Я диктую быстро, и они едва успевают записывать. Я понимаю, что нужно притормозить, но боюсь. Боюсь, что во время первой же паузы они зададут мне вопрос, на который я не смогу ответить.

И я диктую, диктую, диктую. Шуршат листы тетрадок, скрипят гелевые ручки.

И всё-таки они не роботы, и через полчаса диктовки большая часть студентов смотрит на меня не то, что без особой симпатии, а даже с ненавистью. Они уже записали определение ценной бумаги, ее функции, виды, признаки. Они хотят услышать комментарии и примеры.

Готовясь к лекции, я перелистала кучу учебников и журналов и выписала на листочек несколько интереснейших фактов, которые как раз сейчас было бы уместно огласить. Вот он, этот листочек. Я мну его в руках.

Но, согласитесь, глупо зачитывать интересную информацию по бумажке. Ее нужно рассказывать! А рассказывать я боюсь. Малейшая ошибка в названии ценной бумаги или акционерного общества, которому она принадлежит, и всем станет ясно, что я – полный лох в этом деле.

И всё-таки я делаю паузу – совсем маленькую – только, чтобы перевести дыхание. Но и этого оказывается достаточно – солидный мужчина в хорошем костюме (по виду – минимум заместитель директора не самого маленького предприятия) тут же спрашивает:

– Скажите, пожалуйста, а варрант – это производная ценная бумага?

– Да, – машинально отвечаю я, даже не успев понять вопрос.

Через секунду я осознаю, что ответила неправильно, и эта мысль терзает меня до самого звонка на перемену. Я искренне надеюсь, что никто не заметил моей ошибки, но легче от этого не становится.

За перемену я едва успеваю пробежать взглядом по оставшимся страницам текста лекции и снова возвращаюсь к студентам.

– Скажите, а правда, что играть на бирже можно, не выходя из дома? – спрашивает всё тот же солидный мужчина.

В глазах его – заметный интерес. Интерес к ценным бумагам, разумеется.

Я рассеянно киваю и содрогаюсь, подумав, что сейчас он попросит об этом рассказать. И, чтобы отвлечь его от этой скользкой темы, я начинаю диктовать следующий вопрос – «Акции».

Мы рассматриваем виды акций, разбираемся с понятием дивиденда, определяем, как можно акции оценить. До конца пары остается больше получаса, а на странице с еще не продиктованным им текстом – всего пять небольших абзацев. Готовясь к лекции, я думала, что четырех печатных страниц окажется достаточно для четырех часов занятий. Но я ошиблась. Для опытного преподавателя такая ситуация – пустячное дело. Он может начать рассказывать следующую тему или обсудить начитанный материал со студентами. Но меня пугал и тот, и другой вариант. Текст следующей лекции я еще не напечатала, а дискутировать в области ценных бумаг – значило признать свою полную несостоятельность.

Отпустить студентов на полчаса раньше звонка в первый же рабочий день было бы неправильным, и я начинаю диктовать чуть медленнее. А еще – начинаю повторять то, что уже диктовала, только выражаю это другими словами. Авось, студенты не поймут. Думать им некогда – они едва успевают записывать то, что я говорю.

И всё-таки одна дотошная студентка в этой группе отыскивается.

– А вам не кажется, что что-то похожее мы уже писали пять минут назад?

Она сидит за первой партой – симпатичная брюнетка в очках. Строгий взгляд, сурово сведенные над переносицей брови.

Она права – я веду себя глупо. Я еще больше смущаюсь и отпускаю студентов домой. Большая часть из них этому рада. Только не тот дотошный студент, что интересовался игрой на бирже.

– Скажите, а от чего зависит тип биржевой стратегии?

Нет, он делает это не специально – ему, похоже, действительно, интересен рынок ценных бумаг. А где еще он может получить интересующую информацию, как не в университете, в котором учится?

Если бы я чуть лучше разбиралась в ценных бумагах, я бы с радостью ответила на его вопросы. А так…

Я лепечу в ответ:

– Биржевые стратегии – тема следующего занятия.

Он разочарованно вздыхает и, аккуратно сложив исписанные мелким почерком листки бумаги в кожаный портфель, выходит из кабинета.

В аудитории остаемся только я и «рыцарь» с копной волос. Уж от него-то я подвоха не ожидаю. И когда он подходит ко мне, смущенно улыбаясь, я приготавливаюсь услышать что-то вроде: «Спасибо за интересную лекцию». И хотя это была бы ложь, но ложь благородная – рыцарям полагается поддерживать прекрасных дам в трудную минуту.

Но говорит он совсем другое:

– Алиса Афанасьевна, вы во время лекции назвали федеральный закон от двадцатого декабря.

Кажется, в перечне нормативных документов, который я им диктовала, в самом деле, был такой закон. Но я еще не понимаю, к чему клонит этот улыбчивый рыцарь.

– Я подумал, что должен вас предупредить – этот закон уже не действует. Но отменили его совсем недавно, так что не удивительно, что вы еще этого не знаете. Если хотите, я могу распечатать вам действующий документ.

Должно быть, у меня что-то меняется в лице, потому что он начинает меня успокаивать:

– Да вы не расстраивайтесь, за нашим законодательством очень трудно уследить.

Я заставляю себя выдавить «спасибо» и тащусь на кафедру – зализывать раны.

Всё-таки хорошо, что я отпустила студентов раньше звонка – иначе на кафедре были бы другие преподаватели, и начались бы расспросы: «Ну, как?», «Понравились ли вам студенты?» и всё такое прочее. Я надеваю плащ и пулей вылетаю из университета.

По дороге домой захожу в магазин и покупаю полукилограммовый лоток мороженого. Можно бы, конечно, вина купить или даже водки, но пить почему-то совсем не хочется.

Я сажусь в кресло перед телевизором и начинаю прыгать с канала на канал. Почти по всем программам показывают «мыльные оперы». Героини страдают от неразделенной любви, но не решаются признаться в своих чувствах. О работе они не думают. Да, похоже, у них никакой работы вовсе нет. Им не до мелочей!

Я реву, уткнувшись в подушку. Дура, дура, дура! Кем я себя вообразила? Макаренко в юбке? Ушинским? Сорокиным?

Мне хочется, чтобы кто-нибудь погладил меня по голове и сказал: «Да всё в порядке! Чего ты расстраиваешься из-за ерунды? Ну, подумаешь, неудачная лекция! Забудь! И свет клином на университете не сошелся – в Питере полным-полно другой работы».

Но Андрей далеко – в Москве. У него там – проект, над которым он работает уже несколько лет, и который должен завершить до отъезда в Америку. Можно, конечно, ему позвонить, но я обижена на всех на свете – в том числе и на него – уехал, бросил в трудную минуту.

Нет, зря я всё-таки не купила вина – сейчас бы напилась в стельку и плевать мне было бы и на лекцию, и на студентов, и на университет.

Первый телефонный звонок раздается в половине восьмого.

– Алиса, привет! – голос Андрея бодрый до тошноты. – Как прошла лекция?

Я снова не могу удержаться от слёз. Рассказываю и плачу. Рассказываю сбивчиво, перескакиваю с одного на другое. Но он, кажется, понимает.

– Алисочка, не стоит волноваться! Да, день получился неудачным. Но ничего страшного не произошло. К тому же, этого следовало ожидать. Разве я не говорил, что тебе нельзя работать в университете? Чтобы общаться со студентами нужно иметь железный характер и, извини, быть немножечко стервой. Как видишь, я оказался прав.

Андрей относится к той удивительной категории людей, которые всегда и во всём оказываются правы – касается ли дело вложения средств в дорогую недвижимость или покупки дешевого стирального порошка.

– Ну, не плачь, дорогая!

А я реву – не могу остановиться.

– Не пойду больше в университет! – я сжимаю кулачки и топаю ногой. – Передам заявление в отдел кадров через Вадима и его же попрошу забрать мои документы. Правильно?

– Конечно, – одобряет он. – Я вообще считаю, что ты можешь пока посидеть без работы. Мы должны уехать в Нью-Йорк в апреле. А до этого необходимо официально оформить наши отношения – будет лучше, если мы поедем в Америку не как жених и невеста, а как муж и жена. А пока всерьез займись диссертацией. И походи на курсы английского языка.