— Нет, государь… Не найдется. На корабль я брал только матросов да торговых приказчиков. Да отчего, государь, ты от соседей, от немцев, не призовешь сведущих людей? Там немало их…
— Какое — от соседей! — махнул рукой Иван. — Скажи-ка ты ему, Михалыч, как я из венгров людей зазвал, как Литва да лифлянты не то что их не пущали через свои земли ко мне, а которые потайно пытались грань перейти, тех ловили и головы секли, в темницы заточали на всю жизнь. Мы уж и в сей час им досадны. А как узнаем все ихние науки да мастерство произойдем — так боятся, окаянные, что и крышка им. Недаром опасаются, еретики неверные. Сокрушит Русь главу змиеву. И отцы святые то же пророчат. «Третий Рим» — недаром так Москву нашу зовут…
Висковатов, смягчив конечно, передал Ченслору речь царя.
— Ну, понятно, понятно… Боятся соседи. Да это пустое. За хорошие деньги — хорошие люди приедут к вам служить. Ведь имели же вы фряжских мастеров из Италии и разных иных…
— Имели и еще иметь будем! Верное твое слово, Ришарда!.. — довольный англичанином, отозвался Иван. — Ну а с тобой не было ль чего такого, акромя бури, на пути?… Чудес, страшил каких не видал ли?…
— Особенного ничего. Только меня один из ваших моряков позабавил. Буря стихла, а мы как раз под островом одним очутились. Смешное такое прозвание у него. «Семь» — зовется остров. Один за семерых имя носит.
— Ну, не один. Семь их так рядом и стоят! — заметил Макарий, хорошо знавший карту северных берегов Московской земли. — Для краткости их тако величают: что ни остров един из семи, то и сам «Семь»… Что же там было с тобой?
— Да довольно непонятное что-то случилось. Ветру нет сильного, а у скалы, мимо которой плыть, вода словно в котле кипит. И миновать места нельзя, и пройти опасно. Долго мы стояли, под самым берегом якоря кинувши. Ветер и совсем почти спадать стал, а буруны так и кипят. Я говорю: «Может, у вас тут вечно так, и лучше пойти в обход, поискать иного пути?» — «Нет, — говорит ваш кормчий, которого я взял, — тут дело неспроста… Камень молить надо — все хорошо станет…» Думаю: как это «камень молить»? А он говорит: «Жертвы-де водяной дед требует!..» Я засмеялся и не велел дурить. Ночь пришла — прибой. А наутро проснулся — гляжу, море у самой скалы точно слюды листок: ровное, гладкое… Прошли мы, отъехали малость, оглянулись, а там опять и пена, и брызги… Глядеть страшно. Подходит ко мне мой кормчий и говорит: «А чья была правда? Я, тебе не сказавши, до рассвету вылез на камень, молил его, муку сыпал, масло лил. Место там есть такое, освященное. И деды, и прадеды то же там творили. И далось нам море, пройти позволило. А как мы минули самое место плохое, оно снова закрутило…» Я тогда говорю вашему кормчему: «Не море — сам ты нам помог, что масло на воду пролил. Старое это средство, да только оно у меня из головы вон!..» А он, седобородый, упрямо качает головой и твердит: «Водяной жертву принял, оттого и пропустил!..»
— Погоди, Ришард! — остановил Макарий. — Ты говоришь, «ваш моряк»… Я чаю, он из диких был, из чуди, али из лопарей, али…
— Нет, ваш, как следует… И по лицу… И крест на вороту висит…
— И все же про «водяного» тебе толковал… Жертву языческую творил? — с огорчением покачивая головой, тихо произнес Макарий. — Эхе-хе… Грехи тяжкие!
— Да не досадуй, владыко! — быстро заговорил царь. — Ведомое дело: живут поморы наши заодно с язычниками, ну и наберутся за неволю ереси всякой. Твои иереи посланные скоро, гляди, весь край ко Христу приведут. Не будет тогда того…
— Дай Бог… Дай Бог… А только не больно велик урожай на ниве Господней!.. — покачивая с сокрушением головой, с легким вздохом произнес митрополит. — Мало у меня тамо Божиих ратников. Да и у тебя, царь, слуг не довольно. Богатые тамо дани можно собирать, ежели порядки завести, как во всей земле Московской…
— Заведем авось, владыко. Знаешь же ты думу мою…
— Знаю, ведаю… Ну да об этом после. А как земля тебе тамошняя, англичине. показалася? Как люди? Есть ли чем с ними торг вести?
— Есть ли чем'. — воскликнул купец-посол, а глаза у самого так и засверкали. — Да там богатств числа нет!.. Какие шкурки звериные… Я те, что собрал, — самому королю в дар принесу и получу щедрую награду за них. А дикари, которые меняют эти сокровища, — им и цены не дают. За пустяк меняют да еще толкуют: погоди, мы лучше принесем! Жаль, ждать не было часу. И рыбы — гибель там… И львы, и коты морские… И китов мы видели… На просторе — стадами ходят… А оленей… А дичи!.. Богатый край, государь, там Бог тебе послал…
— Богат не богат, а угодье доброе. Вот опять соседи-враги мутят, к себе чудь, и лопь, и зырян сманивают. Ракой спаивают. Ну да не будет того! Я им самим скоро… Свеям этим, да…
Но не докончил Иван, остановился.
— У нас то ли еще есть! — снова заговорил он через мгновенье. — Приходят с ясаками к нам из Сибири инородцы… Вот те добро несут… Покажу те меха тебе. Вижу: человек ты правильный. Как оценишь? По чести, чаю, скажешь…
— А как же иначе, государь? Неправильно жить — и торгу не водить! — так у нас говорят…
— Ха-ха-ха! Ну, на Москве ты иное услышишь. «Не обманешь — не продашь…» — вот что наши торговые люди бают… Ты, англичин, мне понравился… Так я остерегу тебя: с купцами моими ухо востро держи! — весело смеясь, проговорил Иван.
— Ничего! У тебя бы, государь, для дела моего государя Бог бы удачу послал. Да позволь нам торг завести в твоих землях вольготный, помимо гостей заморских, торговых. Так мы твоим купцам и лишку передать не прочь. На соседях на твоих отыграемся…
— Ладно, добро!.. Очень ты мне по душе пришелся. Будет по желанию твоему и как брат наш Едвард просит. А пока ступай, отдыхай… Скоро и к обеду пора… Чай, истомился по нашим дорогам? — протягивая послу руку для поцелуя, проговорил царь.
Целуя протянутую руку, с поклонами посол отвечал:
— Не могу пожаловаться, государь. Дороги, если по правде сказать, не хороши да и не больно худы у тебя. Охрана на них строгая. Меня раз сорок останавливали… Хлопот, правда, много, да для нас, для купцов, хорошо. Значит, берегут нас от злых людей. А что земля твоя полна болот и лесов — Бог тому причина, не ты, государь. Да и то я видел: люди твоей земли мимо стражи, по дорожкам и тропинкам лесным и болотным — так и носятся стрелой. Не людный еще край ваш Московский. С той стороны, где я проезжал… А вот тут, под Москвой, уж довольно много народу… У нас потеснее земли, оттого и народу кажется больше.
— Да, ты угадал, посол! — горделиво ответил Иван. — Велико мое царство… Земли русской конца-краю нет… В едином вот новом нашем царском городишке, в Казани завольской, — мы врагов лишь одних, казанских бесермен, — тридцать тысяч побили. И все полон город людьми стоит. В граде нашем престольном, в Москве, вот тута изоб, домов одних переписано сорок и две тысячи… Подочти: сколько народу в тех домах? Ты видел: мы, русские, широко живем, с чадью и с домочадцами, с холопами и с челядью. А ведь тута пригороды и села мои подмосковные и боярские деревни ближние не считаны. Вот ты и подумай… Одначе, ступай с Богом… Время!.. Мне еще надобно тут с отцом митрополитом… Ступай!..
И царь отпустил англичанина.
Теперь трое человек остались в митрополичьей «казанке», или передней келье, заменяющей кабинет, — царь, Макарий и дьяк Висковатов, который, пятясь задом, стал у дверей, выжидая, прикажут ли ему уйти или остаться.
— Слышь, Михалыч, — быстро произнес Иван, едва посол скрылся за дверью, — ты догони агличина, потолкуй с им, задержи в сенцах-то… Може, мне его вернуть занадобится…
— Слушаю, осударь! — отвешивая земной поклон, откликнулся Висковатов и скрылся вслед за Ченсларом.
— Добрый слуга, верный, не лукавый раб господину своему! — глядя вслед дьяку, похвалил его Иван. — А все из твоих рук, владыко, принял я человечка.
— И-и, государь! Этим ли руки мои старые, дряхлые служить тебе рады? И дни свои преклонные я готов на благо твое и земли родной отдать, ежели Бог захочет того… Только цветите да красуйтесь вы на покой люду христианскому… на украшение церкви Божией… Ты погоди малость, чадо мое любимое… Рассадники познания светского и духовного, школы монастырские да училища процветут те, что мы с тобой устрояли запрошлым годом. У меня наберутся попы поученее обломов нынешних, у тебя дьяки, писцы да подьячие, хоть простые люди, да честные, знающие! Будет польза великая Земле!
