Они приходили. Стояли молча, или же переговаривались хором. Они танцевали вокруг него или бросались вперёд в тщетной надежде поранить его своим нелепым оружием. Он обращал на них мало внимания, но их было столь много, что он ни разу не смог почувствовать себя одиноким.

   Он хотел одиночества. Когда ты один легче всего подвести все итоги и свести счёты с жизнью.

   Но они были вокруг. Они сплели из своих тел невидимую постороннему глазу темницу. Они держали его взаперти, и он не мог вырваться.

   Лишь иногда, лучиком света, просочившимся сквозь узкую щель, появлялась она. Тени призраков отступали, и из самых глубин его тёмной души начали проступать старо-новые воспоминания.

   Это было сладостно больно. Он терпел. Он хотел продолжения этой пытки. Она уходила. Свет мерк, и из тёмных углов, нагло скалясь, выползали мрачные призраки, чтобы закрыть своими телами брешь, пробитую в темнице.

   Он вновь оставался один - не один.

<p>

7</p>

   Стук каблучков отогнал призраков прочь. Они растворились, со значением кивая друг другу и пряча улыбки. Он в ожидании привстал. Скрипнула дверь, и она наконец появилась. Не одна. С ней был мужчина.

   Ощутив укол в сердце, он сел, испытывая тягучее неприятное чувство по отношению к незнакомцу. Он не любил чужаков. Это был древний инстинкт. Инстинкт хищника, ревниво оберегающего свою территорию.

   На его права посягнули. Кто это такой? Как он посмел к ней приблизиться? Не рассматривая до этого момента девушку как чью-то собственность, он просто любовался ею, созерцал её, как созерцают луч солнца, капли росы, полёт птиц, не заявляя: "Это моё!", но стоило рядом с ней появиться другому мужчине, как он ощутил приступ ревности.

   Нет! Отойди! Не смей смотреть на неё! Не смей прикасаться!

   В чужаке он увидел угрозу. Чужак не просто рядом с ней - он зашёл на ЕГО территорию.

   Незнакомец снял с головы широкополую шляпу и молча раскланялся. После чего застыл как столб, беспокойно держа шляпу в руках.

   Жест примирения? Он вдруг вспомнил, как это бывает в момент драки у волков и собак: более слабый прекращает бороться, отворачивает морду и подставляет врагу незащищенное горло. Сдаюсь. Сдаюсь. Не бейте меня!

   Чего тебе надо? Он некоторое время глядел в глаза незнакомцу, испытывая волчий инстинкт. Но шаг к примирению сделан. Чужак обнажил голову - "подставил гортань". И, несмотря на охватившее тебя возбуждение и жажду крови, его трогать нельзя.

   Отвернувшись от незнакомца, он посмотрел на неё... и улыбнулся. В её лице промелькнул детский испуг.

   - Нет... Я не могу.

   Она вспорхнула вспугнутой птицей и, судорожно толкнув скрипучую дверь, быстро выбежала.

   Его улыбка угасла. Некоторое время он опустошённо глядел на закрытую дверь. Его взгляд потяжелел. Он перенёс его на незнакомца.

   - Массанаса, - произнеся это слово, чужак вздрогнул так, будто его окунули в холодную воду. - Посмотри на меня. Ты не помнишь меня?

   Он вглядывался в застывшее напряженное лицо незнакомца.

   Массанаса? Он попробовал это слово на вкус. Да, это было его имя. Но он давно от него отказался. В те далёкие времена, когда он родился, новорождённым давали много имён. Одно для него, ещё одно для богов и ещё несколько для посторонних людей. Массанаса. Это было одно из его имён. Имён для чужаков. Это имя знали многие. Его произносили в храмах, тавернах, на площадях. Его превозносили и проклинали. На него молились и колдовали. И он от него отказался. Когда долгое время носишь одно имя, оно становится твоей сущностью. Нельзя, чтобы твою сущность знали многие. Если знаешь имя сущности - ты ею повелеваешь. Он же хотел быть независимым. Он отказался от знаменитого имени и придумал себе новое.

   ...Толпы призраков сошлись теснее, что-то укрыв от него за своими бесплотными спинами...

   Имя... Какое его настоящее имя?

   Незнакомец перед ним неловко замялся, желая и в то же время боясь отвести от него свой взгляд.

   Тот, кого когда-то звали Массанаса, изучал непривычную для его глаза одежду. Незнакомец был одет в чёрный, затканный золотыми и серебреными цветами камзол с высокой талией и стоячим воротником, в тёмные панталоны с белыми полосами, суживающиеся внизу, подвязанные ленточками чуть ниже колен, и в ботфорты с тупыми носками и широкими раструбами, из некрашеной кожи. На плечах был синий плащ, короткий, расшитый золотистым узором. Вид его был непривычен. Озадачивал. Наводил на нехорошие мысли.

   Где-то он видел его. В памяти всплыли смутные образы.

   ...Тьма и искры звёзд над головой. Круглый, чеканный лик полной луны. Запах конского пота и тяжёлое дыхание десятков людей. Скрипят, прогибаясь под тяжестью саркофага, опорные балки и визжат, прокручиваясь, деревянные блоки.

   Ещё. Ещё раз. Ещё. Саркофаг качнули, подложили под него толстые брёвна. Опустили.

   Зашуршали убираемые верёвки. Зазвенели замки. Множество рук приподняло тяжёлую прозрачную крышку, и над ним, заслоняя любопытные взгляды звёзд, склонилось лицо. Застывшее. Напряжённое.

   Приблизили факел, и яркий огонь ослепил отвыкшие от света глаза. Мир утонул в жёлтой вспышке, стёршей всё, но не слова:

   - С возвращением вас, Генерал...

   - Да, я помню тебя. Ты приветствовал меня, когда извлекли саркофаг...