Кормарк молча сидел подле костра, наблюдая, как в танцующем пламени чернеют поленья. У него самого было обожженное лицо. Кожа словно расплавилась, напоминая застывшие потеки горной породы. Солнечный свет еще в детстве сжег его волосы, оставив голый череп, что отныне пестрел белым, бежевым и болезненно-розовым цветом. На месте ушей зияли дыры, губы походили на толстые хрящи, а затылок – тот в задумчивости провел по нему изувеченной рукой – неприятно бугрился под пальцами.

Ночное небо источало холодный блеклый свет, как и сам полумесяц, нависший над высокими деревьями. Шуршала листва, сверчки пели свою песню, лошади фыркали и шаркали, а пленники – орали от боли, раздирая тишину ночи на куски.

Люди, собравшиеся вокруг столбов с привязанными невольниками, радостно улюлюкали – разные по своему облику и происхождению, но все опасные на вид. Кто-то сидел на земле и потягивал крепкое пойло из кожаных фляг, но большинство дикарей все-таки выказывало интерес и аплодировало ловкой работе ножа мастерицы пыток. Похоже, все были довольны зрелищем. Мрачно поглядывая на своих кровожадных собратьев, Кормарк невольно задумывался над тем, каково это – умереть в каком-то дурацком лагере, наполненном пустыми людьми. Людьми без цели, теми, для кого твоя мука станет развлечением, о котором скоро все забудут.

Разочарование. Кормарк разочаровался во всем, что делал, и в пути, по которому шел. Разочаровался в том, кто он есть, и в том, что так и не смог найти свое место, обойдя столько земель и городов. Везде он – беглец или преступник; иногда даже маг, еретик, прокаженный или служитель Бездны.

В раздумьях мужчина придвинулся чуть ближе к костру, что творил призраков из языков пламени. И сколько бы он ни жмурился, он все равно их видел – формы и цвета, которых там просто быть не могло.

– Мирное Небо меня ненавидит, Матери Бездне я безразличен, а Отец Хаоса и Порядка принимает меня целиком и полностью, одарив талантами, о которых люди даже не мечтают, – сипло пробормотал Кормарк.

И с этими словами он сунул уродливую руку в костер, не почувствовав ровным счетом ничего, только тепло, кротко коснувшееся кончиков пальцев. Достал ее оттуда, целую и невредимую, а затем поймал трепещущие пламя в ладонь – огонек стал плясать над уродливым покровом кожи, словно по волшебству.

В такие моменты ему казалось, что Отец Хаоса лично разговаривает с ним, но собратьев Бритса подобными фокусами было уже не удивить. Семья привыкла к его талантам.

– Оттого ты сжег несколько последних деревень? – посмеиваясь, спросила Алиша, разделываясь с куском сочного мяса.

Кормарк поморщился так, как умел, оглядев разбойницу в кожаных доспехах, сидевшую рядом на траве. Для него она всегда была путеводной звездой, освещающей его долгий путь.

– Пускай горят, пускай. Плохие люди заслуживают очищения. И спасения от самих себя. – И огонь в его руке развеялся по ветру.

– А с чего ты взял, что они плохие? А разве мы с тобой – хорошие?

– Я не судья, Алиша. – Он взглянул на нее печальными ярко-синими глазами. Тени сильнее врезались в его грубое, обожженное лицо. – Но раз мне даны силы, значит, я должен истреблять заразу, где бы ее ни находил.

– А по мне, это были обычные деревеньки. Такие же, как и прочие, – пожала девушка плечами, продолжая жевать. Светлые волосы, собранные в хвост, подрагивали на ветру. – В последнее время от твоей вспыльчивости достается уж очень многим.

– Мне не нравится, что стало слишком много разговоров про Юг и Север. – Он проигнорировал слова возлюбленной и решился высказать мысль, которую вынашивал в голове последние несколько месяцев: – Я должен вернуться домой.

– Что? – Тут разбойница от удивления округлила глаза. – К Бритсам?

– Да.

Леденящий вопль пленника на мгновение отвлек пару от разговора. Мастерица пыток, а вместе с тем и лекарь лагеря, срезала здоровый кусок с живота пленника и, к общему восторгу, издеваясь, прикладывала его обратно. Что-то от этого зрелища внутри Кормарка зашевелилось, и он отвернулся: оставаться калекой хуже, чем мучиться от боли, не оставляющей следов. В момент, когда мучитель наносит раны, которые уже никогда не заживут, появляется ощущение неизбежности. В это мгновение человек чувствует свою беспомощность, осознавая, что он теперь – ничто. Всего лишь мясо для мясника.

Почему-то раньше Кормарк об этом никогда не задумывался, стоя на месте лекарши с ножом в руке. Неужели в нем просыпалась давно дремавшая человечность?

– Да, должен, – твердо сказал он, будто уверяя не подругу, а самого себя. Затем поднялся на ноги и взревел так, что даже израненные пленники утихли, внимая силе его голоса: – Слушайте сюда, братья и сестры!

Алиша тут же поддержала его, вскочив с земли и взмахнув руками:

– Вожак говорит!

Сотня глаз уставилась на пригорок, где сидел Кормарк, не то со страхом, не то с уважением. Мужчины, женщины и дети – уродливые внутри так же, как он снаружи. Даже те, кто перебрал дрянного пойла и валялся пьяный на земле, нашли в себе силы встать, поравнявшись с остальными. Оборванцы, убийцы и подлецы – все те, для кого Кормарк стал защитником и королем, подарив новую цель в жизни.

– Хотите ли вы богатства и крови?! – спросил он, осматривая разбойников свысока.

Над поляной загуляло эхо, и разбойники согласно взревели в ответ, ощетинившись оружием. У кого что было: топоры, кинжалы, мечи, копья – все это засверкало в хищных отблесках костров. Но Кормарка порадовало другое: эти люди, стоявшие плечом к плечу, были готовы умереть за новую цель, убивая тех, кто только посмеет встать на их пути. И в этом была их главная сила, упрямая и слепая, – их нерушимая вера в вожака, который одним движением пальцев мог сотворить огненный дождь.

Он продолжил говорить, подождав, пока стихнет всеобщая радость:

– Времена меняются, и нам пора сменить эти опустевшие торговые тракты на что-то более значимое! Хватит бессмысленно тратить время! С завтрашнего же дня мы отправляемся в центральные земли королевства – туда, где ветра свирепее, Пасть Бездны темнее, а богатств и золота в несколько раз больше!

Люди вновь истошно завопили, скаля зубы и восторженно ревя.

– Север станет нашим! Как и те земли, что были до него! Мы явимся туда ночным кошмаром, не знающим ни жалости, ни сожаления! И люди либо преклонятся перед нами, либо же сгорят!

Едва заметного движения пальцев Кормаку хватило, чтобы всколыхнуть все костры на поляне и поднять огненные столпы ввысь, являя своей Семье благословение самого Отца Хаоса.

Когда всеобщее веселье стихло и разбойники вернулись к своим житейским делам – пыткам и выпивке, – он снова опустился на землю перед костром, тяжело выдохнув через ноздри.

– Поверить не могу, что они верят всему, что я говорю, – пробурчал Кормарк.

– Ты обманываешь их, – грустно подметила подруга.

– Да. Но они даже не догадываются, кто я такой на самом деле. И обещанное богатство я смогу им дать, только если семья примет меня обратно, а не изгонит из королевства.

– Они не знают, кто ты, но зато я знаю, – улыбнулась девушка. Придвинулась к мужчине и нежно поцеловала его в обожженные губы. – И знаю, какой ты внутри.

Он бережно провел изувеченной рукой по ее лицу – красной на фоне ее бледной кожи.

– И мне большего не надо.

На рассвете, едва красное солнце поднялось над мягкой морской гладью, мы вошли в порт Вэнгарда, главного из Островных городов. По словам капитана, чтобы пополнить запасы пресной воды и забрать Кальда, который почему-то задержался.

Вэнгард еще на подходе пленил своей ужасающей красотой: над водой нависали гордые башни, вздымались высокие каменные стены, громоздились каменные кубы и плиты. Этот город был построен руками тех, кто был до нас и знал больше, чем мы все. И потому до сих пор не обрушился в море. И казалось, что тысяча лет для города вроде Вэнгарда – далеко не предел; простоит и до того момента, как Юг потеряет свое величие и силу.