– Поначалу да. Вещание? А что это такое?

– Мы можем не только читать мысли, но и разговаривать мыслями. Вещать. С себе подобными и теми, кто владеет этим навыком, например, с Сёстрами, дополнительных усилий прикладывать не приходится. Хочешь, раскрывай пасть, хочешь – нет. Но вы, бесхвостые, вещанием не владеете, и вас приходится погружать в разговор. Значит, это ощущается как попытка утопить? Досадно. Мы разговариваем с тобой сейчас. Я могу читать твои мысли, могу перестать это делать. Если перестану, то услышу тебя, только если ты произнесёшь слова пастью. Пока не оборвано вещание, мы слышим друг друга, даже не читая мысли специально.

«Спокойно. Рот и пасть. Он не имеет желания обидеть. Просто разные слова. Ему тоже так привычнее».

– Получается, что с не вивернами связь всегда односторонняя? Зависит от вашего желания? Читать или вещать? А разговор всё равно обрываете вы?

– Да. Почему ты называешь нас «виверны». Что означает это слово?

– Так в легендах у меня дома зовутся существа, подобные вам. Только не так, как ты выглядишь сейчас, а когда вы летали. Ящеры. Крылья, хвост и пара задних конечностей. В наших легендах таких существ зовут вивернами.

– Моя семья есть в легендах уходящих в небо?

– Есть. А почему ты так меня зовёшь?

– Мы знаем о вестниках Изнанки, что вы имеете привычку исчезать, выполнив свою задачу. Наши крылья знают всю Рахидэтель. И за её границей, пока хватает сил на полёт. И мы знаем, что у неба тоже есть предел, выше которого не взлететь. Куда бы ни уходили вестники, это явно дальше силы наших крыльев. Потому и говорим «уходящие в небо». Те, кто способен улететь ещё дальше.

– Вестница Изнанки мне нравится больше. У нас называют ушедшими на небо тех, кого у вас – оказавшимися на Той стороне. Умерших.

– Значит, вы боитесь небес?

– Нет. Просто долгое время считали их недостижимыми. А летать хотелось многим. Пока не изобрели механизмы, способные поднять на высоту, считали Небеса – обителью избранных и богов.

– Механизмы для полёта? Интересно. Таких нет даже у влари, насколько мне известно. Даже вообразить трудно. Но почему-то кажется, что это никак не сравнится с живым полётом.

– У меня крыльев нет, чтобы судить, а летать на самолёте не приходилось.

– А хотела бы почувствовать, каково это?

– Если ты предлагаешь поднять меня повыше и уронить, то ничего, кроме визга, скорее всего, не…

– Нет! Я могу иначе. Если, конечно, позволишь прикоснуться к своей голове. Ты мечтала узнать мою семью получше, но этого невозможно сделать, не ощутив этих эмоций хоть однажды. Если не испугаешься снова испытать вещание и дашь прикоснуться, я покажу.

– Почему бы и нет. Покажи. А что мне делать?

– Закрой глаза.

Ира послушалась и через мгновенье ощутила еле заметное и очень бережное касание в районе висков. Кожу головы чуть царапнули когти, но даже они трогали, словно котята, топчущие лапками мамкино пузико. Деликатно. Почти нежно. Задевая острым краем лишь случайно. Чешуя ощущалась едва заметно, да и то лишь потому, что чувства были обострены предвкушением. До носа донёсся запах солёного бриза. Этот аромат источала влага, которой было покрыто тело ящера. Очень неожиданный здесь, вдали от моря. Уже знакомое ощущение погружения головы в воду, на сей раз испугавшее не так сильно, хотя желание задержать дыхание возникло.

А потом Ира провалилась. Тело окутала невесомость, и сразу вниз. Она рефлекторно попыталась открыть глаза, но на них легла широкая ладонь, а когтистая лапа сжала плечо, принуждая не дёргаться. Перед закрытыми веками блеснуло голубое полотно с белыми пятнами. Чем-то напоминало небо с облаками в ясный день, только весьма размытое. Она старалась сфокусироваться, чтобы разглядеть детали. Резко зачесались лопатки, и вот ощущение падения нарастает, пугает до аритмии и холодного пота. Рука на плече привязывает к пространству и даёт ощущение неодиночества. Так легче. Вниз, вниз, вниз… пока она не смиряется с этим состоянием. Пока оно не перерастает в привычку. Вдох. Выдох. И ощущение преображается, становясь приятным, вызывая по всему телу щекочущую пузырьками шампанского радость, сменяемую восторгом от свободы. Ещё! Лапа с плеча исчезла и снова легла на голову. Захотелось расправить руки, подвигаться, управлять. Прочувствовать на полную катушку, как падение окутывает со всех сторон.

«Выныривание на поверхность» сопровождалось резким обрывом всех ощущений.

Ира часто дышала открытым ртом, не в силах прийти в себя. Никогда в жизни ей не доводилось испытать чего-то подобного! Интересно, а прыжок с парашютом даст хоть половину этих впечатлений? Кажется, у неё появится новое хобби по возвращении домой. Мама с папой будут в шоке. Глаза не сразу привыкли к чёткости вокруг.

– Понравилось? – спросил ящер.

– Варн, это… Сейчас, только сердце из желудка вернётся. Секунду… Это невероятно! Что это было?

– Полёт.

Ира даже мысленно с трудом облекала впечатления в слова. Непередаваемый набор эмоций, который с трудом заменялся на подходящие по смыслу наречия. Сильно. Страшно. Потрясающе!

– А как… ты это сделал? – спросила она, наконец.

– Вещание может передавать не только слова, но и эмоции. Не всегда. Только при очень близком контакте. Я показал тебе, что мы испытываем, находясь в небе.

– Жаль, я не умею передавать эмоции. Слов подобрать не могу, что чувствую!

– Разве это проблема? Дай мне руку.

Ящер протянул лапу, и она вложила в неё ладонь, снова ощутив вещание, но более мягкое, чем прежде. Через минуту оно оборвалось.

– Ты много потеряла, родившись бескрылой. Хотя воздушная пустота сильно тебя пугает.

– Ещё бы! Любой бы испугался. Это как шагнуть с многоэтажного дома!

– Нам этого не понять. Пустота нам – родной дом. Мы не знаем страха высоты, знакомого бесхвостым.

Ира положила руку на сердце, всё ещё стараясь унять его бешеный ритм. Хуже наркотика. И привыкнуть недолго.

– Да, тут ты права. Пустота подобна траве-дурманке. От неё невозможно отказаться.

Ира в очередной раз задумалась о странностях перевода. Вряд ли в лексиконе местных жителей есть слово «наркотик». И поди ж ты, виверн понял её абсолютно правильно, подобрав наиболее близкий аналог.

– Для владеющих вещанием нет языковых преград. Только время нужно, чтобы привыкнуть. Для нас это так естественно, что я не сразу обратил внимание, что ты мыслишь не на том же языке, на котором говоришь. А когда сказали, что ты вестница, всё встало на свои места. Мысли твои – на родном тебе языке с примесью наших слов. Год – достаточный срок, чтобы отвыкнуть думать на своём языке, если живёшь среди другой речи. А вот слова – чистый всеобщий. Кстати, для той, что пробыла в Рахидэтели всего год, ты довольно бегло говоришь по-нашему.

– Как у вас тут говорят, милостью Сестёр, – вздохнула Ира, откровенно завидуя способности виверн. – Не владею я языком. Это всё Илаэра. Стоит покинуть барьер Каро-Эль-Тана, и снова превращусь в «твоя моя не понимаку». А тут ещё задач неподъёмных понавешали. И как буду всё это разгребать, не умея толком общаться, не представляю. Герцог Альтариэн и барон Бирет взялись учить, но сколько времени это займёт, чёрт его знает. У меня уже голова от значков в учебнике кругом! И это пока понять могу. А уедем, опять всё по новой…