– Больше ребята не могу. Вы пейте, не смотрите на меня. Я ж не могу столько, сколько вы.

Дропан действительно был равнодушен к алкоголю. Это знали все и не настаивали, чтобы он выпил.

Семерчук, снова закусив помидором, сказал Дропану:

– Вот ты, Толя, не пьешь. Почему бы тебе не организовать у себя в институте общество трезвости.

– Я с сентября уезжаю в аспирантуру в Киев. – Уклонился от предложения Дропан. – Поэтому объективно не могу.

– А жаль. Я сейчас ищу людей, которые бы возглавили это дело. Окажем помощь всяческую, даже будем зарплату платить руководителям общества. Такое общество уже создается в стране.

– А кто его возглавит? Найдется ли непьющий в стране?

– Найдется. Вот нам приводили пример. Горбачев пьет только «Боржоми». Понятно? Могут же люди не пить.

– У нас настоящего «Боржоми» днем с огнем не найдешь. Мы не горбачевы. Приходится водкой перебиваться. Пусть лучше не хватает ума, чем денег на водку. А у Горбачева, все наоборот. На Руси каждая выполненная работа заканчивалась хорошим застольем. А сейчас мы нарушили славную традицию. Вот бы и конец перестройки надо было бы закончить хорошей пьянкой, в которой участвовал бы весь народ. Он – главный страдалец всех наших реформ. А так получится, что ему нечем будет подсластить свою нелегкую судьбу. – Ответил Матвеев.

– Ничего. Я уверен, через некоторое время, мы – я имею, в том числе и себя, и не прикоснемся к рюмке. Дайте нам только немного времени. А народ убедится, что трезвенность лучше всяких застолий.

В кафе зашел высокий, долговязый посетитель. Все узнали в нем Сашу Смирного, который закончил исторический факультет позднее их. Это была серая, ничем неприметная личность. Но он был знаменит тем, что отхватил в жены дочку директора крупного завода. Как ему это удалось? Все удивлялись до сих пор. Но недавно жена выгнала его из дома, и он стал холостяком, перейдя жить к своим родителям. Жена, родив ребенка, восстановила личную справедливость, – конечно же, ей нужна более яркая личность.

– Саша! – Позвал его Севрюков. – Подходи к нам.

Саша, застенчиво улыбаясь, подошел к их столику, и подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, начал всем пожимать руку.

– Садись к нам.

– Сейчас возьму выпить…

– Мы нальем.

– У вас ничего не осталось.

Саша Смирный, не слушая больше никого, шаркая подошвами туфель, направился к прилавку и взял сто граммов. Потом подсел к ним.

– Как, Саша, поживаешь? Расскажи.

– Сами знаете. Настроения никакого, перспектив никаких… Сейчас в школе работаю. Я же беспартийный. Все тянул со вступлением в партию, а теперь мне туда путь закрыт. – И вдруг жалобно попросил. – Помогите мне вступить в партию? Вы ж можете помочь…

Его удлиненное, лошадиное лицо, выражало покорность судьбе, а бледно-синие глаза вообще ничего не выражали.

– Подойди ко мне на днях. Решим. Давайте выпьем с Сашей, да я пойду. – Ответил Семерчук. – За сегодня хочу подготовить некоторые планы и мероприятия. – Пояснил он и сокрушенно добавил. – Совсем нет времени на личную жизнь.

С ним не спорили – он действительно занятой человек. Разлили остатки водки в стаканы и подняли их. Заключительный тост решил произнести Семерчук – все-таки по положению он выше остальных. Но тост должен получиться таким, чтобы его восприняли, как руководство к дальнейшим действиям, чтобы все влились в процесс, который уже, вроде, пошел. Все-таки получался не тост, а обычное заключительное слово на партийном собрании, подчеркивающее задание на будущее.

– Чтобы, ребята, наша дружба не кончалась. Встречались чаще. Давайте объединимся в один кулак для решения грандиозных задач. – Он уже привык говорить партийными штампами и не мог от них избавиться в кругу друзей. – Мне так нужна ваша помощь. А я вам помогу в свою очередь. – Он посмотрел в сторону Матвеева, но тот его, кажется, не слушал. Приподняв стакан, он просматривал на свет водку, будто бы оценивая ее качество. – Давайте выпьем за нас!

Все выпили и, торопливо закусив, Семерчук поднялся.

– Я пойду. До встречи.

Севрюков, тоже поднялся:

– Мне пора. А то и в выходные нет отдыха.

Дропан, большее время нахождения за столом, молчавший и пришедший к выводу, что сегодняшнее застолье ничего ему путного не принесло, произнес:

– Я тоже пойду.

И Саша Смирный вдруг заторопился. Больше он не хотел выпить.

– Рома, можно я тебя провожу. Поговорить надо.

Семерчук недовольно поморщился, но ответил:

– Хорошо. Но только я в этом доме живу. Немного уделю тебе времени. А вы пойдете? – Обратился он к Милюку и Матвееву.

Те переглянулись.

– Может еще по сто грамм? – Спросил Милюк Матвеева. – У нас время есть.

Матвеев кивнул головой в знак согласия.

Все поняли, что они остаются. Уходившие пожали руки оставшимся и двинулись к выходу. Милюк махнул рукой то ли барменше, то ли продавцу, – Галине. Она подошла к их столику.

– Вам еще сто или сто пятьдесят? – спросила она.

– Бутылку. – Бросил устало Матвеев. – И из холодильника, как в первый раз.

– Один салат из помидоров и один из огурцов. – Успел добавить Милюк. – Я думаю, закуски хватит, а потом еще подумаем.

Галя понимающе улыбнулась. Таких клиентов нельзя обижать. Надо дать все качественное.

– Сейчас исполню.

Вышедшие на улицу попрощались. Когда Дропан и Севрюков ушли, Саша жалобно попросил Семерчука:

– Рома, я серьезно прошу – помоги мне с приемом в партию. Я так сейчас зол на весь мир, особенно на тестя и его дочь, что готов все порвать. – Он смотрел на него сквозь очки безвольным взглядом. – Мне надо доказать им, что я что-то могу сделать, могу без них обойтись. А без партии мне не написать диссертацию, не работать в приличном месте…

– Сложно. В партию стремится только интеллигенция. Конечно, с карьеристских побуждений. Мы уже в разряд рабочих зачислили продавцов, завскладами, официантов, короче всех, кто не интеллигент. Настоящие рабочие редко вступают. И то те, кто заканчивает заочно институты и техникумы, и ждут руководящую должность. Знаешь что, Саша, подойди ко мне на этой неделе. Поговорим, и прикинем что-то по твоему вопросу.

– Хорошо. Только тебя поймать трудно.

– Лови. До свидания.

– До свидания. – Покорно согласился Смирный. Ему бы хотелось получить хоть небольшие гарантии выполнения своей просьбы, но большего он не посмел просить. Ссутулившись, он пошел прочь от дома, под названием «китайская стена».

Семерчук зашел в свою квартиру. Она была пуста. Жена с детьми уехала на дачу к родителям. Он бросил дипломат на пол и уселся в кресло. После выпитого чувствовалась расслабленность, работать не хотелось, тем более над какими-то планами.

«Может быть, отдохнуть ночку? – Спросил он сам себя. – Жены нет. Я один. Имею же я права на отдых? Конечно, имею!»

Он потянулся к телефону и набрал номер. Но на противоположном конце провода никто не брал телефонную трубку.

«Уехала Танька куда-то с мужем. Позвоню Галке».

Он набрал другой номер и услышал голос своей старой подруги.

– Ты сама дома?

– Нет. Сын здесь.

– Ты не можешь его отправить к маме, ночевать?

– Сейчас спрошу. Перезвони минут через пять.

Роман положил трубку на телефон и вытянулся в кресле.

«Сможет ли Галка отправить сына к матери или сестре ночевать?» – Размышлял он.

Ему хотелось уйти на отдых на всю ночь. На пару часов приглашать Галку не хотелось – простое раздражение, а не удовольствие.

Через пять минут он снова позвонил.

– Ну, как?

– Можешь приходить. Он пойдет к моей сестре, к братьям. Только приходи не раньше, чем через час.

Послышались короткие гудки в трубке.

«Молодец, Галка! – Подумал он о своей старой подруге. – Железный человек. Никогда не подведет!»

Но следующая неделя выдалась для Семерчука не совсем удачной. Словно его ангел-хранитель отвернулся от него. Саша Смирный почему-то не пришел к нему. А может, заходил и не застал его. Саша такой растяпа, что ему и помогать не следует. Если не получится что-то сразу, то опустит руки и положится на веление судьбы. Но это его заботы. По Матвееву он не стал договариваться. Времена другие, авось, ему ничего не будет. Собственно говоря, так и произошло. Матвеева обком больше не трогал.