– Гуляев! – после секундной паузы отвечает он.

В аудитории повисает странная тишина. «Врёт!» – догадываюсь я. Должно быть, называет фамилию отсутствующего студента. «Ну, ничего, – улыбаюсь я, – наверняка, на следующем занятии появится настоящий Гуляев, вот тогда и разберемся».

***

Настоящий Гуляев на следующей неделе действительно появляется. Их трудно перепутать. Настоящий – рыжий, с веснушками.

И проведя перекличку, я выразительно перевожу взгляд с этого Гуляева на того, липового. Но тот, белобрысый, делает вид, что ничего не понимает.

Можно, конечно, промолчать, но мне совсем не хочется, чтобы они считали меня лохушкой.

– Молодой человек, встаньте, пожалуйста, – требую я. – Да, да, именно вы. Простите, что не называю вас по фамилии, но до сего дня я думала, что вы Гуляев. А теперь выясняется, что это не так.

Настоящий Гуляев захлебывается возмущением, а ненастоящий встает и спокойно говорит:

– Я – Максим Воронцов. Надеюсь, запомните?

Он ничуть не взволнован, он не собирается оправдываться или хотя бы извиниться.

– То есть вы считаете нормальным врать педагогу? – строго спрашиваю я.

Он небрежно отбрасывает длинную челку со лба.

– А вы никогда не врете?

Он буравит меня взглядом пронзительных голубых глаз, а я так растеряна, что даже не знаю, что сказать. Да как у него хватает наглости спрашивать меня об этом?

И что всё-таки я должна ответить? Соврать, что никогда не вру?

Я выбираю нейтральное:

– Я стараюсь не врать.

И, кажется, краснею.

Он снисходительно усмехается:

– Так я тоже стараюсь.

Я благоразумно не продолжаю это разговор, а перехожу к теме занятия. Объясняю материал долго и тщательно. А когда до конца лекции остается минут пять, поднимаю взгляд от своих бумажек и спрашиваю:

– Вам всё понятно?

Я смотрю на скучающие лица студентов и на секунду (всего на секунду!) останавливаюсь на лице Воронцова. Вижу ухмылку на его губах. Кажется, мой взгляд он воспринимает как предложением ответить на заданный вопрос.

И он отвечает:

– Нет, Алиса Афанасьевна, нам совершенно ничего не понятно.

Кто-то из девочек ахает. Аудитория заинтересованно настораживается.

– Вы нам сегодня половину главы налогового кодекса дословно продиктовали – без каких бы то ни было пояснений и комментариев. Вы бы нам сказали заранее – мы бы эту главу распечатали – чтобы не писать. Принтеры давно уже изобрели.

Мне становится жарко. Я закусываю губу, чтобы не расплакаться прямо тут, при них.

Кто-то шикает на Воронцова, и он картинно удивляется:

– А что я такого сказал? Всего лишь правду.

Я отпускаю студентов и нервно собираю бумаги со стола. Ребята тихо выходят из аудитории. На лицах некоторых из них – виноватые улыбки. Воронцов тоже не задерживается. Ему кажется излишним попросить прощения.

К моему столу подходит староста – скромная девочка в очках.

– Алиса Афанасьевна, я извиниться хотела за то, что пропустила прошлое занятие. Мне родителям нужно было помочь картошку выкопать. Но я уже всё переписала у девочек.

Я киваю – дескать, всё в порядке. Но она не уходит.

– Алиса Афанасьевна, и Воронцова, пожалуйста, извините. Уверена, он не хотел вас обидеть.

Во взгляде ее такая мольба, что я еще раз киваю – ладно, проехали.

Приемы у Кирсановых пользуются большой известностью в кругу их многочисленных знакомых. Правда, я приглашена на такой прием первый раз, но вот Сашка бывал на них неоднократно. Отзывается он о них с обычной для него иронией – говорит, что от обилия присутствующих там блистательных личностей (слово «блистательные» он произносит с заметной издевкой) у него начинает кружиться голова, и он редко выдерживает там дольше пары часов.

В этот раз Дарья, как и обещал Вадим, тоже приглашает «интересных собеседников» (в числе ее подруг значатся и поэтессы, и актрисы, и жены известных художников и политиков городского и областного масштабов) и выставляет роскошный торт.

Видно, что роль хозяйки сего почти светского мероприятия сильно греет ей душу.

Она, разумеется, – королева вечера. В строгом темно-зеленом платье она так хороша, что остальные собравшиеся в квартире Кирсановых женщины, должно быть, чувствуют себя рядом с ней неуютно. Впрочем, я знала, что так и будет, а потому отнюдь не испытываю разочарования. К тому же, к этому визиту я подготовилась основательно, впервые надев облегающее светло-серое платье, привезенное летом Андреем из Америки.

– Милое платьице, – говорит Даша, встречая меня на пороге гостиной. – Великолепно сидит. Сама шила?

– Ну, что ты! – деланно возмущаюсь я. – Это – «Версаче»!

И с радостью замечаю, как широко раскрывается ее рот. Думаю, после моего ответа ее красивое платье уже не так ее согревает.

Сашина сестра Машка от приглашения на эту вечеринку отказалась, и, пожалуй, оказалась права – слушать разговоры незнакомых людей, почти сплошь мнящих себя гениями, ужасно скучно.

Вадим наслаждается ролью хозяина гораздо меньше супруги, и с другого конца комнаты подает мне сигналы sos. Большая часть гостей приглашена именно Дашей, и он имеет к ним примерно такое же отношение, как и я. Непосредственно с его стороны на вечеринке – только я, Сашка, Никита Квасцов и Светлана Елизарова, с которой мы дружим еще с университетской поры.

Елизарова отнюдь не красавица, знает это и с Дашей тягаться не пытается. У них – взаимная нелюбовь, внешне, впрочем, никак не проявляющаяся. Даша, наверно, и пригласила-то ее лишь потому, что на этом настоял Вадим.

– Ты с кем-нибудь из них знакома? – Света взглядом показывает на толпу набросившихся на бутерброды с икрой гостей.

Я отрицательно качаю головой и говорю, что ничуть об этом не жалею.

Она понимающе хмыкает. Одета она просто, но со вкусом – никакой вычурности, мишуры. Коротко стриженные черные волосы делают ее похожей на девочку-подростка.

Несколько лет назад Светлана числилась в невестах у однокурсника Вадима Степана Скворцова – в таком качестве она и была представлена нам тогда. И как-то сразу мы приняли ее и полюбили. И Степка, довольный этим, часто спрашивал, гордясь: «Нет, правда, она замечательная?» И мы, ничуть не лукавя, подтверждали – да, замечательная.

Степан влюблен был в нее безоговорочно и безоглядно. И мы уже потирали руки в предвкушении того, как будем гулять у них на свадьбе. Но не сложилось.

После окончания вуза Скворцова пригласили работать в глухую северную деревушку, и Светлана готовилась ехать туда вместе с ним. Степан поехал в деревню первым – «подготовить условия» и поначалу часто слал телеграммы, называя свою Светлану декабристкой и клянясь ей в любви. А потом скоро и незаметно женился на другой.

Светлану с тех пор мы холили и лелеяли особенно. А она – молодец! – не замкнулась в себе. Только чуть реже стала улыбаться. Окончила университет. Замуж не вышла, хотя Сашка не раз делал ей предложение (даже не знаю, по любви или из чувства долга). Усыновила мальчика из детского дома.

– А где твой жених? – тихонько спрашивает она. – Вадим говорил, вы придете вместе.

– В Москве, – сообщаю я. – У него – работа.

– Как я рада, что мы с тобой, наконец, встретились, – по-прежнему негромко говорит она. – Не понимаю, почему вы с Вадимом перестали общаться?

Она смотрит на меня поверх очков и ждет ответа. Я вздыхаю. Ее наивность поражает. Никому другому не потребовалось бы объяснять, почему влюбленная девушка перестает общаться с молодым человеком, который женился на другой.

Ее вопрос я игнорирую.

– Как тебе работается в университете? – спрашиваю я.

Светлана – одна из двух врачей нашего университета. Кажется, она начала работать там, еще когда Кирсанов был по уши в бизнесе.

– Мне нравится, – просто говорит она.

После небольшого перекуса Даша устраивает танцы, и Сашка, разумеется, приглашает Свету. Я наблюдаю за ними минуты две, а потом сама оказываюсь приглашенной невысоким плотным мужчиной с заметной лысиной на затылке. Танцует он плохо – возможно, потому, что слишком много говорит. Он спрашивает меня, какая литература мне нравится, но ответа не ждет, а принимается рассказывать о своих предпочтениях, и очень скоро я начинаю чувствовать себя полной дурой, совершенно запутавшись в обилии произнесенных им и большей частью незнакомых мне имен.