Тома с отчаянием отдалась поцелую, оплела шею, зарылась в волосы, дёрнула нетерпеливо вниз, задела ногтями шею и застонала, принимая его жадность. Между ног пульсировало от зуда, в животе горело от возбуждения, губы саднило от жёстких терзаний. Романа было безумно много, и в тоже время безумно мало. Руки нетерпеливо прошлись по бёдрам, задрали платье, зацепились за тонкую резинку трусиков и дёрнули в сторону, разрывая кружевную ткань.

Рому трясло, когда он вводил в неё пальцы. Узкая, мокрая, горячая, вибрирующая, такая, как он представлял себе много лет назад. Её грудные стоны, отзывчивость, влажность сводили с ума. Тома раскрывалась, прижималась плотнее к руке, сама насаживалась на пальцы и умирала от удовольствия. Frigid fish осталась в Канаде, здесь, у стены, извивалась пылкая женщина, сгорающая в страсти, готовая на всё, что может предложить Роман.

А Ромке было мало, он всё ещё желал почувствовать её на языке. Шея, грудь, живот – в другой раз. Цель была ниже. Он опустился на колени, уткнулся носом в лобок, вдохнул влажное возбуждение и закатил от удовольствия глаза. Пахла она охренительно, а на вкус…

– Держись крепче, – прохрипел, поддел за бёдра, забросил на свои плечи её ноги и окунулся вглубь языком. – Моя карамелька, – восхищённо прошептал, оторвавшись на мгновение.

Больше он не отвлекался. Лизал, сосал, кусал, пил, сходил с ума и доводил до полуобморочного состояния Тамару. Тома парила на облаках. Она не представляла, что губы и язык могут вытворять такое. Взрыв. Один, второй. Болезненное освобождение. Первый оргазм, полученный от мужчины. Это было прекрасно, неимоверно, божественно.

Владимир стоял в нескольких метрах от них, скрываясь за толстым стволом дерева. То, что он видел, было охуительно. Светлая стена высотки, бликующая окружность от фонаря, Тома в чёрном платье, распластанная по твёрдой поверхности, тёмная голова друга между её задранных ног. Дрожащими пальцами Вовка освободил каменный член, шипя передёрнул несколько раз, и кончил, не отрывая взгляда от Томкиного лица.

– Господи. Как стыдно, – спрятала лицо в ладошках девушка, когда Рома спустил её на землю и одёрнул подол платья.

– Том. Чего стыдно-то? Тебе хорошо. Мне, почти хорошо, – многозначительно опустил глаза на свой бугор, натягивающий ширинку. – Мы взрослые люди, свободные от обязательств. Ты ведь свободна? У тебя ведь нет обязательств?

Тамара кивнула, подняла голову, посмотрела на Ромку и густо покраснела. Как хорошо, что жёлтое пятно фонаря недостаточно хорошо освещает её.

– Детка, прекрати смущаться, – коснулся пальцами подбородка, приподнял повыше голову, мазнул по губам поцелуем, делясь её же вкусом. – Не люблю зажаты девчонок.

Тома окончательно потерялась в его потемневших глазах, в его рычащем шёпоте, в огне его рук. Мозг напрочь отключился, сполз в область живота, подёргиваясь и цепляясь за шепчущие слова. Что он сказал? Не любит? Кого? Стояк требовательно упёрся в живот, запуская работоспособность мыслительного органа.

– Тебе помочь? – справилась со своим смущением Тома, отодвигаясь и переводя взгляд вниз.

– Передёрну дома, – усмехнулся Ромка. – Тебе нужно отдохнуть. Перелёт, клуб, оргазм. Слишком насыщенный день.

– Ты прав, – вздохнула Тамара. – Пойду я. Спокойной ночи.

Она приподнялась на мысочках, чмокнула куда-то в область подбородка и направилась к подъезду.

– Том, – окликнул её парень. – Ты ещё девственница?

Тамара зависла на несколько секунд, за пару мгновений вспомнила свой скудный опыт, поморщилась и отрицательно мотнула головой. Реакцию Ромки разглядеть не получилось, так как тень от высокого куста сирени исполосовала чёрными штрихами всё лицо.

– Спокойной ночи, детка, – мазнул по ней последний раз взглядом и, развернувшись, пошёл широким шагом прочь, оставляя Томку в замешательстве.

Алкоголь полностью выветрился, мозг вернулся в нужную часть тела, а последние несколько минут сегодняшней ночи медленными кадрами проползали перед глазами. Что это было? Что это, мать его, было?! Как она могла так скатиться? Стоять пришпиленной к стене многоэтажки с задранным платьем и ногами, и кончать на языке лучшего друга.

Тома некстати вспомнила про потерянные трусики, осмотрела место своего грехопадения, и ни с чем побрела к подъезду. Усталость сделала своё дело. До кровати девушка еле доползла, переставляя с трудом отяжелевшие ноги. Достаточно было коснуться головой подушки, чтобы вырубило рубильник, погрузив бренное тело в густую черноту.

Нахрена Роман спросил про девственность? Испортил такой вечер. Не знал, и не знал. Нахрена. От злости он не заметил друга, вышедшего из-за дерева, и продолжал стремительно сокращать расстояние между разочарованием и ночным баром. Ему надо выпить, залить разорванную мечту быть у Томки первым, переболеть и двигаться дальше.

– Ромыч! Куда так втопил? – прибавил скорости Володя, хватая дружбана за плечо.

– Ты откуда здесь? – застопорился от неожиданности Роман.

– Следил за вами, – пожал плечами Вовка. – Потрясная порнушка. Пришлось даже потолкаться в кулак. Так ярко представил, что толкаюсь в её ротик.

– Не уверен, что придётся потолкаться, – зло выплюнул Роман. – Она не целка, представляешь? Какой-то мудак уже натолкался.

– Когда это тебя волновала девственность куклы? – впёрся взглядом в него Вовка. – Зачем такой гимор? У нас с тобой немного другие отношения с бабами, а целкам нужны чувства, романтика, свидания.

– Ты не слышишь меня! – повысил голос Ромыч. – Томку кто-то трахал до нас! Какой-то ушлёпок натягивал нашу куклу! Я хотел быть первым! Я! Я мечтал проткнуть её долбанную плеву! А она…

– Совсем рехнулся, долбоёб? – встряхнул его Владимир. – Думаешь, она будет сидеть дома и хранить свою невинность для тебя, пока ты каждый день трахаешь других баб? Вот скажи. Она тебе обещала не подпускать к себе мужика, хранить верность, ждать только тебя, когда улетала в Канаду?

– Нет, – буркнул Роман и продолжил движение навстречу к бухлу.

В словах Володьки был резон, но Романа всё равно била злая дрожь. Зубы, кажется, стирались в крошиво от силы сжатия, а сонный бармен, копошившийся еле-еле с разливом пива, добавлял новую порцию бешенства. В заднем кармане джинс пиликнул телефон, а вытащив его, Ромка зацепил пальцами Томкины трусики. Как положил их туда, совсем не помнил, но поднеся к лицу, вдохнув её аромат, почувствовал, что накрывает волной спокойствия, усмиряя злость.

– Что это? – отвлёк от созерцания внутреннего мира друг, выхватывая кружевную ткань из рук. – Потрясающе. Ты добыл трофей, – жадно вдохнул терпкий запах. – Охренительно… Ну и как она на вкус?

– Как карамель, – блаженно закатил глаза. – Ничего слаще не пробовал.

Ромка не врал. Он до сих пор ощущал её умопомрачительный вкус на языке, как и прилив крови в штанах, доставляющий определённый дискомфорт.

– Чёрт! Дай сюда! – вырвал у Вовки трусики и резко поднялся с дивана. – Сейчас приду.

До туалета добирался почти бегом, задевая стулья у прохода, а там, закрывшись на замок, включив воду, упёрся лбом в стену и дрочил, шумно вдыхая Томкин аромат, зажатый в кулаке. От болезненного желания её плоти, стало неважно отсутствие девственности, как и количество ушлёпков, побывавших между ног. Хотя нет. Количество волновало и бесило.

Не выспавшаяся, измученная капанием своего нутра, измождённая перемоткой случившегося ночью, Тома стояла перед зеркалом и жирно замазывала тоналкой тёмные круги под глазами. Патчи, кубики льда, охлаждённые пакетики чая, кружочки огурцов – ничего не смогло освежить и скрыть следы неспокойной ночи, а Томе сегодня нужно было выглядеть хорошо.

Не смотря на сдачу экзаменов международного уровня в Канаде, в российском университете на них смотрели с лёгким пренебрежением, предлагая сдать вступительные непосредственно здесь. Выхода не было, потому что Тома мечтала работать на таможне, и поступать ей нужно было именно в это образовательное учреждение. Тамара на протяжении последних трёх лет усиленно изучала два языка, поняв, что в гимнастике больших успехов не достигнет, и занятие с детства стало постепенно переходить в хобби, а не в смысл жизни. Слишком полная для гимнастки попа, выросшая как на дрожжах, и наметившаяся грудь, мешающая кувыркам и перекатам.