Ты живёшь...
- Сколько прошло?
Вопрошал капитан. Отвечал такелажмейстер.
- Минут двадцать... Пятнадцать...
- Слишком много. Если есть возгорание... Если было...
- Проверить?
- Идём вместе.
Да, парни, я вас понимаю. Для меня важен лишь Груз. Для вас - сам дирижабль. Для вас он больше чем просто летающий огромный бурдюк. Для вас это друг, подопечный, объект поклонения. В нём часть вашей души, ваши помыслы и стремления. Я вас понимаю. Такое же отношение у меня к моим лукам и арбалетам. Не просто вещи. А вещи одухотворённые нашим трудом. Мы так переживаем за них, если они приходят в негодность.
Власть вещей... Мы все немного технопоклонники.
Эти двое спустились с холма.
Я огляделся. Кругом застывшие лица, сосредоточенные выражения. У всех людей, без исключения. И только Конттуин не сводит с меня пристального взгляда.
Ну ладно.
Не только люди переживают, меня тоже долг обязывает.
Я направил свои стопы к дирижаблю.
Мы стояли перед дверцей печурки. Внутри весело плясало гулкое пламя.
Жар... Жар... Жарко...
Не знаю, почему мы застыли. Странно, должно быть, было это видеть. У нас над головой тысячи кубометров взрывоопасного газа, а здесь пляшет жаркое пламя. И не просто пляшет, а выстреливает искрами и подаёт обжигающий воздух в трубу, воткнутую в огромный водородный мешок.
Такелажмейстер (как его имя?) первым открыл рот:
- Должно быть, проткнуло не основной баллон, а баллонет... Он на момент падения был до отказа раздут в объёме...
Какое это имеет значение?.. Кто-нибудь... что-нибудь... сделайте...
А мы всё смотрели, смотрели... остекленевшими взорами.
Ожил капитан. Он вышел и через минуту-другую вернулся с полным ведром.
Печь зашипела и обдала нас паром. Пламя в муках скончалось. Жар отступил, и сразу стало как-то прохладно и неуютно.
Очарованье пропало.
А капитан побледнел и медленно осел на низкую лавку, теряя сознание.
Конец у истории грустный.
Люди, перед тем как вскрыть оболочку и выпустить остатки водорода, читали перед кораблём отходную. Прощались, как с покинувшим этот мир другом.
Выглядело это трагикомично. Слёзы у меня на глазах не навернулись, но я им сочувствовал.
Но наделять душой дирижабль... Должно быть, я не очень праведный технопоклонник. Мне смешно представить, как устроил бы, скажем, я похороны своему пришедшему в негодность луку.
Власть вещей... Это всего лишь вещь, ребята.
Ситуация сложилась совершенно безвыходная. Я смотрел на небо и просто трясся от ярости.
Так не бывает! Это противоречит теории вероятности! Нас невозможно найти! В архипелаге около сотни островов и островков, и разбросаны они по внушительной площади. Шанс обнаружить наш дирижабль (а уж тем более упавший на землю в ложбину между холмами) абсолютно ничтожен. Не больше вероятности найти иголку в большом стоге сена.
Так не бывает!
Мы не менее чем в полутора тысяч километров от Путеводителя. Радиус поиска очень велик. Даже более. Максимален. Мы упали, выработав топливо до капли. Я допускаю, что у трижды ужасных южан пообъёмнее топливные баки, но они прошли большое расстояние до Путеводителя. Как они думают возвращаться? Или их летающие монстры настолько совершенны, что для них 3-4 тысячи километров не проблема? Даже если половину пути придётся преодолевать против встречного ветра?
Но факты - вещь упрямая. Вот они. Четыре вражеских дирижабля.
С некоторых пор я легко узнаю их силуэты. Те же самые...
Так ли это? А может другие? Насколько велик у южан воздушный флот? Сомневаюсь, что кому-либо из Общества это известно.
Что им тут нужно?
Их курс пролегал словно по стрелке волшебного компаса, указующего строго на...
Капсулы Спящих.
Криокамеры имеют встроенные маяки, сигналы которых не способны заглушить даже Звёзды. Они искажают магнитное поле планеты, и их можно засечь на очень большом расстоянии посредством специальных детекторов. Очень чутких. И не по человечески сложных.
Меня охватило трепетное чувство приближения к разгадке. Люди слишком много о нас знают. Неестественно много. У них есть союзник. Изменник. Кто-то из фейри.
Ты давно это знал. А вот тебе ещё одно подтверждение.
Убеждение что я этого кого-то вскоре встречу созрело и окрепло во мне ещё до того, как ожил встроенный в мой лук передатчик, и очень знакомый голос, полный хрипа помех, произнёс:
- Ден, не стреляй. Свои. Мы снижаемся.