнулся и снова прильнул к нежным губкам своей прекрасной возлюбленной. Из комнаты они до вечера так и не вышли. Да и вечером их просто привлек донесшийся снизу знакомый голос.
– Добрый вечер, мэм, – произнесла обладательница голоса, очевидно, здороваясь с миссис Хоуп.
– Здравствуйте, – только и успела произнести Хелен, разглядывая незнакомую пожилую даму, когда вниз почти бегом спустилась Джоанна и бросилась старушке в объятия.
– Бабушка! – радостно вскрикнула она, обвивая женщину руками.
– Ханни! – радостно защебетала дама, обнимая девушку в ответ, – моя соловушка, ну как ты? Как прошло путешествие?
– Весьма плодотворно, – таинственно сверкая глазами, сообщила Джоанна, но секрет хранить долго не стала, тем более, что секретом это, по сути, и не было, – достаточно плодотворно, чтобы ты имела возможность в скором времени называться прабабушкой!
Новоявленная “будущая прабабушка” совершенно не удивилась такому повороту событий, а вот обрадовалась невероятно, поспешив поздравить и внучку, и спустившегося следом за ней Энтони. Тот, также радостно поприветствовав старушку, официально представил ее матери, как бабушку Джоанны, Элизабет Баркер. О том, что женщина собиралась вернуть себе настоящую фамилию, он узнал еще до отъезда из Лондона, поэтому при представлении спокойно эту самую настоящую фамилию назвал.
Миссис Хоуп была несколько обескуражена внезапным появлением в ее доме новой обитательницы, о которой Джоанна с Энтони, занятые другими делами, совсем забыли сообщить ей. Однако в целом она не была против новой соседки если не для себя, то для своей свекрови Белинды. Та, кстати, именно в этот момент тоже вышла из своей комнаты, чтобы проверить, что за шум, и две старухи были немедленно представлены друг другу.
Элизабет разместилась на первом этаже, в комнате, соседствующей с комнатой Белинды, чем они обе были вполне удовлетворены: им обеим теперь было с кем и о чем поболтать.
Комментарий к Часть 4. Путь к исцелению
Я, конечно, далеко не Стивен Сондхайм, но я попыталась. Вроде бы даже неплохо вышло)
========== Часть 5. Чудо ==========
Энтони метался по гостиной, будучи не в силах остановиться. Пришедшая в гости Рози пыталась его остановить, но он был совершенно не в состоянии сидеть спокойно. Восьмой час подряд.
Со дня приезда Энтони и Джоанны в Плимут прошло уже больше полугода, за которые они успели вполне освоиться в новом формате жизни. Энтони успел один раз уйти в очередное плавание и вернуться оттуда, Джоанна и Бетти помогали миссис Хоуп с ее работой, так как обе прекрасно шили, а Джоанна вдобавок еще и неплохо умела плести кружева, что во все времена было не самым простым ремеслом, а потому приносило не самые большие, но все же доходы. С помощью денег, унаследованных Джоанной от судьи, Хоупы слегка расширили и переобустроили свой дом, чтобы в нем стало уютнее жить, и жизнь их стала абсолютно обыденной, но вполне счастливой.
