– Красивая, – согласилась курьерша, щуря от едкого дыма глаз.

–Так чего ему надо?

– А ч-ч-черт его знает, – весело отозвалась курьерша, подтягивая колени к груди и поворачиваясь прохладным боком к светилу. – Никаких отношений, никаких подруг, никаких шашней… и это притом, что вот эти дутые продукты шинного завода, – она кивнула на фото девушек, – клянутся, что он горяч, как перец чили в заднице. Ну, не может такой мужик один. А он один.

– Единственную свою ждет, – с придыханием определила подружка Леры. Она слушала все эти байки, удачно копируя сестрицу Аленушку, грустящую над черной водой, и Лера, до той поры считающая подругу простоватой и глуповатой, сейчас отчего-то с охотой с ней согласилась.

– Куда уж ждать, – грубо ответила курьерша, не скрывая своей досады, яростно туша сигарету в пепельнице. – Тридцать семь годков. Старый уже, ждать-то.

– И ничего он не старый, – возразила Лера, рассматривая фото Лассе снова и снова.

Потом, вечерами, она мечтала о том, что серые глаза глубоководного хищника посмотрят на нее и оттают, а сам он окажется не таким уж гадом, каким его с восторгом и придыханием расписала курьерша. Может, тоже устроиться туда, к ним, на фирму курьером? Можно было бы его видеть, хоть издали. И даже познакомиться… Лера была не из робкого десятка, но все равно терялась от мысли о том, что он может о чем-то спросить, что-то приказать сделать.

А потом все случилось как-то внезапно и совсем не так, как она себе представляла. Все было слишком быстро, слишком скомкано, и никаких долгих взглядов, никакого восторга в серых глазах. Крепкое рукопожатие и леденец в подарок – Акула кусанул и ее сердце, Лера думала, что уже умерла и ее душа отлетела на небо, когда он коснулся ее руки.

Ей хотелось плакать и смеяться одновременно; в голове творился сумбур, и она не нашла ничего умнее, как ляпнуть про акулу. Это был ее шанс, выпавший ей единственный случай прикоснуться к кумиру, а в голове – просто вакуум и ультразвук счастливого писка. И поэтому она сказала первое, что пришло в голову.

Акула!

Она выпалила это по-детски, даже не вполне соображая, что и кому говорит, но вот то, как он напрягся и как колюче глянул – увидела и обмерла. Самое время было остановиться, затормозить, извиниться, перевести тему, но ее несло. Ей казалось, что она падает в пропасть, а язык сам мелет какую-то чушь.

«Что я говорю такое, – в ужасе орал ее внутренний голос, когда она поняла, что дразнит взрослого, незнакомого мужчину. – Это позор какой-то, это!..»

А потом было это.

Потом были несколько секунд оглушающей, сжигающей дотла страстной близости, и вкрадчивые нежные касания – такие, о каких влюбленная курьерша даже и помыслить не могла.

Да и никто в их фирме.

Руки Акулы, ладные, красивые, словно выточенные из слоновой кости, держали ее крепко, но, кажется, не умели причинять боль в принципе. Такие сильные, такие жесткие пальцы, они касались осторожно, вкрадчиво, даже если движения были порывисты и грубы.

Акула напал на нее; Лера на миг ощутила просто кипятковый шок оттого, что он делал и как трогал ее, а потом – точно такой же невероятный кипятковый кайф, потому что от Акулы веяло страстью и желанием настолько, что поняла даже она, неискушенная юная девушка. Он хотел ее; говорил правильные слова о недопустимости ее поведения, о том, что так нельзя, а сам хотел ее. Его движения – это было ничто иное, как отражение его желаний. Я делал бы это с тобой нежно и долго, словно говорило его тело. Неспешно, глубоко, и очень нежно.

Хотел.

И как реагировать на такое оглушительное признание, Лера тоже не знала. Зачем-то всплыли в памяти фото его любовниц, слезы сами брызнули у нее из глаз, потому что она растерялась и почувствовала себя одной из них, использованных и отброшенных прочь.

«Но я так не хочу, не хочу!»

Его поцелуй и поверг ее в шок, и наполнил ее нечеловеческим наслаждением, и напугал до жути одновременно. Она поняла, что не устоит, если это продлится немного дольше, она позволит ему все – изнемогая от удовольствия и острейшего чувства влюбленности, – но силиконовые красотки снова всплыли в памяти, и потому, едва лишь он от нее отстранился, Лера отступила.

Ей хотелось закрыть руками лицо, губы, чтобы ветер не стирал с них приятное возбуждение и удовольствие от прикосновений его языка. Ее снова несло; в голове был хаос, мешанина невероятного, сумасшедшего счастья, испуга и самого настоящего опьянения. Никогда и никто не целовал ее так – а ноги у нее подгибались совсем не наигранно, и в трусиках было мокро, а живот ныл, наполненный приятной тяжестью желания.

И она снова поддразнила Акулу – сама не понимая, что творит, и едва не рыдая от отчаяния потому, что не нашла умных и верных слов, чтобы понравиться ему.

– Уже лучше… но еще не Акула.

А так хотелось, чтобы все было просто…

***

Акула светских раутов не любил. Точнее – в последнее время не любил.

Примитивная ярмарка тщеславия, где богатые люди выкидывают на нужды пингвинов северного полюса баснословны суммы, а хищницы с горящими глазами высматривают себе дичь покрупнее. И никого особо не волнует, что пингвины в северном полушарии не живут.

Но Лось свято верил, что пингвинам нужны валенки, а значит, на этом благотворительном аукционе нужно было быть. К тому же, оказалось, кто-то хотел видеть Лассе-Акулу; нарочно его, чтобы выразить то ли благодарность за отмененную сделку с ненадежным партнером. Акула теперь вычислял таких, каким он был сам, прожигателей жизни, прогулявших все до нитки, едва ли не по запаху. По бегающим глазам, по дрожащим пальцам, по никчемным хохоткам. Он смотрел на человека и видел свое отражение в нем. И говорил «нет».

Видимо, кому-то сгодилось… хорошо.

Больше всего ему хотелось снова съездить к той библиотеке – теперь без цветов, просто… черт! Да просто постоять рядом, в надежде, что она выйдет. Издалека понаблюдать, как Лера выйдет, проводить тайком до поворота. Умом он понимал – это чистое безумие, он ведет себя как малолетний идиот, но справиться с влечением не мог. Спасибо Лосю с его пингвинами – помог выбраться, отказаться от этой зависимости.

В качестве спутницы с собой он взял Вику. Вика, Вика, Виктория. Победа во всех смыслах этого слова. Раскованная красотка, свободная, как ветер над Африкой. Красивая, как песня Покахонтас. За один только взгляд ее карих глаз можно умереть. Одно плохо: Вика – модель, и эти острые взгляды, стиснутые губы, гордо вздернутая голова – это часть ее работы. Она умеет это делать, так смотреть и принимать изысканные позы, но это вовсе не значит, что она такая. Пойти с Акулой на светский раут для нее предел мечтаний; она радуется, как девчонка, и он думает, что если б она не скрывала своих настоящих чувств, он и вовсе не обратил бы на нее внимания.

Лера другая.

Вызов в каждом слове. Настоящий вызов. Бьет по больному, получает сокрушительный удар – и каждый раз повторяет свои атаки так, словно ничего не было. Забавная девчонка…

Шагая под руку с Викой к столику, за которым сидел Лось, возвышаясь, как скала над равниной, Акула размышлял над тем, не подпоить ли Аньку и не разузнать ли у нее тайком, где живет Лера. Зачем? Он не знал сам; подкарауливать ее у дома… вряд ли у него будет время. Наверное, просто знать, что есть место на земле, в этом городе, где она есть.

Однако, чем ближе он подходил к столику, из-за которого ему сигналил Лось, чем ярче сияла нитка жемчуга на шейке Аньки, беспечно вертящей головой по сторонам, тем яснее становилось ему, Акуле, что это за девушка сидела рядом с неугомонной наследницей Мишиной империи.

В изящном розовом шелковом платье, изящном, нескромном и кокетливом одновременно, с обнаженными плечами, с диадемой из искусственного жемчуга и серебра на блестящих волосах.

«Парижский шик! – подумал Лассе, рассматривая длинные ноги Леры, которые девушка выставила в проход, вслушиваясь в то, что болтает ведущий вечера. – Вот же!..»