– Хорошо, – сказал герцог и, подав руку тёте, направился к выходу. У самого порога Латнерия обернулась:

– Рах-на-Варн вас обманул. Думаю, это достаточный повод для ответного урока. Он дал вам возможность летать. Пользуйтесь.

Чара и Крац наблюдали, как вожак приходит в норму. Даже если он всё ещё маялся головной болью, то не показывал этого, а шкура вернула нормальный оттенок. Вот только его вид, сидящего и уставившегося на камушек под ногами, заставлял их напряжённо замирать и быть готовыми каждое мгновение сорваться на помощь. Но этого не потребовалось. Варн встал и, долгим взглядом проводив проплывающие облака, направился прямо к ним. Чара успела подхватить его и обвить ногами и хвостом до того как он упадёт перед ней в позу раскаяния. Она прижалась головой к его плечу, обхватила спину руками. Варн вцепился когтями в её плечи. Так, связавшись в один клубок, они просидели, разговаривая только переливами шкуры, довольно долго.

– Прости, Чара, – сказал вожак, словно обязан был облечь в слова то раскаяние, что так явно плясало цветом у него по шкуре, – прости…

– Теперь ты выслушаешь меня?

– А разве тебе есть ещё что сказать? Мне кажется, я отринул уже все твои советы…

– Исправить ничего нельзя. Созданную связь не разорвать – кивнула самка. – Здесь у меня совета нет. Связь семьи и наездника – на всю жизнь.

– Семьи?

– Да, Варн. Уходящая в небо теперь часть семьи. Мы не связаны кровью. Но скоро ты это ощутишь.

– Что мне делать, жена моего брата? Неужели нет способа?

– Нет.

– Вожак, средства и правда нет. Тут мы ничего посоветовать не можем. Но на нашей стороне играет время, – сказал Крац. – Жизнь амелуту быстротечна, как смерть насекомого под когтем. Что какая-то сотня лет по сравнению с нашими циклами? А уходящая в небо в любой момент может покинуть Рахидэтель.

– Крац, ты не знаешь о чём говоришь, – покачала головой Чара. – Да, ты прав. Это недолго. Но разрыв связи для обоих будет таков, что та боль, которую испытал Варн от гнева Ириан, будет последним лучом на закате по сравнению со светом Лару! Неважно, что разлучит их – смерть или уход вестницы. Как только связь оборвётся, боль будет ни с чем не сравнить. Я уже проходила через это.

Варн почувствовал, как похолодела чешуя Чары от этих воспоминаний, и сам ощутил холод.

– Значит, на десятки циклов я связал себе крылья, – сказал Варн. Признавая. Досадуя.

– Ты выслушаешь? – спросила Чара.

Он спрятал голову под её подбородком и кивнул.

– Ненадолго оставь уходящую в небо в покое. Вы оба сейчас действуете по воле не своих инстинктов. Ей не свойственно мстить, а она чуть не превратила твой разум в растерзанный детёнышами кусок мяса. Да и ты проникся её чувствами больше, чем хотел бы.

Варн вскинулся, сверкая оскорблённым достоинством каждой чешуйкой.

– Прежде чем ты будешь со мной спорить, вспомни, когда в своей жизни ты искренне молил о прощении. Я такого не припомню, а я ведь старше тебя.

Вожак замер.

– Видишь? Это её желание прощать и быть прощённой. Не твоё. Страшно, да?

– Чара, если я ещё хоть раз в жизни отрекусь от твоих советов, подними хвост и вышиби мне пару клыков с разворота. Вместе с глупостью.

Самка засверкала. Однако её искренний «смех» быстро поблёк, когда она поняла, что Варн совсем не шутил.

– Может быть, я бы и сейчас так поступила, не разбрасывайся некоторые словом вожака.

Собеседник виновато потупил голову, потом вскинулся, осознав, что опять поступает не свойственно своей натуре.

– Вам обоим надо разобраться в себе, – Чара кивнула собственным наблюдениям. – В ближайшее время вам расставаться нельзя. Её будет мучить жажда пустоты, а ты уже не сможешь летать один. Подымаясь в воздух, ты ощутишь одиночество, которого никогда не знал прежде.

– Думаешь, не сумею с ним справиться?

– Нет. Да и зачем? Вы уже обрели совместный полёт. Хватит мучить друг друга.

– Сомневаюсь, что, несмотря на жажду пустоты, она захочет меня видеть. Да и сам смысла уже не вижу…

– Я поговорю с ней.

– Я тебя не пущу! Она мне чуть разум не искромсала! Если с тобой что случиться, что брату скажу?!

– Не волнуйся. Она меня не тронет. Потому что не меньше тебя хочет разобраться в происходящем. К тому же, – она чуть оскалила рот, – мы самки. Поверь, я найду, что ей сказать. А вот что касается тебя… Дел ты натворил, но как говорит наша мудрость: «Ни на кого ещё не ложилось долга выше возможного. На пределе сил…»

– «…но не выше оных». Я знаю, Чара. Однако эта самка чётко показала, что не хочет даже подумать о том, чтобы узнать нашу беду.

– Варн, при всём поклонении к слову вожака! Чего же ты хотел?! Ты предал её доверие. Обвёл как детёныша вокруг когтя. Сегодня впервые за всю жизнь сказал «извини»! И то не ей. Привык делом нести ответственность за свои ошибки, но признавать их… Пойми, для вас обоих ещё ничего не потеряно. Но тебе придётся узнавать её. Наблюдать. Говорить. Объяснять. Подойти как к равной. Да, не криви пасть. Не дёргайся. К этому тоже привыкнешь. Вот видишь – в вас заложено всё, чтобы понять друг друга. И мой совет: лучше попытаться понять. Чем не пытаться вовсе. А там одним Сёстрам ведомо, чем всё обернётся.

– Значит, мне предстоит бросить всё и сопровождать её в Руин-Ло.

– Да хоть в центр Камнеграни! Хоть в гущу Туманного предела! Семья не сгинет в твоё отсутствие. Крац и твой брат справятся. Я помогу.

Варн поднял голову и вгляделся в вертикальный зрачок Чары. Теперь он понимал, почему уходящая в небо так стремилась его видеть. Он не менее говорящ, чем шкура. Как они могли этого не замечать?

– Чара, если тебе когда-то понадобится моя помощь, тени на шкуре и тени в мыслях хватит, чтобы я оказался рядом! И про… да, прости. Я полагаюсь на твою мудрость и последую твоему совету. Но к вестнице одна ты не пойдёшь! Крац!

– Я понял, – провещал самец. Чара не возражала, но с печалью заметила:

– Ты теперь не настолько свободен, чтобы примчаться по «тени на шкуре и тени в мыслях». У тебя есть наездник. Потому постарайся, чтобы у неё появилось желание идти тебе навстречу, когда у тебя возникнет желание улететь.

Варн посерел осознавая. Связь и правда оказалась двусторонней. Клеткой для двоих. И он взвыл, пойманный.

Чара и Крац застали Иру за поглощением уже не первой миски еды. Один из незнакомцев, кого её спутники называли «дайна-ви», поглядывал в котёл, понимая, что еда стремительно кончается и ещё на одну миску просто не хватит, даже если соскрести всё со стенок. Понятно. Уходящая в небо восстанавливает силы после полёта. И видимо, прониклась им до последней крохи тела, если аппетит столь высок.

Ириан всё своё внимание отдавала пище и пока не заметила гостей. Зато насторожившиеся дайна-ви уже вовсю буравили взглядами чешую нир-за-хар. Чара и Крац читали их мысли и удивлялись про себя. Им никогда до конца не понять, как устроено мировосприятие обитателей Низин. Воевать с себе подобными? Ящеры даже представить себе такого не могли. Ликование и горе, ошибки и воздаяние за них семья встречала всем своим числом: от старших, сложивших крылья, до детёнышей, только прогрызающих скорлупу.

И вот перед ними «новый» народ. Живущий на Мрекском болоте. Так себе местечко они выбрали, если честно. В Северные горы, у порога которых оно находилось, нир-за-хар соваться не любили – силы, сокрытые там, не очень жаловали гостей, а народ, их населяющий, хоть и чтил законы гостеприимства, но им нечего было предложить друг другу, потому особого тепла меж ними никогда не было. Болото изобиловало дичью, но столь отвратной на вкус, что сунуться туда на охоту мог разве что до безумия голодный ящер. Слухи о том, что на болоте живут изгнанники эйуна, до нир-за-хар доходили, и, судя по любопытству, сквозящему в мыслях, об их существовании дайна-ви тоже было известно, но впервые представители обоих народов видели друг друга так близко.