Им противостояли 206 судов подчинённого Морицу союзного флота, по замыслу так же должного состоять из центра, резерва и крыльев, но не успевшего толком построиться из-за катастрофической нехватки времени на развёртывание, плохого взаимодействия отдельных отрядов и личной инициативы некоторых командующих.

   Правое крыло, стремясь выиграть фланг противника, ушло далеко вперёд и оторвалось от центра. Левое крыло ещё только выходило из пролива, а резерв сильно отстал и мог подойти лишь через час. Назревала угроза распыления сил.

   Мориц, проклиная в душе глупость мобов, всегда умудряющихся из двух решений выбрать самое худшее, приготовился принять командование на себя и устремил свою сущность вниз, как можно ближе к поверхности моря и к тёмным телам кораблей, с высоты похожих на насекомых с сотнями лапок-вёсел и маленькими, бесчисленными паразитами-пассажирами на их плоских и изящно выгнутых спинах.

   Командующий флотом, дон Хуан Рийский, с крестом в пуках, поднимая моральный дух команд пламенной речью, переполненной обещаниями отпущения всех грехов и призывами к защите веры, проплывал в маленькой шлюпке вдоль линии изготовленных к бою судов.

   Мориц спустился пониже и прощупал эфир на предмет возмущений, вызываемых выходящими на связь "переписчиками". Удалённый от них на огромное расстояние, он мог лишь наблюдать и отдавать им приказы. Поддержка другими его особыми свойствами в данном случае исключалась. И он испытывал сильное сожаление, что не настолько силён, чтобы, преодолев разделяющее их расстояние, оказать им поддержку, вдохнув в них силу и мужество, а в их врагов слабость и панический ужас.

   Но и этого должно быть достаточно. Успех боя на 70% предопределяет правильное распределение сил и хорошо организованное командование. Соотношение потерь было не столь важно; главное разбить флот противника и не дать ему закрепиться на северном побережье.

   Внутреннее море находилось довольно далеко от главного очага предстоящей войны, но оттягивало на себя немало сил и ресурсов. Силы, концентрирующиеся там, нельзя было проигнорировать, так как сейчас относительно не значительные, они грозили, охватив всё побережье, разрастись до неимоверных размеров. Их следовало угомонить, и только после этого можно было сосредоточиться на основном направлении.

   Быстрее бы. В груди сжался плотный комок из туго скрученных приглушённых эмоций. Быстрее б схватиться и победить. Начать и закончить. Устал он. И кроме того, слишком много он хочет. Быстрее б дойти до конца и убедиться правду иль ложь ему говорили Владыки...

   Вперёд!.. Мориц отдал приказ, и командующий флотом, услышав его, заторопился назад, на свой корабль.

   На палубах кораблей возникло заметное оживление. Надсмотрщики расковали гребцов, а солдаты зажгли фитили у мушкетов и нацепили доспехи.

   Самые крупные, оснащённые артиллерией суда-галеасы вышли вперед. Наступил полный штиль, и оба противоборствующих флота двинулись друг к другу на вёслах.

   Артиллерия галеасов открыла огонь и вызвала замешательство в центре вражеского боевого порядка. Первая кровь пролилась, и открывшийся счёт складывался пока не в пользу торков.

   Союзники обладали большей огневой мощью, а их защитное вооружение - стальные и кожаные панцири - прекрасно защищало их от стрел, дождём сыпавшихся с вражеских кораблей. Торский лучник выпускал в минуту до тридцати стрел, большая часть которых, если и попадала в цель, не могла причинить ей ущерб. Стреле требовалась мягкая податливая плоть, в которую можно было ткнуться своим остриём. Мушкетная пуля была не настолько разборчива - пробивая броню, она намного эффективнее выполняла свою смертоносную функцию.

   При сближении торки понесли значительно большие потери.

   Паря над местом сражения, Мориц наблюдал за ожесточённой борьбой, выискивая слабости неприятеля и управляя распределением сил, посредством внушения своих мыслей капитанам кораблей, являвшихся "переписчиками". Он видел больше чем любой человек и предвидел то, о чём простой капитан, находящийся в самой гуще сражения, не имел времени даже задуматься. Подчиняясь его приказам, "переписчики" приближали союзный флот к победе.

   После боя люди воздадут им хвалу и подивятся, до чего же разумны и гениальны были принятые ими во время жаркой схватки решения.

   Одержав победу на левом фланге, Мориц сосредоточил своё внимание на центре, где скучилось более сотни галер, прижавшись друг к друзу бортами и превратившись в большое и шаткое поле для рукопашного боя.

   Управление боем здесь было фактически невозможно. Абордажная схватка равносильна стихии, подобно лесному пожару пожирающей людей и охватывающей один за другим корабли.

   Мориц взлетел ввысь, чтобы окинуть взглядом всё сражение и на подъёме столкнулся с чем-то бесплотным, тихим и малозаметным, но очень энергетически ёмким, заставившим его замедлиться и завертеться. Столкновение не напоминало столкновение двух твёрдых тел; это скорее было как лёгкое прикосновение осеннего ветерка, метнувшего в лицо солёные брызги, взъерошившего волосы и полосонувшего тело и душу холодной судорогой.

   Генерал на миг забыл обо всём и сосредоточился лишь на своих ощущениях. Было в этом прикосновении нечто знакомое, и он ощутил, как в животе, где-то чуть ниже пупка, зародилось плохое предчувствие, поднялось, вспучилось и разлилось по телу неприятным холодом, заставляющим мышцы и нервы напрячься. Разум, до этого бывший абсолютно спокойным, потерял равновесие и чуть было не вернулся в зал для совещаний, в его бренное тело. Мориц вновь услышал голос Курандо и монотонное пение медиумов, но воспротивился, подался назад и распластался по синему небу.

   Нечто спустилось. Мориц ощущал, как оно пульсирует и сокращается, наполняя небесный эфир неподдающимися расшифровке сигналами.

   Внизу, точно подчиняясь только что прозвучавшей команде, большая часть кораблей левого фланга торков развернулась и, ударив в правый фланг центра, потеснила и смяла его.

   Мориц ринулся вниз, налету отдавая приказы правому флангу, центру и галерам резерва.

   Нечто остановилось, будто в растерянности, наполнило эфир треском помех, чтобы ему воспрепятствовать, и медленно, словно колеблясь и удивляясь что оно не одно в этом месте, принадлежащем ветрам и ему, устремилось навстречу.