Приподняв голову, я натыкаюсь на ошарашенный взгляд девушки. Кажется, это Марина.

Изо всех сил дёргаю рукой и вырываюсь, затем слезаю с каменного торса Лисовского и, встряхнув копной волос, невозмутимо интересуюсь:

– Слушаю тебя.

– А скажите этим дебилам из первой палаты! Они мой телефон забрали, – девушка цокает языком, переводя взгляд с меня на Лисовского. Даже думать не хочу о том, что она сейчас вообразила. – И у нас в палате две дуры вейпят, а форточка не открывается! – жалуется она.

Лисовский начинает дико ржать.

Очень педагогично, придурок! Так держать!

Посмеявшись, парень встаёт и, указывая рукой на дверь, командует:

– Ты к девочкам, я к мальчикам, а потом продолжим.

Я фыркаю в ответ.

Каким был засранцем, таким и остался!

Поправив оголившую живот майку, с грозным видом направляюсь в палату девочек. Эти две, как выразилась Марина, дуры даже не пытаются шифроваться.

В воздухе стоит сладкий запах манго, и из облака тумана, разве что не сиреневого, проявляется физиономия девушки.

– Вы совсем обнаглели?! Ну-ка дайте это сюда! – строго говорю, встав у кровати, где устроилась парочка бесстрашных вейперш. Обе брюнетки, и лица наглые-наглые.

– Ага, разбежались! – усмехается одна.

– Больше тебе ничего не надо? – подхватывает другая.

Не думала, что скажу это в столь юном возрасте, но вот в мое время пятнадцатилетние не были такими оборзевшими.

– Девочки, вы понимаете, что так нельзя?! – я включаю училку. К концу третьего курса я научилась делать это с пол оборота. – Вы не дома, и не можете делать, что захотите! Здесь есть правила внутреннего распорядка, техника пожарной безопасности! Их нужно соблюдать! А это значит никакого курения, алкоголя и…

– Ну капец! – перебивает меня одна. – Скажи, Крис, в прошлом году у нас были такие крутые вожатые. Мы и курили вместе, а ещё они нам коктейли покупали и от воспитки отмазывали.

– Мы уже и с Кириллом курили, так что не надо нас лечить, – цедит вторая.

У меня на голове шевелятся волосы.

Лисовский совсем страх потерял?!

– Ну знаете! Я иду за Риммой Давыдовной! Приготовьтесь рассказать ей свою печальную историю о том, какая вам досталась некрутая вожатая!

– Стукачка, – злобно летит мне вслед.

Просыпаюсь и не сразу понимаю, где я и какой сегодня день. Затем выясняется, что день все тот же. На календаре конец июня, а я сослан за семьдесят километров от дома нянчиться с кучкой старшеклассников.

В комнате никого, а в даче подозрительно тихо.

Они там не переубивали друг друга, пока я дрых сном праведника?

Однако, мои акции стремительно летят вверх. Меньше, чем за пару часов, мне удалось предотвратить противоправные действия стихийно возникшей радикальной группировки из первой палаты и раскрыть дело с грабежом мобильника «пионерки» из четвёртой.

Отец мог бы мной гордиться.

Вот только Гордеева точно не оценит моего прогресса. Подумаешь. Ну забил я на вожатскую летучку, ну проспал до самого полдника. Кстати, о полднике. Надеюсь, моя заботливая напарница додумается принести мне какую-нибудь булку или две? До ужина ещё целых три часа, а у меня на свежем воздухе так разыгрался аппетит. А ещё гормоны. Не знаю, как я смогу спокойно спать по ночам в двух метрах от девушки, один вид которой сносит мне крышу. Какой бы заразой она не была.

По позвоночнику бежит дрожь, стоит лишь вспомнить, как Наташа выглядит в белье.

Но я лучше себе ноги побрею, чем снова попадусь на ее уловки. Вот только как донести этот настрой до отдельных частей моего молодого горячего тела?

И зачем только судьбе понадобилось сталкивать нас лбами именно сейчас? Я прекрасно обходился без мыслей о ней столько времени, вел насыщенную жизнь, особенно половую, развлекался, напивался, короче, делал все, что положено в моем возрасте. И подумать не мог, что снова это почувствую. И к кому? Впрочем, и Гордеева очень странно себя ведёт. Дерганая она какая-то и смотрит так, будто хочет разорвать меня на миллион маленьких Лисовских. Действительно ли она не помнит меня или только делает вид?

Первый отряд. Вторая смена. Две тысячи пятнадцатого. У меня до сих пор дома валяется где-то общая фотка.

Гордеева мне тогда ещё в автобусе приглянулась. К вечеру третьего дня я к ней подкатил, а к концу недели мы уже не отлипали друг от друга.

Мы были всего лишь детьми, но мое первое серьезное увлечение девушкой стало настоящим отвалом башки. До самого отъезда вечно припухшие от поцелуев губы и засосы на шее стали частью моего имиджа. Не помню, что ел, как спал…

Наташа отымела мой мозг тогда и, кажется, делает это снова.

Но не могла же она забыть все, что у нас было? Мне и доли секунды хватило, чтобы узнать в ней девчонку, в которую когда-то по уши втрескался и до последнего дня смены был абсолютно уверен, что это только начало. Но оно же и стало концом нашей истории длинной в двадцать один день. Мы поругались прямо перед автобусом и в город уехали уже порознь. Только зарежьте меня, я совсем не помню, из-за чего именно мы поссорились. А затем сентябрь, школа… И со временем я забыл, что Гордеева вообще существует на этом свете.

Впрочем, кое-что после романа с ней у меня осталось. С тех пор я просто не в состоянии проигнорировать ни одну хорошенькую блондинку. Кстати, о блондинках. Вечером бы не мешало прогуляться до административного корпуса. Нужно срочно отвлечься. Возможно, мне фортанет, и я перестану думать о девушке, которая смотрит на меня, как на пустое место.

После дискотеки, надрывая голосовые связки, я загоняю отряд в общую комнату отдыха. Угловой диван занимает самопровозглашенная отрядная элита: ребята из первой палаты под предводительством Супермачо Данила и девчонки из четвертой. Аня и Кристина весь день косились на меня и сейчас смотрят не более дружелюбно. И каким-то образом я должна в считанные дни сплотить этих любителей дешёвых понтов.

Вожатский бог, если ты существуешь, умоляю, дай мне сил и терпения!

Скомандовав ребятам поставить стулья кругом, я тоже сажусь. Вечер знакомств – очень важное отрядное мероприятие. В игровой форме можно быстро познакомиться, запомнить имена друг друга, создать благоприятный эмоциональный настрой и устранить скованность в общении, свойственную большинству подростков. Вот только по части раскованности отдельные кадры точно дадут фору даже мне.

Я глубоко вздыхаю и беру слово.

– Итак, ребята, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – приветливо улыбаюсь, за каким-то хреном цитируя Олега Митяева. – У всех нас сегодня выдался насыщенный день…

Заметив, что одна из девчонок подняла руку, я спрашиваю:

– Да?

– Мне мама звонит, можно я выйду?

– Конечно. – Девчонка выходит, а я продолжаю с того места, где остановилась: – Итак, у всех нас сегодня выдался насыщенный день, вы знакомились с лагерем, с его правилами и, конечно, друг с другом…

– А долго ещё? – меня нагло перебивает один из жителей первой палаты, голубоглазый юноша с выбритыми висками и гулькой на затылке. Это его сегодня и отметелили. – У меня скоро стрим начнется.

И, кажется, не зря.

– Напомни, как тебя зовут?

– Артем, – отвечает тот.

– Так вот, Артем, уверена, это подождёт. У нас первый отрядный «Огонек», – говорю мягким голосом.

– Вертел я этот «Огонек! Там чувак будет геймплей тестить! – возражает он.

Стены помещения трясутся от всеобщего ржача.

– Если вы позволите, я бы хотела продолжить, – улыбаясь, скриплю зубами. Парень фыркает и, скрестив на груди руки, откидывается на спинку дивана, всем видом давая понять, на каком именно месте он вертел наш «Огонёк». – И, кстати, мы ещё вернёмся к разговору о культуре речи.