Бумажная игрушка, подхваченная ветром, унеслась в небо. А ботинки Азова скрипнули по влажному мху, и он грохнулся на спину, ударившись затылком.

Акуста жалобно пискнула.

Юстас не сразу понял, что произошло. Он помотал головой, отгоняя вспыхнувшие перед глазами яркие пятна, и порванный шнур имплантата хлестнул по шее. К нему подбежали коллеги, начали размахивать руками, что-то объясняя, но Азов ничего не услышал. Он нахмурился, пытаясь различить хоть звук, и… вдруг осознал: вокруг – тихо.

Очень, очень тихо.

Лишь непривычно, без электронного эха, бурлила на шиверах река, скрипели деревья и шуршала одежда безмолвно жестикулировавших коллег. Вдалеке надрывалась кукушка.

Азов коснулся уха и посмотрел на оставшуюся на пальцах кровь.

Яков испуганно округлил глаза. Он знаками попросил Юстаса подождать и убежал за машиной.

Яков привёз Азова в больницу. Медсестра отвела пациента в блок, соседний с тем, где лечили Элю. Она объяснила жестами, что доктор скоро подойдёт, и Юстас дважды кивнул ей, показав – всё понял. Потом сел на стул и прижал к уху обезболивающий компресс.

Виски ломило, в голове звенело. Азов закрыл глаза, ощущая себя новорождённым младенцем, не способным ни фильтровать шум, ни менять музыку, ни говорить с людьми.

Глухонемым.

Только мир, в котором он себя обнаружил, оказался заполнен вовсе не молчанием и глубокой тишиной, а невероятно интересными микрозвуками. Представления Юстаса перевернулись вверх тормашками. Он теперь не знал, что и думать об акустах. Мысли бурлили в голове, но Азов никак не мог составить из них цельную картину без привычного и всегда настраивавшего его, точно скрипку, имплантата.

– Та! – воскликнул детский голос. – Ты!

Чуждый звук заставил Азова открыть глаза.

– Ты! – повторил ребёнок, и, повернув голову, Юстас увидел Элю.

Она потопала к отцу, рыча, фырча, хихикая, и тот, не в силах поверить в происходящее, приоткрыл рот и уронил компресс.

Эля засмеялась, протягивая к нему ручонки, и Азов, потрясённо смотря на дочь, сполз со стула и опустился на колени. Впервые за всю её короткую жизнь Юстас услышал, как Эля «говорит»: лопочет невнятную абракадабру, стучит ножками, хлопает в ладоши.

Крепко прижав девочку к себе, он уткнулся лицом в светлые волосы.

«Эля, милая…» – подумал Азов и попробовал назвать её имя вслух.

Однако язык онемел, нёбо свело, и напряжённое горло хрипло выдавило лишь «э», «л» и «а».

У Юстаса сжалось сердце. Дочь смущённо фыркнула, смяла пальчиками юбку и затеребила подол, поглядывая на отца. Он приложил пальцы к своим губам, потом коснулся её губ и заплакал.

Позади раздались шаги. Подошли доктор и медсестра. Они остановились, недоумённо смотря на пантомиму отца и дочери. Заметив их, Юстас понял, что просто обязан всё объяснить.

Он встал, несколько раз ударил себя в грудь, показал на дочь и, широко раскрывая рот, просипел:

– Э! Л! А!

Врач удивлённо приподнял брови и, ничего не поняв, указал пациенту на процедурный кабинет. Юстас отрицательно помотал головой и яростно закивал в сторону дочери.

Эля замерла, ощутив, что происходило нечто важное, а доктор утомлённо посмотрел на медсестру. Та достала из кармана электрошприц и решительно взяла Азова за руку.

Серебристый щуп коснулся его запястья. По телу Юстаса скользнул почти неощутимый импульс, и мир поплыл перед глазами. Он зажмурился; не желая сдаваться, схватил медсестру за плечи. Доктор наверняка решил, будто у пациента срыв из-за удара головой и отключения акусты. Азов непременно хотел рассказать, как же тот ошибался.

Никакой истерики. Обыкновенные слёзы радости.

Юстас просто был рад услышать Элю.

Просто… был рад… услышать… свою дочь.

– Спайка… Соединение восстановлено… Акуста включена… Показатели стабильны… Источник в сети… Субъект обнаружен на общей энергетической карте…

На холодном синем фоне век мелькали тёмные пятна, и пациент улавливал то позвякивание инструментов, то писк аппаратуры, то шорохи медицинских халатов и гулкие шаги.

Потом его обволокла плотная, как вата, тишина, и приятный женский голос произнёс:

– Юстас Богданович, добро пожаловать. Начинаю настройку системы. Запуск звукового теста. Раз, раз-раз…

Юстас проснулся под Криса Риа8 и заслонился рукой от лившегося в окно палаты солнца. Он лежал на удобной койке, рядом вертелась Эля, а медсестра убирала пустую капельницу.

Заметив, что пациент очнулся, сиделка улыбнулась, и акуста благожелательной трелью передала Азову её настроение.

– Добрый день, – привычно, мысленно, произнёс Юстас.

– Добрый день, как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Когда меня выпишут?

– Завтра, – ответила медсестра. – Мы оформили больничный лист, чтобы вы отдохнули несколько дней.

Её слова вызвали у Юстаса вспышку памяти.

Он до мельчайших деталей вспомнил вчерашний день и растерянно посмотрел на Элю. Дочь открыла рот, но Азов вновь её не слышал.

Мысль, что прекрасные и мелодичные акусты, которые объединили всех на земном шаре, стали между ним и дочерью звуконепроницаемой стеной, настигла Юстаса, точно пуля, – неожиданно и пробив насквозь.

Он взял Элю за руку, посмотрел в глаза и беззвучно пообещал, что обязательно ещё не раз с ней поговорит. Та словно услышала, завертелась и заулыбалась, а когда врач пришёл её забрать, поцеловала отца на прощание. Доктор справился о самочувствии пациента и увёл Элю с собой.

Юстас подождал, пока за ними закроется дверь, и нырнул в сеть в поисках статей о звуковой речи.

Как обычно, он сразу нашёл десятки упоминаний о болезни дочери и несовместимости акуст с некоторыми типами нервных систем. Азов не единожды прослушивал эти материалы и быстро проматывал, пытаясь обнаружить хотя бы упоминание об устройстве речевого аппарата.

Ничего. Пусто.

Словно любые сведения о том, как говорить вслух, тщательно вычистили.

Мысль, которую Юстас старательно отталкивал от себя с первого дня работы на электростанции, сверлом ввинтилась в разум.

Он знал, что звуковые концентраторы собирали энергию человеческих эмоций, и понимал, насколько важно оставаться частью системы, – частью придуманного гениальными учёными вечного двигателя.

Именно поэтому людей на протяжении поколений приучали к акустам. Показывали, как удобна безмолвная речь и как легко повысить собственную эффективность с помощью музыкальных стимулов. Заставляли забыть, что раньше общение было другим. Отучили говорить, направили в будущее по пути, гарантировавшему неистощимый источник энергии на контролируемых имплантатами чувствах.

Всё ради них. Всё ради ресурсов.

Осознание, что у него отобрали возможность просто поговорить с дочерью, застряло в горле Юстаса горьким комком. Он отключился от сети, уставился в потолок и, бессильно сжав кулаки, пожелал, чтобы эта чёртова музыка стихла.

На миг акуста замерла, а потом продолжила наигрывать «В поисках лета».

Под эту песню обожала просыпаться его жена. Она не простила бы ему несчастье Эли.

Прошло три месяца.