— День добрый, вас пане, — обратился он радушно и вежливо к своему недавнему слуге, — как чувствуете себя, ксенже Деметриус? Так нужно звать вас, как вы говорите?
Димитрий удивился немного.
— Благодарю вельможного пана за ласку и внимание, — по-польски заговорил Димитрий. — Меня действительно так зовут — Димитрий, князь Углицкий… И я извиняюсь, что вводил в заблуждение вельможного князя, приняв роль слуги… Прошу принять мою благодарность за хлопоты и внимание, оказанное мне теперь…
— Служу вельможному князю! Рад буду, если и дальше чем буду пригоден. Я уж дал знать брату моему, князю Константину… От него был гонец… Если пожелаете, оправясь конечно, — поедем к нему… Это недалеко…
— Служу пану вельможному, князю Адаму… Хоть завтра готов. Теперь мне лучше.
— Хвала пану Иисусу и Пречистой Матери Божьей Ченстоховской! А не позволит князь позвать сюда ксендза Игнатия? Нам обоим было бы интересно выслушать от вас все то, что открыли вы на исповеди вашему игумену…
— Прошу вельможного князя… Я готов…
Скоро появился духовник князя Адама, ксендз Игнатий Ронцевич, высокий, тонкий, гибкий, как рапира, патер с бесстрастным лицом и глазами ищейки.
Им обоим повторил Димитрий свой рассказ.
У патера в руках была какая-то книжка, вроде записной. Во время рассказа он часто заглядывал туда, словно проверяя что-то.
Когда Димитрий умолк, ксендз мягко заметил:
— У вас, пан, чудесная память… Так слово в слово почти передавал рассказ и отец Кондратий, игумен брагинский… Так само…
Князь Адам, очевидно, остался доволен.
— Теперь мы дадим вам покой, вельможный княже… А там… если будете в силах… У нас все готово…
С поклоном оба оставили Димитрия.
* * *
С небольшою свитой, словно бы безо всякой особенной цели, выехал князь Адам к своему прославленному брату Константину. Тут же и Димитрий, одетый шляхтичем средней руки.
Вообще, все так делается, чтобы и прилично было, и шуму поменьше. Если что неприятное выйдет, нетрудно и отречься: мол, все ложь и наветы — не возили никакого царевича никуда…
Недоверчиво принял Димитрия Константин. Не так он покладист, как брат его. Но тут случай помог. Нашелся углицкий выходец, Петровский некий. Услыхал он, что воскреснувшего царевича привезли, пришел взглянуть — и в ноги ему кинулся:
— Государь, солнышко ты мое! Привел Бог увидеть! Сразу признал я тебя, свет ты мой!
Конечно, это был самообман. Почти 16 лет прошло, и трудно было сказать: тот ли это юноша, которого видел ребенком угличанин?
Но ему поверили… Явились скоро и другие свидетели, поважнее. Головин подтвердил истину слов Димитрия…
Оставшись с братом и двумя ксендзами, князь Константин обратился к своему духовнику:
— Как вам кажется, святой отец: лжет или нет молодчик?
— Может быть, он сам обманут… Но нет обмана в его речах… Верит глубоко юноша, что он — Димитрий, царевич спасенный… Все возможно. Царство Московское такое, где все тайной покрыто… Там и раздолье всяким подменам…
— И обманам…
— Пожалуй! Но… подумать бы стоило, если бы знать даже, что это ловкий обман… Такую бомбу бросить под московские башни… Чего это стоит! А вдруг — удача улыбнется юноше… И мы — первые поможем ему достичь этой удачи! Какие услуги должен оказать и вере католической святой, и Речи Посполитой, и тем людям, которые возвеличили его? Подумайте, князь Константин…
— Хорошо, я подумаю… Брату Адаму тоже самое пан ксендз Игнатий толковал… Я подумаю. А пока — дальше вези его, пан брат. Вербуй ему друзей и союзников. Поглядим, как шляхта вся отзовется на речи этого сладкого говоруна.
— Добре, пане брате… Повезу…
Дальше поехали князь Адам и Димитрий.
У Юрья Мнишка, воеводы сендомирского, больше удачи нашел Димитрий. Гостил тут и воевода острожский, Михаил Ратомский. Еще немало панов съехалось.
Старшая дочь Мнишка, Урсула, была княгиней Вишневецкой, женою Константина.
Младшая, Марина, еще ждала женихов. И немало их съезжалось в замок радушного хлебосола, пана Юрия.
Здесь все близко к сердцу приняли рассказы и надежды Димитрия. А больше всех — старик-воевода.
Дали знать в Вильно, легату папскому, который немедленно приехал ради такого важного случая.
Гонцы скакали во все концы… Приезжали и уезжали паны… Судили, рядили: есть ли надежда поднять дело и довести до конца?
Все решили, что успех почти обеспечен.
Вести одна другой чернее доходили сюда из Москвы, со всей Руси…
Тогда Мнишки — старик-воевода и сын его, Ян, староста Саноцкий с Павлом, кузеном, воеводой Лукомским, — выпытывать начали осторожно: что бы Димитрий дал людям, которые быстро помогут ему достичь московского трона?
— Полцарства отдам! — ответил сразу Димитрий.
— Ну, это много. Пожалуй, и на меньшем сговориться можно… Вот первое: царица нужна царю московскому. Думал ли об этом царевич Димитрий?
Вспыхнул Димитрий. Воспитанный иноками, он всеми силами подавлял в себе врожденное влечение к красивым девушкам.
Вопрос, поставленный так прямо, причинил даже некоторую боль чуткому юноше. Но дело шло о короне, о царстве Московском. Надо отбросить всякие предрассудки.
— Конечно, жениться я не прочь… На ком только?
— Мало ли невест на Литве и в Великой Польше? Не первый раз московские государи берут подруг себе в нашей земле… София Витовтовна, прабабка вашего высочества, ваша родная бабка, Елена Глинская — наши родичи, с нами были одной веры… Но, конечно, в старое, грубое время должны были менять ее… Вы же поживете с нами, познаете истинную католическую религию, матерь всех других… Сдается, и сами не захотите оставаться в вашей схизме, вельможный царевич…
Дух перехватило у Димитрия. Вот куда они ведут! Изменить вере?! Но он не спорит, слушает внимательно.
Долгая подневольная жизнь инока, потом — слуги научили его выдержке, терпению с людьми.
— Я погляжу, подумаю… Готов ознакомиться с верой вашей, как уже знаю язык. Что дальше?
— Если Бог даст, вы остановите выбор на одной из девиц, какие будут предложены вам, — за нею придется записать на вечные времена Новгородскую землю и Псков, старинное наследие Литвы… А за тестем будущим — Смоленск с его землею, то, что недавно еще было нашим… Согласны ли?
— Согласен. Дальше!
— В этих областях — свобода вере нашей полная… А также и на Москве — должны, по примеру всех просвещенных великих западных потентатов, — дать свободу католическим ксендзам и монахам всех орденов. И кроме того, если сами озарите душу свою светом истинной веры, должны обязаться в течение года или двух ввести католическое исповедание по всей земле… Верьте, не трудно будет это совершить. Народ ваш темен…
— Хорошо, я подумаю… Наверное, соглашусь, — сказал Димитрий, сделав усилие над собой и видя, что пять пар зорких глаз впиваются в него.
А про себя, в душе, дал клятву: никогда Не исполнить этого, если бы даже теперь пришлось дать для виду обещание…
ПРИЕМ У СИГИЗМУНДА
Много дней держали Димитрия в Самборе, как в почетном плену.
Скоро и невеста была ему найдена.
Панна Марина сразу пошла в атаку на неопытного Димитрия.
Он потерял голову от ее взглядов, рукопожатий, от ее постоянной близости…
Несколько свиданий в тишине немого, тенистого парка довершили быструю интригу…
Марина привела Димитрия к отцу и сказала:
— Царевич делает мне честь: просит моей руки. Что скажете, батюшка, и вы, и вся родня наша?
— Спросить недолго. А я — благословлю от души… Не сейчас, конечно… Немного погодя, когда у царевича Димитрия вырастет царская корона на голове… Не так ли?
Дело было быстро решено, и торг завершился.
Не довольствуясь словом, Димитрия заставили присягнуть при легате папском, при многих знатных панах.
Он внятно произнес свою клятву…
Но, хорошо усвоив уроки иезуитов, которые несколько недель уже заботились просветить его душу, — Димитрий буквально произнес, а потом написал по-польски следующее:
