Всё было почти так же, как прежде.

По будням Юстас навещал Элю, ехал на работу, возвращался домой. По выходным – забирал дочь к себе и отвозил куда-нибудь погулять. Однако Азов больше не искал способов её вылечить, поняв, что из них двоих глухонемой – только он. Акуста вернулась в его жизнь после операции, вновь поднявшись Великой звуковой стеной между ним и Элей.

Постепенно план, как разрушить эту стену, обрёл в голове Азова чёткость.

Когда-то ему доводилось прослушивать статьи о людях, которые порвали с акустическим обществом и жили вдали от городов. Бунтари, беглецы… «Преступники», – добавляли некоторые. Отщепенцев осуждали, над ними смеялись, их пытались насильно включить в систему, и лишь благодаря небольшим группам правозащитников они продолжали сохранять свою независимость как «традиционные поселения».

Раньше Юстас не понимал этих дикарей. Теперь же он видел в них единственную надежду обрести мир, где его дочь сможет говорить.

Целый месяц Азов готовился к побегу, а по вечерам учился говорить, с трудом вникая в непривычные, напечатанные, слова «Речевых патологий». Он не слышал, как звучит его голос со стороны, но болезненные ощущения в гортани приносили ему удовлетворение и всё сильнее укрепляли уверенность в принятом решении.

Никто и ни в чём не заподозрил Юстаса. Его всегда считали благонадёжным сотрудником из-за страховки, в которой нуждалась Эля. Поэтому он легко написал нужные программы и в одну из своих смен незаметно загрузил их в систему электростанции.

В день икс Юстас попросил Якова заменить его и взял отгул.

Прощаясь, Азов с сожалением подумал, что не сможет извиниться перед коллегой за свою диверсию. Юстас давно ему завидовал: благополучному мужу, счастливому отцу и просто человеку, у которого было всё, чего сам Азов лишился после смерти жены.

Стоя на пороге отдела мониторинга и распределения энергии, он какое-то время задумчиво рассматривал Якова.

Тот обернулся, приподняв брови:

– Ты что-то забыл?

– Нет. Вроде нет…

Азов вышел, расписался на КПП9, сел в машину, завёл двигатель, посмотрел на детскую фотографию в уголке лобового стекла и поехал в больницу.

Он заберёт радужный мир Якова ненадолго, – всего на сутки, а может, и меньше – но этого хватит, чтобы сделать Элю счастливой. В глубине души Юстас понимал, что ничего не должен коллеге, как тот не был обязан молчать о своих умницах-близнецах в его компании.

Припарковавшись у больницы, Азов вошёл в стерильно белый холл.

– Добрый день. У меня сегодня выходной, и я хотел бы забрать Элю погулять, – сообщил Юстас администратору в приёмной. – Оформите, пожалуйста, заявку. Я подпишу.

Она подняла на него глаза и несколько секунд молчала, прежде чем кивнуть:

– Да, конечно.

Азов прислонился к стене, нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу. Имплантат заиграл «Нож с шестью лезвиями»10 из «Отчаянного»11.

Зажмурившись, Юстас прервал нервирующую мелодию на середине и в тишине с трудом дождался, когда приведут девочку.

Увидев отца, Эля побежала вперёд, и он с облегчением подхватил её на руки. С души Азова словно свалились горы: ему уже начало казаться, что план полетел под откос.

– Когда вы вернётесь? – спросила медсестра.

– К шести, – легко соврал Юстас и понёс Элю в машину.

Заведя мотор, он бросил взгляд на часы. Следовало торопиться. До отключения звуковых концентраторов оставалось полчаса.

«Ещё чуть-чуть, милая», – пообещал Юстас, смотря на дочь в зеркало заднего вида. Она крутилась в автокресле и улыбалась, пытаясь дотянуться ручонками до потолка.

Мимо промелькнули дома, энерговышки и перечёркнутый указатель на выезде из города. Здесь дорога сразу ныряла в лес и асфальтовой рекой струилась под тёмными соснами.

Азов увеличил скорость, снова покосился на часы и на миг зажмурился.

В следующее мгновение мир обрушился на него водопадом звуков. Юстас услышал рёв мотора и лопотание дочери за спиной.

– Э-л-а, – тихо произнёс он и одной рукой сорвал с головы передатчик акусты. – Э-л-й-а. Эля.

Эля наклонилась к отцу, хотя ещё не знала, как должно звучать её имя, и Азов почувствовал, что готов вновь заплакать. Это было первое слово, которое он выучил по старой книге.

Имя дочери.

Юстасу на ум пришли «Маленькие крылья» Джимми Хендрикса, похожие на серые облака с редкими разрывами.

Он пригнулся, смотря на небо, и дождевые тучи начали расходиться, проливая на дорогу золото солнечного света.

Я разрядил карабин в третью за этот день гигантскую сороконожку и без сил опустил оружие. Насекомое рухнуло на песок и тут же исчезло, словно его никогда не существовало.

– Хватило бы и одной пули, – прозвучал слева от меня высокий девичий голос.

– Да заткнись ты, – устало ответил я.

– Уже молчу.

Я замахнулся на морок прикладом. Оружие прошло сквозь зеленоглазую девчонку с русой косой, никак не навредив. Она вздохнула, убрала руки в карманы легкомысленного платья, развернулась и пошла прочь, шагов через десять растаяв в раскалённом мареве.

– Давай, чудик, блуждай тут кругами… – донеслись издалека её слова.

– Малолетка ушибленная, – огрызнулся я и уныло уставился на свой УАЗ из-под полей шляпы. Бензин кончился; теперь машина была бесполезна.

На душе стало мерзко.

Скажи кому – не поверят. Чтобы я – и застрял на Безлюдной дороге? Всегда ездил по таким местам, как по родному городу.

Что изменилось? Хотел бы и сам знать…

Я достал из багажника пустую канистру и посмотрел её на просвет в надежде обнаружить внутри хотя бы пару капель.

Пусто.

Только закатное солнце просочилось сквозь грязный пластик и грубо пощекотало мой небритый подбородок.

Придётся идти пешком.

Я взял рюкзак и проверил, на месте ли посылка. Закинул внутрь флягу с водой, сухой паёк на три дня и двинулся в сторону темневшего вдалеке города. Именно в него целился указатель, возле которого я и застрял.

Не знаю, откуда у меня взялась мысль, что мне обязательно «туда». Просто это было логично: отвезти посылку на ближайшую почту.

Наверное. Я сомневался, что поступаю правильно.

Если совсем честно, то единственное, в чём я не сомневался, так это в своей работе. Обычно меня за очень хорошие деньги нанимали куда-нибудь съездить или что-либо отвезти.

Посылка в моём рюкзаке была очередным заказом. Только вот я в упор не помнил, от кого она и куда её нужно доставить.

Как так? А почему я, по-вашему, забыл даже собственное имя?

Знаете, Безлюдные места вас выхолащивают. Отбирают воспоминания, чувства – превращают в бездушные пустышки. Морочат головы, обманывая и подсовывая иллюзии, пока вы или не сдыхаете от голода, или каким-то чудом не находите отсюда выход.

Лишь смельчаки, безумцы и профи вроде меня суются в такие дыры. Смельчаки возвращаются безумцами, безумцам терять уже нечего, а нас… нас Безлюдные дороги не замечали.

Обычно…

Где же я ошибся?

Я обнаружил, что цепочка моих мыслей замкнулась в кольцо, и усилием воли заставил себя вообще ни о чём не думать, сосредоточившись на хрусте песка под ботинками.

Ровно на двадцать шагов.

Затем мне стало чудовищно скучно, и я вспомнил свою яркоглазую галлюцинацию.

Может, стоило позвать её с собой?

Эту идею я тоже прогнал и шёл с редкими привалами до самого рассвета.

Когда медное солнце поднялось над безжизненными холмами и подкрасило алым прошитые зигзагами статического электричества тучи, я вновь разглядел впереди указатель, свой уазик и девичью фигурку.

Челюсти мигом свело от оскомины, и на плечи навалилась знакомая внеземная усталость.