А Роману, окончившему институт, предстояло служить в армии. И через месяц после свадьбы молодой муж отправился к месту службы. Служба была недалеко здесь же в городе, – пятнадцать минут езды на автобусе от дома.

В сентябре их курс работал в колхозе, но она по причине беременности, была освобождена от этой работы и находилась дома. Они с Романом жили у ее родителей. А в октябре, когда начались занятия, она увидела бывшего своего парня и ждала, что он подойдет к ней и потребует объяснения, а она как героини пушкинских произведений гордо ответит ему: «Поздно! …я другому отдана; я буду век ему верна». Но он к ней не подходил даже, кажется, и не смотрел в ее сторону. И пушкинская женская категоричность верности мужу у нее стала таять, и ей хотелось уже поплакать на его груди. И дней через десять после начала занятий, она сама подошла к нему в читальном зале в областной библиотеке, где они еще недавно вместе готовились к занятиям. Он всегда занимался в областной библиотеке, благо она рядом с институтом. Она села на свободный стул за его столом и тихо поздоровалась с ним. Он ей ответил на приветствие, и когда она начала говорить, – «понимаешь ли»…, он ее прервал, ответив, что все понимает, и попросил ее уйти. Она со слезами на глазах ушла за свой столик и там беззвучно для других расплакалась…

Весной родился сын. Имя сыну дал отец. Она не возражала. Но учебу не оставила, не брала академический отпуск. Но, потерянный ею парень, все-таки помогал ей. Когда, после родов, надо было срочно написать курсовую, он подошел к ней в той же библиотеке, и дал книги с закладками, что надо выписать, пояснив, что если преподаватели и читали эти книжки, то давно о них забыли. И, в порыве благодарности к нему, она за два дня напечатала курсовую работу на печатной машинке. Так ей хотелось, чтобы он заметил, как она быстро выполнила его указания. Но он этого не заметил. А рядом был двухмесячный Владислав. Потом он еще иногда помогал ей и ничего не требовал взамен. Но это была помощь, как бы с расстояния. Не было в ней прошлой душевной, а может быть даже, любовной теплоты, а просто была его врожденная обязанность помогать слабому. А на пятом курсе он женился на девушке с другого факультета.

Роман в армии стал кандидатом в члены КПСС. После демобилизации родители сразу определили его на работу в горком комсомола, а через три года он стал работать в обкоме партии инструктором. Получили двухкомнатную квартиру, потом появилась дочь – Оксанка.

С тем парнем, который остался работать в городе, она изредка, случайно встречалась на улице. Кроме дежурных фраз – как жизнь, ни о чем другом не говорили. Раза два, она встречала его с женой. Лена ее видела еще будучи студенткой – тогда многие удивлялись, что он выбрал не красавицу. За ним бегали девчата покрасивее. Но его жена ей понравилась своим спокойствием и заметно, видимой даже другим, любовью к мужу. В ее душе поднималась ничем не обоснованная ревность к чужой жене, но Лена сжимала эту ревность в крепкий, кулак, и внутренне желала ей и ему семейного счастья.

В последние годы Лена стала чувствовать себя обманутой в жизни. Ее, тогда несмышленую, наивную девятнадцатилетнюю девчонку обманули взрослые. А они были ее родителями и любили ее безмерно. Да, да! Ее любили и лелеяли в семье, как хрупкий цветочек. Этой любви к ней не отнимешь у ее родителей. А потом, ради ее же счастья, подбросили ей в мужья удачливого Романа – не курящего, не пьющего, полностью положительного. Тогда он еще не пил, сейчас часто приходит с работы выпивши.

И у нее стала копиться обида на мужа. Почему он согласился тогда с игрой взрослых людей? Не мог он ее так быстро полюбить, да и не старался любить. Ему нужна была жена влиятельных родителей для собственных целей. А она тогда, на отдыхе в Крыму, все-таки увлеклась им. Правда увлечение проходило под влиянием алкоголя. И она выбрала его неожиданно для себя. Того, которого совершенно не любила. Комсомольскую и партийную карьеру он себе обеспечил, в первую очередь, благодаря тестю. Высшую партийную школу закончил. И сейчас его толкают все выше и дальше по работе.

В последнее время в голову стала приходить дурная сравнительная мысль – кого она тогда больше любила? Того парня или Романа? Сейчас, к собственному неудовольствию, приходила к выводу, что любит того однокурсника до сих пор. Некоторая любовь к Роману пришла позже, с рождением детей.

Одновременно ей стала приходить в голову совестливая мысль, – а не предала ли она того парня? Его и свою первую любовь? Но тогда он, в отличие от Романа, ничего ей не обещал, правда и ничего не требовал. Был суров и самостоятелен, сам себе пробивал дорогу в жизни. И она приходила сейчас к выводу, что совершила тогда предательство. Любовные разборки были ниже его достоинства. А она, так и не смогла донести свою любовь к нему до логического завершения. Юный соблазн оказался сильнее чувств. А разума у нее тогда еще не было. Это сейчас можно признать.

Вспоминая его, она испытывала не просто угрызения совести, а чувствовала, что совершила что-то нехорошее в жизни. Но прошлого уже не вернешь. Оно навечно остается в памяти. У того парня уже своя семья, у нее своя.

Долго Лена не могла заснуть в этот вечер, копаясь в своей душе, анализируя свои нынешние отношения с мужем, выискивая ошибки в своей жизни. Лена, с недавних пор, стала понимать, что для исправления ошибок, совершенных в молодости, не хватит всей остальной жизни. Более того – многие ошибки молодости невозможно исправить. И Лена приходила к выводу надо ей жить так, как распорядилась судьба – с любимыми детьми и нелюбимым мужем, – отцом ее любимых детей.

Утром она спросила Романа:

– Мы в этом году поедем куда-нибудь отдыхать? У меня отпуск, у детей каникулы.

Тот отрицательно покачал головой в ответ:

– Я не смогу. Надо освоить новую должность. Езжай сама с детьми на море. Я договорюсь насчет путевок…

– Не надо. Мы лучше с детьми отдохнем на даче. Немного потрудимся на огороде. Покупаемся и позагараем. Северский Донец рядом.

– Как хочешь. Ты должна понимать, что у меня этим летом не будет свободного времени. Началась перестройка. Нам ее надо двигать вперед и расширять. Понимаешь?

– Понимаю. Двигай и расширяй перестройку. – И Лена тяжело вздохнула.

Следующая неделя пролетела у Семерчука, как один миг. Пришлось писать кучу планов и мероприятий по пропаганде новых перестроечных идей, присутствовать и выступать на партийных собраниях в разных организациях, а в субботу, – выходной для всех нормальных людей день, – собрать и озадачить, как это у них называлось, свой актив. В него входила интеллигенция: учителя, врачи, преподаватели институтов, просто активисты от идеи. Речь шла об активизации антиалкогольной пропаганды. Вся эта интеллигентски сознательная масса должна была научить бессознательный народ трезвости.

После совещания к нему в кабинет зашло много активистов, желающих искренне помочь своему народу избавиться от «зеленого змия». Всем надо было уделить капельку внимания, пообещать помощь сверху, то есть свою помощь.

Наконец, в его кабинет зашел Милюк. Они знали друг друга со студенческих лет. Сильно не дружили, но иногда встречались на таких совещаниях и на улице, случайно. Милюк работал в институте, уже защитил кандидатскую диссертацию и большим партийным активистом не являлся. Но сегодня он присутствовал на совещании.

– Привет, Витя, заходи. – Как можно радушнее пригласил его Семерчук. Но сам внутренне напрягся – не зря он пришел – будет просить оказать ему услугу.

– Здравствуй, Рома. – Ответил Милюк, протягивая руку для приветствия.

– Садись. Что тебя привело ко мне?

– Ваше совещание. Сказали всем обществоведам присутствовать в обязательном порядке. Вот и пришел. Поздравляю тебя с новым назначением.

– Еще рано. Пока временно исполняю. Через неделю пленум. Как он утвердит, тогда и приходи поздравлять.

– Все равно поздравляю. Ты быстро растешь. Наверное, ни в одной области нет такого молодого зава.