— А я-то думал, что на Севере живут одни бородатые дикари в мехах, которые строят хижины из снега и веток, — прошептал Эйгон. Брат, как всегда, пытался его раздразнить… И ему это, как всегда, удалось.
— Точно. Как и я думал, что в Дорне живут одни голые шлюхи, питающиеся песком.
Эйгон рассмеялся, принимая ответ, пока они ехали перед двумя большими каретами, в которых находились остальные члены их семейства.
— Нет, Крэгг. Голыми на песке мы только любви предаемся. Но спим мы в роскошных дворцах и питаемся лучшими деликатесами.
— Это не отменяет вашей похоти, Эгг. Как и этот замок не делает мой народ менее диким. И это замечательно. Потому что иначе на Железном Троне сидел бы Тайвин Ланнистер.
Криган привык называть своего единокровного брата Эггом, в честь прозвища его царственного тезки Эйгона V. Некоторые, незнакомые с ним, были уверены, что Эйгон, сын Рейгара, тоже бреет себе голову. Но это было не совсем так. Эйгон просто был очарован рассказами о сире Дункане Высоком, что сам придумал себе такое прозвище еще в детстве. И Криган стал первым, кто стал так его именовать.
До бритья головы, впрочем, так и не дошло. Элия и Рейгар настрого запретили сыну это делать. И когда ему исполнилось десять, он решил-таки нарушить этот запрет.
Первый взмах бритвой — и на его голове остался жуткий изогнутый шрам, из-за которого в его волосах до сих пор оставалась заметная проплешина. Но какое-то время он действительно ходил с бритой головой. И Крэгг видел, что ему это даже шло.
У каждого из принцев был свой маленький бунт против отцовской власти. Бритая голова Эйгона, написание имени Крэйгона-Кригана и поведение Рейнис, которая неизменно отсылала от себя каждого, кто пытался просить ее руки. А потом Эйгон решил, что раз он Эгг, то его брат должен быть Крэггом. Действительно, почему бы и нет?
Сейчас отец ехал впереди всех, во главе процессии. Кто еще мог удостоиться такой чести?
Рейгар, облаченный в королевскую мантию с рукавами из темного бархата, вышитого серебряной нитью, ехал на угольно-черном жеребце. Он носил облегченный вариант своего легендарного нагрудника из черной стали с трехглавым драконом, инкрустированном рубинами. Его голову увенчивала корона Эйниса I.
Возле короля двигались два гвардейца — лорд-командующий сир Барристан и сир Освелл, держащий в руках королевское знамя. Он немного отличился от фамильного штандарта Таргариенов, которые в большом количестве несли сопровождавшие процессию всадники. Знамя самого короля отличалось тем, что из трех драконьих пастей вырывалось пламя, древко было выковано из черного железа, покрытого красной эмалью.
Рядом с Эйгоном ехал сир Лорас Тирелл, самый молодой рыцарь Королевской гвардии, который был очень близок к принцу (насколько именно близок — об этом ходили самые разные слухи). Сир Лорас нес личное знамя Эйгона и всех детей королевы Элии: щит, на котором пронзенное копьем солнце сочеталось с драконами Таргариенов. Древко было золотистым и его увенчивал солнечный круг с вырезанным драконом в центре.
Криган ехал рядом с сиром Эртуром Дейном, который также нес его знамя, а также его матери и сестры. Здесь с драконом соседствовал бегущий лютоволк на серебряном древке, увенчанном драконом в полумесяце. Эта символика появилась после того, как Лианну стали за глаза называть Ночной Королевой, делившей ложе короля вместе с Дневной Королевой Элией, которая переждала штурм столице на Драконьем Камне, куда уехала вместе с детьми, королевой Рейлой и принцем Визерисом.
Прозвища возникли сами собой. У одной на гербе было солнце, у другой — волк, что воет на луну. Элия оказалась Солнцем Рейгара, сияющем над головами людей, Лианна — Луной, затворницей, которая появляется нечасто, но ярко.
По мере того, как они подъезжали к Старкам, Криган старался не вглядываться в каждого из них. Так было хоть немного спокойнее. Вместо этого он оглядывал Винтерфелл во всем его великолепии.
Они с Эйгоном спешились, а затем каждый направился к своей карете, чтобы помочь женщинам выйти.
Рейнис выпрыгнула сразу, как только Эйгон открыл дверь. Злая и напряженная, как всегда. Когда она оглядывала Винтерфелл, Кригану показалось, что таким взглядом ищет добычу готовый к прыжку хищник. Если с Эйгоном они сблизились настолько, насколько это возможно, его сестра по-прежнему держалась с ним, в лучшем случае, нейтрально. Он до сих пор оставался для нее бастардом, чье появление на свет запустило цепочку событий, которая привела к смерти ее матери.
Никто так и не мог дать однозначный ответ, что же убило королеву Элию: яд, подброшенный ее доверенной фрейлиной, или очень сложные роды несколько месяцев спустя. Но Рейнис с тех пор много лет вымещала свой гнев именно на нем. В ее понимании, именно рождение Алисанны толкнуло Элию попытаться родить королю еще одного ребенка, чтобы догнать и перегнать эту северянку, не выглядеть в своих собственных глазах брошенной и ненужной… Советов королевских мейстеров она не слушала. И поплатилась за это жизнью. Постепенно гнев ее дочери немного поостыл, но… Криган не думал, что они с Рейнис хоть когда-нибудь станут близки, как члены одной семьи.
Когда Криган открыл дверь другой кареты, Алли вытекла наружу, как просыпающаяся кошка, а не как хищная львица Рейнис. Выйдя из экипажа, она потянулась, глубоко вздохнула и восхищенно огляделась по сторонам. Как бы женственно она ни держалась, в свои двенадцать ей еще предстояло выработать какую-то сдержанность…
Следом вышла мама. Она, перед тем, как шагнуть наружу, замерла и заколебалась и только когда он предложил ей руку, королева крепко сжала ее, собралась с духом — и шагнула на солнечный свет. Криган увидел, как помокрели ее глаза при виде дома, в котором она выросла. В который она так долго стремилась вернуться. Криган осторожно вел ее под руку, пока она осматривалась, сам он краем глаза видел, как Эйгон и Рейнис тихо о чем-то препирались, пока Эйгон, наконец, не закрыл дверь кареты, оставив младших сестренок внутри. Сам он пока старался не обращать на это внимание. Как-нибудь потом…
Остальные собрались перед встречающими. Сир Эртур с одной стороны процессии держал знамя Ночной Королевы, под котором собрались Криган, Алисанна и Лианна. С другой сир Лорас держал знамя Дневной Королевы над Эйгоном и Рейнис. Рейгар и его гвардейцы стояли в центре, между ними.
Лорд Старк шагнул вперед, не отрывая взгляда от Лианны, которая смотрела в землю перед собой. Затем Тихий Волк и его семья встали на колени отрепетированным движением. Только младшего мальчика усадил и удерживал на месте один из его братьев. Крэгг обратил внимание на то, что только у одного из детей лорда Старка такие же темные волосы, как у него. Остальные унаследовали каштановые волосы его жены. Только одна девушка выделялась на общем фоне светло-зелеными волосами.
— Мой король, — почтительно склонил голову Старк. Рейгар выдержал долгую паузу, позволив им постоять на коленях подольше. Он словно упивался этим зрелищам… Или просто хотел напомнить северянам, кто они такие рядом с ним.
— Встаньте, — наконец, разрешил король, тепло улыбнувшись хозяину замка. — Рад вас видеть, лорд Старк. Вы хорошо выглядите. В последний раз вы чувствовали себя не очень после того ранения в живот…
— Да, ваша милость, — с несколько натянутой улыбкой кивнул Старк. — Мои раны зажили. Но если бы не лорд-командующий, я бы не выжил.
— Я выполнил свой долг, милорд, — ответил Барристан Селми. — Вы ничем не обязаны мне.
Очень многозначительные слова — с учетом того, что именно сир Барристан в битве при Каменной Септе нанес смертельный удар Роберту Баратеону, а потом ранил и пленил самого Эддарда, после чего восстание, потеряв двух лидеров из трех, рассыпалось в считанные дни. А потом этот же Барристан спас Эддарду Старку жизнь в битве под Утесом. И каждый раз говорил одно и то же: «Я выполнил свой долг». Всего лишь долг — что убить одного человека, что спасти другого.
«Интересно, что думает об этом сам лорд Старк?» — подумал Криган.
