Но Рэп обладал ясновидением. Он легко определил место, где хранились продукты, — это было в задней комнате домика одиноких женщин. Замков там не было, так же, как и на других дверях. Не в силах уснуть от спазм в желудке, Рэп лежал, завернувшись в шкуру среди спящих мальчиков, дожидаясь, пока все племя уснет. Тогда он поднялся, надел самую большую одежду из оленьей кожи — она могла принадлежать только Маленькому Цыпленку — и тихо вышел в темноту.

В таком климате часовые были ни к чему. Охрану несли собаки, и Флибэг первым заметил Рэпа, но прирученный волк оказался наиболее восприимчив к тому контакту, который устанавливался у Рэпа с животными. Он подошел, принюхиваясь, и позволил почесать себя за ушами. Конечно, Флибэг был почти чистокровным волком, но для нового друга он даже лег на спину и потребовал, чтобы ему почесали грудь. Затем последовал за Рэпом мимо дома для семейных мужчин к дому женщин.

Рэп с облегчением оказался внутри, не позволив войти Флибэгу. Он стоял в темноте до тех пор, пока унялась дрожь во всех конечностях. В глубине спали девочки помладше, ближе к выходу — старые женщины. В комнате было два очага, но огонь догорел, и света не было. Дрожа от голода и нервного напряжения, Рэп начал очень медленно пробираться к большой кладовой, находящейся в дальней части комнаты, обходя спящих или переступая через них. Здесь была святая святых племени — зимние запасы еды и незамужние девушки. Для чужака это место было наиболее запретным, но Рэпу все равно было нечего терять.

Задержав дыхание, беззвучно молясь, чтобы не заскрипели петли, он открыл большую дверь и быстро схватил кусок мороженой рыбы. Потом закрыл дверь, обернулся, и тут его сердце чуть не выскочило из груди, как будто хотело полететь в Краснегар. Прямо перед ним стояла маленькая женщина, напряженно глядя на него снизу вверх. Ее сгорбленная фигурка была закутана в просторное гоблинское одеяние с капюшоном. Лицо было темным и плохо видным в изменчивом отсвете углей, но Рэп мог различить глубокие морщины — видимо, женщина была очень старой.

Несколько мгновений, которые Рэпу показались вечностью, оба молчали. Он чувствовал, как холодный пот струится по его ребрам. Почему она не поднимет тревогу?

— Фавн? — мягко произнесла женщина. Ее голос напоминал скрип промерзшей земли под сапогом. — Как здесь оказался фавн?

Рэп ничего не ответил. Он облизал губы, растрескавшиеся от мороза, и ощутил вкус крови.

— «Далеко от долин, — пропела вдруг старуха каркающим, но, к счастью, негромким голосом, — где появляются его предки…» Нет, не так. Не появляются, а покоятся.

Она показала свои острые гоблинские зубы, покусывая сморщенную нижнюю губу.

— Почему он использует здесь силу, а? Рэп попытался заговорить, но язык прилип к нёбу. Она явно не собиралась поднимать тревогу. Он с трудом заставил двигаться свои конечности и опустился на одно колено, чтобы быть менее заметным, если кто-нибудь вдруг проснется. Теперь их глаза были на одном уровне.

— Я ужасно голоден, — прошептал он. — Вот и все. Она, казалось, не слышала его.

— «Кто крадется тайком туда, где спит мой любимый?» А? Фавны около моего миленького? Сила среди темных лесов. Фавны!

— Пожалуйста, не буди остальных.

— Он использует свое влияние на собак, вот и все.

Она была очень, очень старая и, видимо, совершенно безумна.

Затем сердце Рэпа совершило еще один бешеный скачок — старухи здесь не было! Своим ясновидением он ничего не чувствовал там, где его глаза видели ее. Да и глазами он мог видеть, как угли очага просвечивали сквозь ее фигуру. Что это, злой дух? Рэп попытался подняться, но ноги не слушались его. Он протер глаза, и видение стало четче, заслонив блеск углей. Ему пришлось сжать зубы, чтобы они не стучали.

— Странно, — пробормотала она, — не могу его как следует разглядеть.

— Я голоден, — повторил Рэп так тихо, что сам едва мог услышать. — Это все. Я никому не причиню зла.

Он протянул руку, чтобы проверить, пройдет ли она через видение, но пальцы коснулись оленьей кожи. Он тут же отдернул руку. Старая карга заметила это. Ее глаза сощурились и глядели теперь прямо на него.

— Ты! Фавн! Почему я не могу предвидеть твое будущее? Рэп в замешательстве покачал головой.

— Я голоден, — прошептал он опять.

— Голоден? Ты? — Она закудахтала в неожиданном приступе веселья, и Рэп сжался, ожидая, что все проснутся, однако спящие даже не шевельнулись.

Смех старухи внезапно прекратился.

— Мой миленький! — Ее голос опять стал тихим, как ветер, шелестящий в сене. — Ты не должен ему навредить!

— Кому навредить?

— Птице Смерти. Он тот, кто избран.

Рэп не мог припомнить этого имени. Никого из мальчишек так не звали, и в их разговорах это имя также не звучало. Он покачал головой.

Маленькая карга пожевала губами, что-то промычала, затем опять начала напевать:

— «Когда лето пришло в долину Утхола…» Запомни, фавн, он драгоценен!

И она исчезла.

Один из лежащих у очага повернулся во сне и что-то пробормотал. Рэп подождал, пока его сердце перестанет стучать как молот, и встал на трясущиеся ноги. Было ясно, что никто из спящих не слышал безумную старуху, даже когда она пела. Это казалось невероятным! Рэп двинулся к двери, дрожа всем телом от пережитого потрясения. Но при этом ему почти удалось убедить себя, что то, что он видел, слышал и даже трогал, было всего лишь галлюцинацией, вызванной голодом.

Рэп быстро выскользнул за дверь, боясь, что поток холодного воздуха может разбудить спящих, а затем поспешил через черноту ночи, усилием воли отвлекая внимание собак от драгоценного свертка. Когда он добрался до домика мальчиков, челюсти сводило при мысли о еде, но он положил мороженую рыбу к углям очага и сдерживал себя, пока она почти оттаяла, молясь про себя, чтобы шипение и потрескивание не разбудило кого-нибудь из спящих. Рэп обжег пальцы, доставая из огня полусырую-полуобугленную рыбу — отвратительную, но столь желанную, и залез под подстилку, чтобы спокойно насладиться ею. Он съел все до последней крошки, кроме нескольких костей, которые сжег в очаге.

Потом он заснул.

Каждую ночь после этого Рэп возвращался в кладовую и добывал еду, потому что ему негде было бы прятать свои запасы как от людей, так и от собак. Его так и не поймали, и он больше ни разу не видел загадочной маленькой старухи. Он так и не подошел к куче объедков к большому удивлению и разочарованию Маленького Цыпленка.

Другим мальчикам было запрещено говорить с Рэпом, особенно рассказывать, в чем состоит испытание. Это вряд ли было просто соревнование в физической силе, ведь Рэп был заметно больше самых старших мальчиков — Чип-Чипа и Оперившегося Птенца, а Маленький Цыпленок все равно выбрал его. Возможно, это было какое-то умение, необходимое в лесу, например стрельба из лука. Единственное, чего он не ожидал, это честной игры. И он не собирался оставаться здесь, чтобы выяснить, в чем дело.

Почти все время Рэп обдумывал планы побега, но все, что он смог придумать, было или невозможно, или быстро делалось невозможным благодаря гоблинам. Дарад взял меховые сапоги Рэпа. Большой Ворон отобрал сапоги, принадлежащие Андору, и держал их все время на виду, рядом со своей лежанкой. Значит, обувь пришлось бы взять в последний момент. Рэпу пришлось провести длительный поиск с помощью ясновидения, прежде чем он обнаружил свою парку и штаны и узнал, что их распороли и сделали коврик для вождя.

Эта новость повергла Рэпа в отчаяние, все равно как если бы узнику, томящемуся в темнице, вдруг сказали, что ключ от его тюрьмы расплавлен. Ночные вылазки показали юноше, что кожаные костюмы намного менее теплые, чем меховые. Через несколько минут в такой одежде он бы стучал зубами от холода. Он не был гоблином, способным выживать на морозе без мехов.

Танцор и Чокнутый находились в конюшне вместе с другими лошадьми гоблинов, и Рэп не видел ничего трудного в том, чтобы выкрасть их, когда придет время. Но это было сначала. На пятый же день двое гоблинов оседлали их и куда-то уехали. Они так и не вернулись. Таким образом, Рэпу пришлось бы брать одного из низкорослых гоблинских пони, так что при неизбежной погоне он лишался бы заметного преимущества.