Гостьи обсуждали очередной развод Лолиты Милявской.

– Захотела – и развелась, как считает нужным, так и поступает, молодец! – говорила одна из сидевших за столом.

– Ничего хорошего, тоже мне, сильная женщина нашлась, развелась, когда узнала, что ей муж изменяет. Так любая дура может! А ты попробуй, верни благоверного, уведи его обратно в семью. Если сможешь, значит, ты на самом деле сильная женщина, – спорила другая гостья.

«А я какая? Сильная или вечная жертва своей бесхарактерности? Что значит, верни его в семью? Разве так волевые женщины поступают, как будто объедки с чужого стола подбирают?» – думала она.

Нина перегнулась через стол и обратилась к младшей сестре:

– Слушай, Верунь, я пойду, наверное. Уже поздно.

В этот момент с балкона начали подтягиваться мужчины.

– Нина, вы домой собираетесь? Давайте я вас провожу, – тут же отреагировал Семёныч.

– Хорошо, а то мне через парк возвращаться, а сейчас уже десятый час, – ответила она и тот час прислушалась к себе: действительно ли ей нужен провожатый или это она из вежливости? «Вроде и правда страшновато ночью ходить», – решила Нина.

В парке было темно, фонари горели через один, а кое-где и вовсе не горели. Нина боялась оступиться, поэтому была совсем не против, когда Семёныч взял ее под руку.

– Вот в нашей стране всегда так, хотим как лучше, а получается как всегда. Фонарей полно, но они не горят – разбили. Молодежь! – рассуждал Семёныч.

Нине всегда казались скучными разговоры «про политику». Но по привычке она поддакнула:

– Да, вы правы.

«Так всё же, я бесхарактерная?!» – мгновенно разозлилась она на себя. И, словно нырнув в холодную воду, добавила:

– А знаете, Сергей Семёнович, я сегодня для себя решила, что буду говорить только правду, – она легонько высвободила свой локоть из его руки. Например, я не люблю стариковского брюзжания, и мне все равно, кто разбил фонари, и почему они не горят, – произнесла она.

– По большому счету, мне тоже все равно, – вдруг поддержал ее Семёныч. – Это просто для беседы. А что интересно вам? Давайте поговорим о том, что интересно вам.

Нина молчала, оказалось, что на такой элементарный вопрос ответить очень сложно.

«Мне же не 20 лет, почему я не могу сказать, что интересно именно мне? Глупость какая-то. Неужели я как-то не так жила, что не могу ответить на этот элементарный вопрос?» – мелькнуло в голове.

– М-м-м… Расскажите про реку. Вы же в порту работаете, – наконец, проговорила она.

– А вам, действительно, интересно? Обычно женщинам не это нужно, – с сомнением в голосе произнес ее спутник.

– Надо же мне было что-то ответить на ваш вопрос, – устало отозвалась Нина.

Почти весь остаток пути до дома они шли молча. Семёныч пытался что-то рассказать о своих речных приключениях, но Нину занимал совсем другое. Она была в растерянности от того, что не понимала, как так получилось, что за 60 лет жизни ей так и не удалось понять себя.

Она долго не могла заснуть, поэтому села в свое любимое кресло, взяла в руки вязание и углубилась в рукоделие. Первые 10 минут успокаивалась, перебирая нитку и тихо звеня спицами: лицевая-изнаночная, лицевая-изнаночная.

«Кстати, Игорь, отгадай, почему я продала дачу? – начала она внутренний диалог с покойным мужем. – Помнишь, все приезжали и хвалили мои розы? Они думали, что я обожаю их растить».

Нина усмехнулась вслух, и ее пальцы еще быстрее стали перебирать вязание.

«Нет, я не была фанаткой цветоводства, просто, нужно было чем-то заниматься на даче. Вот поэтому, Игорь, я ее и продала после твоей смерти. Это было твое увлечение, не моё», – Нина строго глянула на портрет мужа.

«А почему ты не спрашиваешь о моем походе в гости?» – спросила она его так, словно он мог действительно что-то у нее спросить, и продолжила свой монолог.

«Рассказываю: этот Семёныч оказался нормальным мужиком, правда, я так и не поняла, нужны мне все эти свидания и прочая канитель. Сначала думала, что нужны, а теперь вот даже не знаю», – ее внутренний голос надолго замолчал, как будто ожидал, что Игорь даст дельный совет или разрешение на личную жизнь.

Но никакого ответа, от покойного она не получила. Нина за пять лет так и не привыкла к тому, что теперь все решения ей нужно принимать самой, раньше, по большей части за нее решал Игорь. А теперь нужно было жить, не оглядываясь на мужа. Оказалось, что это очень сложно. Кстати, дачу она продала потому, что сын предложил. Он видел, как она тянет её, словно бурлак баржу: не хочется, а надо.

«Вот интересно, а любила ли я Игоря? Может быть, это было не то? Я не могла без него дышать вовсе не из-за красивого чувства, просто он был деревом, а я мхом, который вырос на его коре. Без него я пропала бы», – мысли продолжали ее донимать даже тогда, когда она легла в кровать.

После смерти мужа, Нина страдала бессонницей, ей было тяжело заснуть одной в двуспальной кровати. Поворочавшись еще час, она решила принять таблетку и спустя 40 минут провалилась в тяжелое забытье. Через 4 часа ей нужно было вставать на работу.

Примерно так тянулись ее дни: бессмысленные внутренние разговоры с покойным мужем, вязание, снотворные таблетки, ватный сон, работа. А потом все начиналось сначала.

Спустя несколько дней на смене, стоя за кассой, она увидела знакомое лицо. Стало даже неудобно, что она так пристально рассматривает мужчину, который держал в руках полбуханки хлеба и пачку масла.

– Здравствуйте, – сказал он, когда подошла его очередь.

– Добрый день, вам пакет нужен? – машинально спросила она.

– Нет, – ответил знакомый незнакомец. – Вы меня не узнаете?

– Ваше лицо я смутно помню, но где мы виделись – не знаю, – честно призналась она и пикнула упаковкой хлеба.

– Мы в парке как-то встретились, я с собакой гулял, – напомнил мужчина.

– Вы чего там разговариваете? Давайте очередь не задерживайте, – из-за его спины раздался неприятный женский голос.

– С вас 98 рублей, – бесстрастно, не обращая внимания на выкрики нетерпеливой покупательницы, отчеканила Нина.

– Приходите еще раз в парк, я там всегда гуляю между пятью и шестью вечера, – продолжил собачник и протянул ей 100 рублей.

– Ваши два рубля сдачи, – Нина подняла глаза, улыбнулась и слегка кивнула головой. Что это значило, было непонятно и ей самой: то ли она согласилась прийти в парк, то ли это простая вежливость с покупателем.

А он еще на пару секунд помедлил у кассы, и только потом отошел.

– Тоже мне, в вашем возрасте женихаться – только позориться, – желчно заметила следующая в очереди. – Как не стыдно-то.

Она нервно выкладывала на ленту свои незамысловатые покупки. Нина всегда смотрела на руки покупателей, до лица дело часто просто не доходило. По ним она научилась многое определять. Вот у этой дамы, например, руки были сухими с мелкими морщинками, видно, что она была лет на пять постарше Нины. На месте обручального кольца осталась едва заметная вмятина.

– Вам пакет нужен? – Нина из последних сил игнорировала хамство.

– Нужен.

– Большой или маленький?

– Что за вопросы!? Я не знаю какой, откуда я могу знать!

– Большой дороже на 3 рубля.

– Так вы мне еще и дорогущий пакет всунуть хотите? В вашем магазине кругом обман! Вечно обсчет идет на кассе! Как вам не стыдно! – покупательница сама себя накручивала.

– Женщина, прекратите, – не выдержала Нина. – Я тоже мужа потеряла, мне тоже тяжело.

На мгновение обе в упор посмотрели друг на друга.

– Давайте маленький, – мгновенно сникла покупательница, и уже совсем сдаваясь, тихо добавила:

– Мне еще пачку сигарет «Ява» золотая… Для сына, – зачем-то добавила она.

Нина молча потянулась к закрытой витрине, пикнула пачкой, а потом твердо ответила:

– Мне не стыдно. С вас 389 рублей.

«Интересно, я тоже веду себя так? Тоже пять лет свое горе на встречных-поперечных вымещаю?» – совершенно спокойно подумала Нина и вспомнила, что зачем-то перегнула палку с Семёнычем, который вызвался ее провожать.