Кацуки дернулся, когда почувствовал, что к его уху приложили что-то тонкое и длинное. Он раскрыл глаза и хотел вновь огрызнуться, что негоже было его трогать, но затих, увидев перед собой лицо Эйджиро, которое было как-то слишком близко к нему. Глаза, похожие на глаза Бакуго, такие же красные, смотрели на него с какой-то странной нежностью. Но вдруг Киришима тряхнул головой, резко поднялся и, не сказав ни слова, удалился.

И только спустя пару мгновений Кацуки понял, что в его волосах был вплетен тот самый цветок, который сорвал Эйджиро.

========== Глава 2. Зовите графа, срочно! ==========

Все шло довольно спокойно. С каждым днем Бакуго все больше набирался сил, крепчал и распускал свои лепестки, словно цветок. Он не носил ни платья, ни тот корсет, что так мешал ему, он носился по замку в одной рубахе. Ему была дана свобода действий, которую он использовал в полной мере.

Вторым его излюбленным местом стал кабинет Киришимы. У графа было полно работы, и полдня — а бывает и больше — тот проводил за бумажками. Бакуго же, которому скучно было одному, часто брал с собой одну книжку, залезал с ногами на пустое кресло и сидел, читая ту историю, которую скрывает в себе обложка с бумажными листочками внутри. Изредка на него посматривал Эйджиро, отвлекаясь от своих забот, и хмыкал, наблюдая, как юноша болтает ногами, погружаясь в рассказ с головой.

Но рано или поздно всему приходит конец. И свободе Бакуго тоже. Не мог же он вечно скрываться в замке графа, когда-нибудь его бы все равно обнаружили. И это случилось так быстро, что даже Кацуки не сразу осознал, как же это произошло.

Однажды, когда юноша сидел в саду, наслаждаясь запахом цветов, который он так полюбил за эти пару месяцев, проведенные здесь, его кто-то окликнул. Громко, чуть ли не над самым ухом, из-за чего юноша подскочил от неожиданности.

— Ваша Светлость, лорд Бакуго, мы наконец нашли Вас, — громко воскликнул кто-то, и Кацуки застыл, пытаясь слиться с цветами.

Этот голос он узнает везде… О боже, не может быть… Его все же нашли?! Н-но как это произошло? А голос не унимался, становясь громче, с каждым мгновением приближаясь.

Бакуго резко обернулся и перед глазами предстало лицо придворного его отца, который хитро улыбался, смотря на юношу и облизываясь, словно хищник, загнавший свою добычу в угол. Кацуки оскалился, попытался отойти подальше, убежать, но перед ним слуга, а позади — клумбы цветов. Звать кого-либо бесполезно: Киришима уехал в соседские владения, уладить какие-то очень важные дела. Сейчас он здесь один на один со зверем.

— Как же мы долго искали Вас! И наконец нашли… — словно змея прошипел придворный и стал приближаться. — А что же на Вас надето? Какой срам, герцог будет весьма недоволен…

— Я не вернусь домой, ясно?! — крикнул Кацуки и вскочил на ноги.

— А куда же Вы денетесь? Останетесь здесь и будете висеть на шее графа Киришимы?

«Как он вообще нашел меня?» — подумал Бакуго, бешено соображая где и как Эйджиро прокололся, и их обнаружили. Когда он его крал? Они следили? Кто-то из слуг графа рассказал? Все это бред сивой кобылы, но в голове звучало правдиво и страшно. Скорее всего просто проверяли все владения в округе и спустя время смогли обнаружить.

— Я… Я не повис на шее Киришимы! Он сам меня приютил, — воскликнул Кацуки, но придворный, разочарованно качая головой, зацокал.

— Нет, Ваша Светлость… То, что он Вас приютил вовсе не значит, что Вы не являетесь для него обузой. Смиритесь, милорд, что Ваша судьба давно предрешена. Не стоит пытаться что-то изменить. Вы позорите своего отца.

«Я позорю своего отца», — подумал Бакуго и глубоко вдохнул, сжав кулаки и смотря в землю. Отец да отец, а на его жизнь опять наплевали и растоптали последнюю надежду в грязь! Раз он родился омегой, то и счастья не достоин? Почему из-за своей масти он постоянно страдает?!

Позор, один лишь позор из-за него…

Почему же каждый раз одно и тоже? Отец… Не отца это жизнь, а жизнь Кацуки. Он мог позорить лишь себя и…

Да кого он обманывает. Он — сын герцога, наследник всего его состояния, и если он не будет вести себя подобающе, опозорится не только он, но и его семья. Особенно отец, имя которого знают многие, многие его уважают. Что они скажут, узнав, что его сын не может сражаться, помогать своему народу, а может лишь давать потомство?

— Пойдемте со мной, милорд. Герцог Вас уже заждался, — улыбнулся придворный и протянул руку.

Выхода нет. Больше он не может докучать Киришиме, да и к тому же графу он нужен лишь для свадьбы. Ведь именно для этого его украли, даже если Эйджиро поклялся, что не будет с ним венчаться. Глубоко вдохнув, Кацуки положил свою ладонь в чужую и направился к карете, которая поджидала его за оградой. Отец будет недоволен…

***

Снова платье. Снова манеры. Наказание отца не выходить из своей комнаты и сидеть постоянно в четырех стенах, которые давят своей тишиной на мозг. Все это медленно убивало Бакуго, за пару месяцев привыкшего хотя бы полдня сидеть в саду и наслаждаться цветами. Привыкшего к свободе, которую он обрел у Киришимы.

Белые маки. Красивые цветы. Им нужно солнце, немного воды и свобода. Именно свобода. Маки не растут дома, им нужно пространство, где корни смогут прорастать в землю и впитывать влагу и полезные компоненты из нее. Лишь тогда они могут жить, распускаться и одаривать всех своей красотой.

Но Бакуго Кацуки не давали этой свободы: цветок медленно погибал, загнивал, его лепестки становились сухими, а стебелек тонким. Он не мог поверить, что лишь раз почувствовав свободу, не сможет от нее отказаться. Это было тяжело, почти непосильно. Ах, как же хотелось снова оказаться там, в саду…

И все бы ничего, может быть все бы и наладилось — Кацуки бы снова привык к своей жизни в теле девушки — но в один день на все восточное крыло замка раздался жалобный скулеж, доносящийся из комнаты Бакуго.

Мицуки Бакуго, она же по совместительству жена герцога, услышала это и поспешила в комнату сына, посмотреть, что же произошло там и отчего юноша скулит.

Лишь войдя в комнату, она почувствовала едкий запах лаванды. У омеги вновь началась течка. Маленький комочек, сжавшийся на кровати, катался из стороны в сторону, а сам Кацуки заходился диким воем, сжимая руки на животе. У Мицуки глаза округлились: впервые у бедного сына такая боль во время течки. Что-то здесь явно не так.

А Кацуки продолжал выть, попеременно пытаясь выдавить из себя, хриплым, осипшим голосом.

— Кири… Шима!

Матушка приблизилась к нему и хотела было коснуться, чтобы хоть как-то успокоить сына, но тот внезапно начал колотить кулаками по подушке и сжимать простыню в руке, начиная заходиться визгом и тут же хрипеть. Герцогиня закрыла рот рукой и тут же выбежала из его комнаты.

Вроде бы обычная течка, он ведь омега, если бы не тот факт, что с каждым днем всхлипы и скулеж не стали перерастать в визги и крики боли, которую сейчас ощущал Кацуки. Герцогиня не могла понять, что же случилось и отчего сыну вдруг стало так больно. А сын продолжал кричать, зовя Киришиму, катаясь по кровати. Ничего не помогало, до лекаря было не добраться — придворный лекарь сейчас закупал необходимые лекарства и был слишком далеко — и Мицуки решила, что пора бы что-то сделать с этим.

— Масару! Нам срочно нужно позвать графа Киришиму! — крикнула Мицуки, ворвавшись в кабинет мужа. Тот удивился заявлению герцогини.

— Что? Зачем? — спросил он, на что Мицуки тут же вскипела и стукнула кулаком по столу, отчего напугала герцога.

— Наш с тобой сын — омега, если ты все еще помнишь! И эта течка у него проходит куда более болезненно, чем предыдущие. Я не позволю ему мучиться. Срочно позови Киришиму в наш замок! — кричала герцогиня.

— Но ведь он украл нашего сына. Как я могу позвать в свой замок вор…

— Да плевать, кто он там! Я не позволю более этому продолжаться!

Она выбежала из кабинета и созвала слуг около себя. Быстро написав на листочке послание, она повернулась к слуге, который смиренно дожидался ее приказа. Раз Масару не хочет звать, то позовет она. Она не позволит сыну мучиться.